Альбина».

Владимир Александрович, не заполняя необходимых реквизитов — режим секретности должен соблюдаться свято… по мере возможности, — убрал листок обратно в папку. Пройдя на кухню, взял из-под крахмальной салфетки свежий бублик и, не удержавшись, принялся его жевать. Аккуратно подошел к окну — гость задерживался.

Кухонное окно расположенной на втором этаже квартиры выходило на внутренний, проходной дворик — подходы просматривались идеально, нежелательный сопровождающий не смог бы остаться незамеченным — а ему, в свою очередь, не просто было бы определить, в какой из укрытых за причудливыми изломами стен парадных скрыло объект. Покинуть квартиру можно было тремя путями.

Виноградов в очередной раз мысленно поблагодарил архитектора старинного доходного дома — со слов хозяина, энергичного пенсионера-следователя довоенной закалки, эта квартира использовалась для конспиративных встреч еще тузами царской сыскной полиции…

Из полумрака арки возникла знакомая фигура. Уверенной, в меру торопливой походкой возвращающегося домой горожанина гость пересек дворик, оставляя на свежем снегу цепочку крупных, внушающих уважение следов. Хлопнула дверь — Виноградов знал, что, стоя сейчас в полумраке противоположной парадной, мужчина дотошно вчитывался в список жильцов… Сквозь матовое стекло ему видно — «хвоста» нет. Теперь он поднимает глаза на окна виноградовской «квартиры», убеждается в отсутствии тревожного сигнала… Владимир Александрович пошел к двери — ее положено открывать заранее…

— Чай — это хорошо! — Игорь Чистяков, перегнувшись через поручень кресла, подтянул к себе необъятную спортивную сумку, которую минуту назад поставил на пол. — На! И это — туда же…

Из матерчатого чрева появились маняще красивая банка «Липтона» и пластиковый рулончик немецкого печенья.

— А это — тебе, Володя, лично. К Новому году.

Виноградов присвистнул — в руке Чистякова матово чернела бутылка «Наполеона».

— Спасибо.

— Ерунда. Не стоит.

— Может — плюнуть на все, к вам податься? — Владимир Александрович не переставал удивляться происшедшей с Игорем перемене — уверенный в себе, даже немного барственный. А одет-то, одет… Только пуховик стоит полугодовой оперской зарплаты.

Да-а… Не похож он на того Чистякова — из первой их, двухлетней давности, встречи. Совсем не похож.

— Возьмем. У нас на умных — дефицит. Здоровых много — а с мозгами мало.

— Ладно тебе. — Виноградов достал из серванта рюмки и бутылку армянского коньяка. Плеснул. — Не за рулем?

— Пока нет. — По тону Чистякова было понятно, что после нескольких месяцев в рэкете мысль о приобретении собственного автомобиля уже не кажется ему фантастической. — За нее!

— За удачу! Чтоб у нас все было — и нам за это ничего не было. — Виноградов выпил и прокомментировал: — Фольклор. Милицейско-торгашеский… Кстати, об умных. Что насчет Мастера?

— Мне через Строганова не перелезть, Мастер только с ним контачит — я уже писал об этом.

— Напрямую — никак?

— Никак.

— Жаль…

— Уберите Строганова. — Чистяков сказал это уж чересчур сразу и равнодушно. Интересно, подумал Виноградов, что для него важнее — подняться на ступеньку ближе к кормушке или красиво выполнить задание опера?

— Вот по этому поводу я тебя и пригласил…

— Алле, кто это?

— Виноградов.

— О, а я тебя и не узнал. Богатый будешь.

— Спасибо, товарищ полковник.

— Извини, брат, что по домашнему телефону, — голос начальника оперативно-розыскного бюро рокотал озабоченно и глуховато, — но надо бы повидаться.

— А где вы?

— Да через пару минут буду у твоей парадной. Спускайся к машине…

Ждать не пришлось — «шестерка» полковника уже остывала на асфальтовой дорожке.

— Залезай.

— Добрый вечер.

— Здравствуй… Значит — слушай. Ты был прав — это Ценяев.

— Точно? — Перед глазами Виноградова возникло отечное, предпенсионное лицо, не первой свежести китель с майорскими погонами. — Значит, все-таки секретчик Управления?

— Точно. Обрадуй своего шефа: «крыса» не из Морского отдела. Больше ничего не говори — он опер, поймет.

— Ничего себе — обрадуй! Вся «сеть» транспортной милиции… Но почему только — мои?

— Мои! Твои! Откуда мы знаем — может, он всех сдал, от Мурманска до Пскова… Просто заказчика сейчас интересуют твои. Ладно. «Крот» по вашим учетам не проходит — тут все чисто…

— А Альбина? Я ее меньше года назад сделал.

— Значит, считай — засвечена. Короче, давай работай по Строганову. Сделаешь — мы этой сволочью канцелярской займемся, мать его!

Подписывая учетный документ на нового виноградовского человека, начальник морского отдела только удивленно хмыкнул:

— Ну вы даете, Владимир Александрович… Бог с вами, хозяин — барин. Взрослый человек, знаете, что делаете.

На типографском бланке с грифом «Секретно» были выписаны полные установочные данные Строганова. Псевдоним ему присвоили — Ветеран…

Чистяков и молодой боец — при взгляде на него Игорь до сих пор вспоминал их первую встречу и хруст собственного ребра под ударом кованого ботинка — сидели на аккуратной лавочке среди окружавших безликий подъезд хрущевской пятиэтажки сугробов.

— Снегу навалило… — лениво бросил Чистяков.

— Снегу… Зад примерзает — вот что. Скоро они там?

— Это для Машки время — деньги. А на его месте я бы тоже не торопился.

— А ты что, Чистяк, на его месте не был? — удивленно ухмыльнулся молодой.

— За деньги — конечно нет. Это ж совсем другое дело! Я их — только по большой чистой любви… Как думаешь — любят они меня?

— Любят! — по-жеребячьи всхрапнул собеседник. — Они нас всех любят!

— Внимание! — напрягся Чистяков.

На расчищенную от снега дорожку вывалился массивный краснолицый финн в полузастегнутой куртке. Беспорядочно слипшиеся бесцветные волосы, криво сидящая новая кроличья шапка с магазинным ярлыком… В одной руке он нес черный пластиковый «дипломат», а другой безуспешно пытался отпихнуть от себя миниатюрную черноволосую девицу — чуть более трезвую, чем он.

— Мальчики! Не платит!

— Совсем? — На такой крик души нельзя было не отреагировать.

— За шапку — дал, а за это… — девица обреченно махнула куда-то вниз живота, — …ни хрена. Сволочь! Чухна!

Чистяков огляделся: поблизости никого не было, только таксист-«отстойщик» в своей машине сосредоточенно смотрел в никуда из-за руля.

— Ю хев ту пэй, френд. — Чистяков вежливо улыбнулся иностранцу, жестом прокомментировав: надо заплатить.

Но иностранец мысленно был уже в теплом салоне такси. Не удостаивая Чистякова взглядом, он могучей лапой лесоруба отодвинул его в сугроб — и внезапно выгнулся от страшного удара в позвоночник. Рухнувшее в снег тело несколько раз дернулось от пинков.

— Хау а ю, френд? — заботливо склонился над финном Чистяков.

— Тоуариш… тоуариш рэкит… — трезвея, прохрипел иностранный гость. Правая рука его нашаривала «дипломат», подтянула к себе. — Пли-из.

Чистяков извлек из бумажника толстую пачку купюр, отделил две по пятьсот марок:

— Леди.

Затем вынул пятьдесят марок:

— Такси.

Оставшиеся деньги сунул себе в карман:

— Штраф.

…Когда такси исчезло за поворотом, Машка обиженно сплюнула:

— Хоть бы спасибо сказал… гад.

— Так к чему весь этот базар, Мастер?

Строганов обращался к человеку, одинаково хорошо известному и авторитетному как в сфере организованной экономической преступности, так и в кругах крутого рэкета.

Вид у Михаила Степаненко был под стать репутации. Кряжистый, широкий в кости сорокалетний мужчина с глубоко посаженными бесцветными глазами и распластанным носом боксера. Двухсотграммовая золотая цепь на шее и массивный перстень с бриллиантом… Многие обманывались, воспринимая его как безвкусную пародию на средней руки мафиози времен американского сухого закона.

В качестве персонажа для серьезного детективного повествования Степаненко не подходил — слишком уж нарочитыми, надуманными были перипетии его подлинной биографии… Даже великий автор авантюрных романов Валентин Саввич Пикуль не решился бы, наверное, вывести его на своих страницах. Впрочем… Мать одного из прекрасных писателей-маринистов, по национальности, внешности и фамилии — немка, проработала судебным исполнителем в блокадном Ленинграде. Немка! Нарочно не придумаешь…