Тедис сознавал, что опять им движут чувства, необоснованные и недоказуемые подозрения, а они-то и есть наибольшее зло при ведении следствия по уголовному делу. Если ему не удастся обуздать фантазию, приучить себя рассуждать бесстрастно и освободиться от абсолютно ненужной сентиментальности, то ему до самой пенсии пребывать в «детсаде», где такой чувствительный дядя будет очень по душе несовершеннолетним нарушителям...

В кабинет вошел дежурный сержант.

— Разрешите?.. Вот этот гражданин вас ищет, товарищ старший инспектор. По неотложному делу.

— Не такое уж оно срочное, это дело, просто подумал, что смогу быть вам полезен, — сказал директор комиссионного магазина Имант Гринцитис.

Не дождавшись приглашения, он прошел мимо сержанта и поклонился. По случаю официального визита он, невзирая на летний зной, был в застегнутом на все пуговицы темно-коричневом пиджаке. Из бокового кармана Гринцитис извлек конверт и протянул его Селецкису.

— Пришло с вечерней почтой, и мне почему-то показалось, что это письмо надо сдать в милицию. Ходят слухи, что Мендерис арестован. Это правда?

— Благодарю, — сказал Селецкис и положил письмо на стол. — Поскольку письмо не заказное, обойдемся без квитанции, я полагаю... Вы хотите сообщить что-либо важное, что может помочь следствию?

— Я право не знаю, — смутился Гринцитис. — Может, у вас есть какие-нибудь вопросы ко мне?

— Если возникнут, мы вас вызовем. Всего наилучшего!

Гринцитис подал было на прощанье руку, но, заметив неприязненное выражение лица старшего инспектора, передумал.

— Отчего ты с ним так неприветлив? — спросил Яункалн. — Вчера мне показалось, вы с ним хорошие знакомые.

— Так уж оно есть с этой всенародной поддержкой. Теоретически нам трудно работать без помощи самых широких слоев населения. Но по собственной инициативе со своими наблюдениями чаще всего приходят всякие сплетники или же люди, желающие извлечь для себя таким образом какую-то пользу.

— Имант Гринцитис не похож на сплетника.

— Значит, у него на уме еще что-то. Быть может, его заботит репутация магазина, — ответил Селецкис и посмотрел конверт на свет. — Не распечатывался, это видно и без экспертизы. Вчера поздно вечером отправлено из центра Вентспилса.

Он разрезал ножницами конверт и пинцетом извлек оттуда исписанный листок бумаги. Прочитал, покачал головой и протянул письмо Яункалну.

Что-то было в этом письме ненастоящее, но что именно? Яункалн принес заявление Румбиниека об утере паспорта и положил рядом. Почерк тот же самый. Многословие можно было счесть возрастной чертой характера. Однако более всего смущало то, что письмо отвечало почти на все вопросы. Оно, казалось, было сочинено специально для того, чтобы милиции было легче расследовать дело. Но разве в жизни так не случается?

Полковник Кашис сразу уловил суть проблемы. Письмо Румбиниека осложняло, а отнюдь не упрощало вопрос о причине внезапной смерти пенсионера.

— Эмиль Мендерис ведь готов признать свое участие в афере с «Сикурами». Зачем ему было убирать опасного свидетеля? И еще одно неясное обстоятельство. Единственный яд, действующий сразу после введения, — эта знаменитый цианистый калий, но у него выраженный запах горького миндаля. Позвонил в морг — инъекция отпадает, нигде нет ни малейшего следа от иглы. Производные дигиталиса дают смертельный исход лишь через шестнадцать часов. Вероятность эта не исключена, однако она опрокидывает все наши расчеты времени. Я уж начал думать, что он умер естественной смертью, но тут откопал в вашей библиотеке учебник по фармакологии. Старенький, зато обстоятельный, даже с примерами из древнегреческой мифологии. На шестьсот одиннадцатой странице я обнаружил сведения об аконитине — алкалоиде растения аконит. Оказывается, фирма «Мерк» производит препарат «aconitinum crystallisatum», растворимый в спирте. Достаточно пяти миллиграммов, чтобы через три часа наступил паралич сердца.

— Значит, Румбиниек принял его до восьми часов. Но в это время Мендерис был еще в Ужаве или по пути оттуда, — задумчиво проговорил Селецкис.

— По его собственному утверждению, — заметал Кашис, — нами еще не проверенному.

— Шофер с молоковоза будет у меня завтра утром. Как только придет на работу. Вчера по этой трассе ездил только Филарет Воскобойников.

— Не козыряйте редкими именами, они не оправдывают недостаток оперативности! — полковник был не в духе. — Трупный материал самолетом отправлен в Ригу на исследование, там обещали работать всю ночь, если потребуется, и прислать нам заключение по телетайпу. Я и для вас двоих приготовил незаконную сверхурочную работу. Вам известен некто по прозвищу Чип?

— Настоящее имя Дзинтар Вульф, — подсказал Яункалн.

— Есть у нас в Вентспилсе такой спекулянт по морской части, — безразличным тоном отозвался Селецкис. — На учете у инспектора Дрейманиса.

— Ваш инспектор знает о нем меньше, чем моя теща, у которой из-за этого Чипа даже температура подскочила. К вашему сведению, он сегодня дважды побывал в парадном, где квартира Румбиниека, и смылся при виде милицейских машин. Даже если не верить моей теще, которая считает, что убийца обязательно возвращается на место преступления, все равно надо бы за этого типа взяться покрепче. Он получает от моряков подозрительно легкие для их размера свертки, которые переправляет дальше через посредничество несовершеннолетних... Одним словом, ясно?

— Ясно! — словно эхо отозвался Яункалн. — Теперь я знаю, чем различаются эти письма. Датой! Взгляните, как она написана в заявлении и как здесь.

Он придвинул полковнику оба листка. Цифры казались написанными одинаковым почерком, но манера написания даты была разная.

В заявлении —

— На графологическую экспертизу! — отдал распоряжение Кашис. — Ну и, конечно, надо искать отпечатки пальцев.

— Графология — мое хобби, — с улыбочкой сказал Селецкис. — А то пришлось бы отсылать в Ригу.

— Да, гастроли в провинции — хлеб не из легких, — со вздохом проговорил Кашис. — А теперь пошли: Рената Зандбург и Расма Кашис ждут нас ужинать. Как там с угощением, не знаю, но то, что в саду у тещи не растет аконит, я проверял самолично.

По соображениям конспирации, входящую в плату за жилье утреннюю кормежку тетушка Зандбург перенесла на вечер, когда приготовление жарева и варева можно было взвалить на Расму. До тех пор, пока соседнюю с кухней комнатку занимал зять, она побаивалась вставать с первыми петухами. Еще застукает на прогулке, разоблачит симуляцию, разозлится, все бросит и уедет. А кто станет ловить мошенников, околпачивших бедную, неимущую лоцманскую вдову на кругленькую сумму в семьдесят пять целковых?

Расма, конечно, так рано не вставала, у полковника самый крепкий да и самый громкий сон наступал после восхода солнца. Но сегодня Тедису не хотелось отстать от Селецкиса. Он понимал, что секрет успеха старшего инспектора по части сбора информации кроется отнюдь не в сверхъестественном даре ясновидения, но в тщательной повседневной работе, которой он занимался по утрам и вечерам. Яункалн свое задание тоже решил выполнить до начала рабочего дня — пусть даже и натощак!

Дворник уже закончила поливку тротуара и была готова к исполнению роли понятой. Выразила свое согласие также и соседка Румбиниека — любопытство оказалось более сильным фактором, чем вызванные первым шоком слезы сочувствия.