– Прошу вас, – учтиво поклонился дворянин и жестом предложил проследовать за ним на другой конец моста, где виднелся дом под темной остроконечной крышей. – В трактире «Под старой шпорой» нашей беседе никто не помешает. Там в этот час мало посетителей.

Они прошли через мост и, нырнув под низкую притолоку, с которой свешивался заменявший вывеску драный ботфорт с ржавой шпорой, оказались в полутемной комнате.

– Добро пожаловать, сиятельные господа. – Неведомо откуда вынырнула бойкая служанка в чепце и переднике и принялась вытирать стол из струганых досок.

– Где хозяин, красотка? – осведомился дворянин, поправляя напудренный парик.

– Уехал в Отейль, сударь, за каплунами. Что угодно господам?

– Комнату, свечу и бутылку анжуйского. Живо! – Дворянин, поклонившись ле Kappe, указал на винтовую лестницу в углу. – Проследуем наверх.

Служанка бросила тряпку и метнулась в кладовую:

– Сейчас, благородные господа, сейчас будет вам вино и свеча.

Она провела гостей в мансарду, окно которой было закрыто ставнями, зажгла свечу на колченогом столе и побежала в погреб за вином.

Дворянин в черном предложил ле Kappe занять единственный стул, а сам без особых церемоний уселся на узкую кровать, под которой поблескивали таз и ночная ваза. Других предметов в комнате не было, если не считать, конечно, кипарисового крестика на грубо побеленной стене.

– Шевалье ле Kappe? – осведомился дворянин. – Я не ошибся?

– Да, сударь, – с достоинством наклонил голову лейтенант. – С кем имею честь?..

– Вы пришли вовремя, – словно не расслышав вопроса, выразил свое удовлетворение дворянин. – Признаться, мы ждали вас с нетерпением.

– Я жду, сударь, – напомнил ле Kappe.

Но вместо ответа дворянин вскочил с кровати, которая скрипнула всеми своими рассохшимися досками, и, подскочив к стене, сорвал с нее распятие.

– Проклятие Адонаи! – воскликнул он и совершенно спокойно возвратился на место.

– Здравствуй, брат. – Ле Kappe встал и поднял вверх левую руку, образовав указательным и большим пальцами кольцо.

– Здравствуй, брат во Люцифере, – торжественно ответствовал дворянин, повторяя тайное приветствие. – А теперь рассказывайте, ле Kappe, время не терпит. Вы и так отсутствовали слишком долго.

– Задача была не из легких, сударь… Кстати, я до сих пор не знаю, как мне именовать вас.

– Меня зовут ла Моль, шевалье.

– Рад познакомиться с вами, граф! – привстал в полупоклоне ле Kappe. – Много о вас наслышан!

– И я, шевалье, и я… Но не будем терять времени на пустые любезности! Что вам удалось узнать об этом авантюристе? Орден очень интересуется им. Вы это знаете, ле Kappe.

– Да, граф. Знаю. Тем более что вот уже скоро год, как я только этим и занимаюсь. Вчера я имел честь доложить командору…

– Забудем это, ле Kappe, забудем, – с живостью перебил его ла Моль. – Было ли у меня время расспрашивать про ваш доклад в Тампле? Не лучше ли вам будет просто ответить на мои вопросы касательно самозванного графа? Если только вы ничего не имеете против?

– Спрашивайте, господин ла Моль, я весь к вашим услугам… Только Сен-Жермен вряд ли самозванец.

– Но помилуйте, сударь! – Ла Моль развел руками и засмеялся. – Я никогда не слышал о таком графстве!

– Это верно, – согласился ле Kappe. – Такого графства нет. Но это не значит, что тот, кто носит это имя, не является человеком благородной крови. Напротив, граф, уверяю вас: это человек очень высокого происхождения.

– Вам удалось раскрыть его инкогнито?! – удивленно воскликнул ла Моль. – Это же великолепно!

– Не совсем так, граф, – несколько охладил его порыв ле Kappe.

– Но, по крайней мере, национальность?

– Одно тесно связано с другим.

– Тогда рассказывайте как знаете! Я постараюсь не мешать вам своими вопросами. Но учтите, шевалье, я умираю от любопытства.

Граф совершенно отбросил ритуальную условность и говорил с ле Kappe как светский человек со светским человеком. Лейтенант воспринял это как должное.

Служанка принесла вино в пыльной бутылке.

– Что ж, дорогой граф… – Ле Kappe наполнил бокалы анжуйским и встал, приглашая ла Моля присоединиться. – Я менее всех расположен мучить вас… Не угодно ли?

Они стоя чокнулись и, пригубив вино, возвратились на свои места.

– Он действительно сказочно богат? – не выдержал ла Моль.

– Во всяком случае, он не знает нужды в деньгах. – Ле Kappe допил свой бокал и потянулся за бутылкой. – Поэтому не выгоды ищет он, когда прибегает ко всякого рода мистификациям. Да, дорогой ла Моль, дело обстоит именно так, чтобы ни болтали в свете его завистники. И он, повторяю, не самозванец, а действительно принадлежит к знатному роду.

– Весь вопрос: к какому?!

– Да, – согласился ле Kappe. – Это серьезный вопрос. Но, уверяю вас, у него есть веские причины скрывать свое происхождение.

– И национальность, шевалье?

– Я же сказал, что одно связано с другим. Впрочем, последнюю ему вовсе не надобно скрывать. Достаточно одного умолчания. Ведь он без всякого акцента говорит на многих языках. Он всюду выставляет себя как иностранец, хотя в Париже его без труда можно принять за француза, во Флоренции или Риме – за итальянца, в Петербурге – за русского. Но он обожает, разъезжая по свету, менять имена. Чуть ли не на каждой почтовой станции… В Генуе и Ливорно он назвался русским графом Салтыковым, в Голштинии и Гессене выдал себя за испанского гранда.

– Вы настаиваете на этом слове – «выдал»? – подчеркнуто акцентировал ла Моль.

– Простите, граф? – не понял ле Kappe.

– Суть в том, что многие полагали, будто бы он в действительности испанец: незаконный сын испанской королевы Марии и неведомого красавца простолюдина.

– Очередная легенда о Сен-Жермене! – отмахнулся ле Kappe. – И менее всего претендующая на то, чтобы оказаться правдой.

– Вы полагаете, шевалье?

– Уверяю вас, граф.

– Где же тогда истина?

– В поисках ее я и убил столько времени и сил.

– Я весь внимание, шевалье!

– Мне удалось установить, милый ла Моль… – Лейтенант медленно выцедил вино. – Да, мне удалось установить, что он сын венгерского князя Ференца Ракоци, поднявшего народное восстание против австрийской ветви Габсбургов!.. Как вам это понравится, граф?

– Невероятно! – прошептал пораженный ла Моль. – Этого я меньше всего мог ожидать.

– И тем не менее именно это и есть истина. Если, конечно, она вообще возможна там, где прошел Сен-Жермен.

– Расскажите подробнее!

– Родился он 28 мая 1696 года и был наречен Леопольдом-Георгом, по-венгерски Липот-Дердь. Но через четыре года вдруг было объявлено о кончине малолетнего сына князя Ференца…

– И что?

– Это было ложное известие, сударь. Наследник Ракоци был жив и здоров. Его укрыли в надежном месте, отдали под надзор верных, испытанных друзей. Ференц Ракоци, которого самого чуть не отправили в детстве на тот свет, сделал все, чтобы обезопасить сына, оградить его от наемных убийц.

– Да, на это у него были основания, – прошептал ла Моль.

– Еще бы! Особенно если учесть, что год спустя после мнимой кончины сына князь и княгиня были арестованы.

– Все это выглядит достаточно убедительно. – Ла Моль потянулся к столу поставить бокал. – Вы, конечно, располагаете доказательствами?

– Несомненно. Если вы знаете, у Ракоци после Леопольда-Георга было еще трое детей – два сына и дочь.

Граф молча кивнул.

– Так вот, в его завещании были упомянуты четверо! Черным по белому князь Ференц написал, что поручил старшего сына заботам друзей.

– И сказано, каких именно?

– Герцога Бурбонского, герцога де Мейна, графа Шарлеруа и… – ле Kappe сделал небольшую паузу: – И… графа Тулузского.

– Что? Графа Тулузского? Чародея и ясновидца, который исчез при загадочных обстоятельствах?

– Именно так, милый ла Моль! Чародея и ясновидца… Добавьте к этому еще и наследника тулузских графов Раймундов…

– Замечательно, ле Kappe! Это заставляет нас на многое взглянуть иными глазами… Недаром же сей загадочный Сен-Жермен особенно выделял из своих знакомых именно этих четырех!