Она подтвердила сделанное им открытие. «Без мускатного ореха нет вкусного краба» – гласит старая гастрономическая поговорка ларошельского побережья. А ведь в Голдсборо по неизвестной причине остались во время отплытия «Бесстрашного» торговец пряностями и его раб-караиб.

Внезапно внимание присутствующих обратилось в две разные стороны, к двум одновременно происходящим событиям, В один и тот же миг половина голов повернулась к опушке леса, где появился монах в коричневой рясе, неся на голове индейское каноэ, другая половина – к рейду, где плыла шлюпка водоизмещением тонн этак в тридцать.

– Это брат Марк, капуцин из Сент-Обена на реке Сент-Круа, – воскликнул Виль д'Авре, указывая на монаха. – А вот Гран Фонтен, – заключил он, кивнув в сторону моря.

За Гран Фонтеном закрепилось прозвище Большой Лес, из-за окружавшей его оброчный округ великолепной, почти бескрайней дубовой рощи, где он и проводил большую часть своей жизни. Этот великан вел убогое существование, изредка продавая немного пушнины, но главное – он был заядлым охотником и рыболовом, что вовсе не поправляло его дел.

Бесцеремонно отпихивая, отталкивая локтями людей в переполненной шлюпке, он ступил на берег, и, узнав де Пейрака, закричал издалека:

– Пороги в устье реки Святого Иоанна покорены, и сделали это французы, да еще в кружевах – квебекские красавчики. Но их преследовали англичане; так эти остолопы допустили, чтобы на них напали с тыла. А теперь англичане заперли вход в реку, и я не могу вернуться домой. Вот прибыл к вам за подмогой.

Он шел впереди, а за ним двигалась разношерстная компания, которая высадилась из шлюпки. Несколько крепко сбитых акадийцев, группа женщин и детей, явно англичан или голландцев, индейцы-малеситы или мик-маки в своих вышитых островерхих колпаках; на общем фоне выделялась клетчатая юбочка шотландца Кромли, которого граф когда-то послал в иностранные поселения Французского залива, предупреждая об опасности.

– Да, – повторил, приблизясь, Большой Лес, – этот остолоп губернатор совершил невероятное и заслужил, чтобы перед ним сняли шляпу, но из-за него мы все влипли…

– О ком вы говорите, сударь? – спросил маркиз Виль д'Авре, выпрямляясь во весь рост, чтобы выглядеть поимпозантней.

– А, вы здесь, – сказал, заметив его, Большой Лес. – Вам удалось пройти… из Джемсега? И вы пошли пешком через лес?

– Мне всегда удается пройти там, где я хочу, – вскричал фальцетом разъяренный губернатор, – и вы скоро узнаете, что мне всегда удается настичь нахалов вроде вас…

– Не сердитесь, – попросил Большой Лес, все-таки слегка сконфуженный, – я же сказал: вы заслуживаете, чтобы перед вами сняли шляпу за это плавание из устья вверх по порогам.

Он засопел и провел рукавом из буйволиной кожи под мокрым носом.

– В конце концов, мы все и вправду очутились из-за вас в затруднительном положении – англичане вьются вокруг, как осы. Лучше бы вы убежали от них, лавируя в Заливе, чем вот так заходить в реку…

– Это был единственный способ спасти мой ценный груз…

– Вот-вот, – усмехнулся один из вновь прибывших. – Можно себе представить. Конечно, ценный – сколько вы мехов награбили, ободрали нас как липку.

– Я ничего у вас не награбил, как вы изволили выразиться, господин Дефур, – возопил губернатор, – по той простой причине, что когда я явился в ваш поселок, там ни одной собаки не было…

– Ну, собака-то как раз была.

– А кроме нее? – прорычал Виль д'Авре, брызгая слюной от ярости. – Все четверо господ Дефур развлекались на природе вместо того, чтобы, как подобает подданным Его Величества, достойно принять его представителя, то есть МЕНЯ! А один из них, убегая, умудрился еще склонить к дезертирству шестерых солдат из форта Сент-Мари и явиться с ними к господину де Пейраку.

– Ну, так вы должны быть довольны, поскольку господин де Пейрак сослужит вам службу. Приведя их сюда, мы пошли навстречу вашим пожеланиям. И вот благодарность…

Оба брата Дефур удивительно походили друг на друга, только младший, который только что приплыл, был еще выше и еще шире в плечах, чем старший. Виль д'Авре мрачно посмотрел на них.

– Ну что ж, будем надеяться, что в скором времени здесь окажутся все четыре негодяя и я смогу заковать их всех в цепи и под надежной охраной отправить в Квебек.

Оба брата и Большой Лес разразились громким нахальным смехом, а мик-маки, все – кровные родственники или братья, оглушительно вторили им.

Большой Лес вытащил из кармана огромный крестьянский носовой платок и стал вытирать слезы, навернувшиеся на глаза от смеха.

– Вы, господин губернатор, здесь не на французской территории. Голдсборо – нейтральное королевство, а мы – при нем.

– Нейтральное королевство! – повторил губернатор, выпучив глаза. – Что я слышу? Это мятеж!.. Бунт против Королевской лилии!..

Жоффрей де Пейрак тем временем потерял к ссоре всякий интерес. Губернатор Акадии славился своими распрями с населением управляемых им территорий, распрями, которые возобновлялись в одних и тех же выражениях при каждом его ежегодном визите.

Граф коротко переговорил с шотландцем и беженцами из английских и голландских факторий – Кромли вывез их скорее из предосторожности, чем перед реальной угрозой войны с индейцами. В конце концов выяснилось, что колонистов-иностранцев, живущих на берегах Французского залива, гораздо более волновало поведение Фипса, их соотечественника из Бостона, нежели действия французов, и они воспользовались оказией, чтобы переждать в Голдсборо, пока не поулягутся страсти в устье реки Святого Иоанна. Шлюпка с акадийцами, оказавшаяся поблизости, охотно приняла их к себе на борт.

– Передохните пока, – сказал им Пейрак, представив их преподобному Пэтриджу, мисс Пиджон и англичанам, спасшимся из залива Массачусетс. – Через несколько дней вы сможете вернуться домой. Старый вождь Скудун держит своих индейцев в руках, и, чтобы его успокоить, я сам отправлюсь к нему.

– Именно от его имени я пришел к вам с этой ветвью, – сообщил подошедший тем временем монах в коричневой рясе.

Он протянул Пейраку кожаный шнурок с нанизанными на него раковинами.

– Скудун призвал меня к себе в селение Метудик, чтобы послать к вам. Эти квебекские господа просят его повести из Джемсега индейских воинов против англичан. Он еще не принял решения и посылает вам вот это.

– Только одна ветвь!

Пейрак перебирал связку ракушек на ладони и размышлял. Послание было весьма скромным. Оно могло означать:

«Что я должен делать? Я жду», равно как и «Примите это в знак моего уважения, прежде чем я начну военные действия, но я буду действовать по моему разумению».

– Вы видели послание, отец мой, что вы об этом думаете? – поинтересовался Пейрак, обернувшись к капуцину.

– Он не двинется с места, не узнав вашего мнения. Однако же он повелел начать некоторые военные приготовления, чтобы угодить тем господам, чьим кораблям угрожают англичане.

В речах капуцина сквозило безразличие. Чувствовалось, что исход переговоров его мало волновал. Он был молод, безбород; лицо его, энергичное и привлекательное, сильно загорело; ветер растрепал его волосы, рясу он подоткнул за веревочный пояс, обувью ему служили мокасины. Было в нем что-то – хотя он и принял сан и мог служить обедню – отчего его звали братом Марком, словно послушника.

– Вам на редкость повезло, что именно вас Скудун послал продираться сквозь лесную чащу, – резко бросил ему Виль д'Авре, – вам же это нравится гораздо больше, чем читать «Отче наш». А так вы смогли вытворять бог весть что на стремнинах реки Святого Иоанна, Сент-Круа и даже Медукснакеаг. Сколько раз ваша лодка переворачивалась вам на голову? Сколько раз вы пускали пузыри в водоворотах и бурунах у скал?.. У этой молодежи на уме только безумные подвиги в пучинах, эта страна их сводит с ума, – воззвал он к Анжелике. – Посмотрите на этого монаха. Он поражает даже индейцев той отвагой, с какой покоряет все реки, считающиеся непроходимыми и опасными. Вы полагаете, он думает о служении Господу, ради чего он и был послан сюда?.. Ничего подобного… А мой Александр? Мои родственники доверили мне его, чтобы я сделал из него настоящего дворянина, а не дикаря, который только и мечтает, как бы ему проплыть по реке против течения со скоростью десяти рысаков, как в прошлом году на Малом Кодиаке. А в этом году ему уже понадобилось устье реки Святого Иоанна…