– Значит, вам все известно о молодом протестанте, который взял на себя заботу о несчастной женщине и помог ей спасти ребенка?

– Да… и он часто повторял… Это судьба. Такие узы…

Нужно смириться и понять: они даются нам, чтобы мы осознали свое единство на земле, невзирая на различия в положении и религии.

Абигель улыбнулась.

– Вы знаете Габриэля Берна. Под воздействием гнева он порой забывает о своих благих намерениях… Но он отходчив. Я уверена, что он питает к господину де Пейраку истинное уважение, более того – он им восхищается… О глубине» наших чувств свидетельствует наше беспокойство за вашу судьбу. Мы так встревожились, когда осенью зверобой Мопертюи вернулся с лошадьми и рассказал о том, как вы сражались с ирокезами, пожертвовали фортом Катарунк и частью продовольствия, чтобы избежать их мести, и были вынуждены уйти еще глубже в леса. Многие говорили: «Мы их больше никогда не увидим»… Мы тогда волновались за вас больше, чем за себя самих…

– А у вас наверняка зима была суровой.

– Суровой… верно! Шел снег. Берег был белым, а море черным и бурным, но не замерзало. Нам удалось сохранить связь с соседями. Несмотря на штормы, мы успешно торговали с французами из Порт-Руаяля и англичанами из Салема и Портленда. И все же человек чувствует себя одиноким и слабым, когда у берегов Америки дует северный ветер. Но теперь лето, и мы пожинаем плоды наших усилий и трудов… и наслаждаемся свободой, которую вы нам столь великодушно даровали.

Каждое слово Абигель было бальзамом для сердца Анжелики. Она не сомневалась в искренности подруги и отгоняла свои горькие мысли, чтобы не отравлять сладость этих мгновений и почерпнуть в беседе с Абигель столь необходимые ей силы. Анжелика рассказывала о Жоффрее, вспоминала, как он повел себя при набеге ирокезов, а затем в форте Вапассу, помогая всем, кто был рядом.

– Как можно не любить такого мужчину! Вскоре подруги заснули безмятежным детским сном. В середине ночи заплакала маленькая Элизабет. Анжелика встала и подала ее матери. Пока малышка сосала грудь, Анжелика, сдерживая опасения, пошла посмотреть, жив ли котенок. Она его не обнаружила. Он переменил место и забрался на кресло с мягкой подушкой, посчитав, видимо, что тяжелобольной имеет право на нечто большее, нежели жалкий квадратик пола.

Котенок жадно вылакал молоко, которое Анжелика ему принесла.

– Мне кажется, он выживет, – радостно сообщила она Абигель.

– Какое счастье! Как приятно снова видеть вашу улыбку.

Перед тем как лечь, Анжелика взяла на руки малышку Элизабет и стала ее баюкать, расхаживая по комнате и вполголоса напевая.

Она остановилась перед открытым окном. Луна, низко стоящая над горизонтом, излучала молочно-белый волшебный свет и походила на жемчужную камею на пепельно-сером небе. От этой картины веяло неизъяснимым покоем.

С улыбкой умиления Анжелика смотрела на маленькое личико девочки, лежащей у нее на руках. Ее безмятежность была сродни умиротворению этой ночи.

Анжелика мечтала, глядя на море: «Мне бы хотелось иметь от него еще одного ребенка… Какое безумие! Но это так!» Она покрыла поцелуями лобик младенца.

Темная густая листва тихо шелестела за окном, напевая свою нежную песню.

Внезапно ночную тишину прорезало мрачное рыдание, перешедшее в жуткий протяжный крик.

Крик! Как в тот раз. Кричали где-то рядом. Анжелика отпрянула от окна, прижимая к себе ребенка. Ее охватила ледяная дрожь, – Что это? – Абигель села в кровати. – Кто так кричал?

– Не знаю.

– Никогда не слышала такого крика.

– ч А я слышала однажды… Может быть, это дикий зверь?

– Закройте окно, – попросила Абигель.

Анжелика отдала ей девочку и потянула на себя ставень, не осмеливаясь вглядываться в темноту. Она заложила ставень железной перекладиной.

– Кто все-таки мог так кричать? – повторила Абигель. – Словно чья-то горемычная душа жалуется на свои страдания…

В детстве подруги слышали много старинных поверий, которыми так богаты французские провинции: истории об оборотнях, о козлоногом дьяволе, драконе, химере, о проклятых безутешных душах.

Анжелика считала, что на новой земле Америки нужно избавляться от дедовских суеверий. Здесь им приходилось преодолевать более осязаемые опасности. К тому же Анжелика не хотела рассказывать Абигель о своих опасениях, о некоторых необъяснимых происшествиях и пугать ее предположениями о том, что некто неизвестный и таинственный пытается причинить им вред. Когда женщины снова проснулись, солнце, видимо, было уже высоко. В закрытой со всех сторон комнате было жарко.

Анжелике почудилось, что совсем рядом, за окном люди о чем-то спорят.

Казалось, что в саду возле дома собралась целая толпа.

Анжелика встала, не совсем проснувшись, неверными шагами подошла к окну, открыла ставень и очутилась нос к носу с мужчиной в полотняной шапочке. Рядом стоял мужчина в шапке из меха и много женщин, среди которых была соседка Абигель Бертилья.

– Что вы делаете в саду госпожи Берн? – спросила Анжелика. – И почему вы так взволнованы?..

– Еще бы нам не волноваться, – желчно проговорила Бертилья, – вы с вашими гнусными опытами уморили мою свинью… Свинью, которая обошлась нам в целое состояние! Ну, раз здесь замешаны вы, госпожа де Пейрак, никто ничего не скажет! Нам останется только смириться с нашей потерей…

– Не будьте столь агрессивны, Бертилья, и объясните наконец, в чем дело, какой ущерб я вам причинила?

– Вы убили мою свинью, – повторила молодая женщина.

Все разглядывали что-то внизу, под окном. Наклонившись, Анжелика увидела на земле розовую тушу: это была свинья Рамберов, лежащая неподвижно, будто мертвая.

– Что с ней случилось?

– Ваша свинья ела все подряд, – заметил Эрве Ле Галь, – она, наверное, проглотила какие-нибудь колючки.

– Нет, – сварливо и упрямо возразила Бертилья, – я знаю, что говорю. Вчера вечером я видела, как госпожа де Пейрак выбросила что-то в окно, а сегодня на этом месте находят сдохшую свинью.

– Я вылила отвар, – объяснила Анжелика, – Она не могла его выпить.

– Она могла съесть коренья, пропитавшиеся вашим отваром.

– Но говорю же вам, он был совершенно безвреден.

– Так почему же вы его вылили?

– Отвар был уже несвежий, но в любом случае от него не могло быть никакого вреда.

– А почему ваша свинья всегда рылась в соседских огородах? – вопросил сосед в полотняной шапочке. – Не далее как вчера она копалась в моих кукурузных грядках.

– Вы что, предлагаете нам держать ее на привязи? – возмутился мужчина в меховой шапке.

Это был супруг Бертильи, бывший муж бедной Женни Маниго, Жермен Рамбер. Анжелика его не узнала. Небритым, обветренным лицом он походил на зверобоя.

Вежливо, но настойчиво Анжелика попросила всех покинуть сад Бернов и пойти спорить в другое место, предварительно приведя в порядок участок. Жермен Рамбер попросил помочь ему сделать носилки, чтобы перенести свинью, которая весила не менее двухсот фунтов.

– Для них это просто катастрофа! – вздохнула Абигель, когда узнала о том, что случилось. – Они купили эту свинью у французов из Порт-Руаяля за набор шкурок и, несколько луидоров, которые Жермен привез из Ла-Рошели. Тем самым они обеспечили себя пропитанием на всю зиму, и им не нужно было бы просить помощи у общины. Эта семья живет отдельно от всех и не хочет ни с кем иметь дело. Жермен охотится. Он предпочитает торговать мехами вместе с дикарями, нежели работать на колонию. Семья Маниго его совсем не видит…

Чуть позже Бертилья появилась снова с маленьким Шарлем-Анри на руках. Было видно, что она пришла не по, своей воле, а по принуждению. Она нелюбезно спросила у Анжелики, может ли она подтвердить, что отвар не содержит яда. В таком случае, при всей необъяснимости гибели животного, вероятно, можно было бы спасти окорока и покоптить их, если уж не удалось забить свинью по всем правилам и приготовить из ее мяса сосиски и кровяную колбасу.