Анжелика рассмеялась:

– Какая страстная обвинительная речь! Но вы преувеличиваете, моя дорогая!

– Нет, – упрямо возразила Амбруазина. – Вы наделены даром внушать любовь, может быть, оттого, что умеете воспринимать чужое чувство, умеете любить? Я бы все отдала, лишь бы научиться этому!

– Разве сложно, например, научиться любить жизнь? – серьезно спросила Анжелика.

Теперь она понимала, что в душе этой красивой, одаренной женщины живет глубокое отчаяние.

– Разве в этом заключается дар любви? – задумчиво переспросила Амбруазина. – Нет, все не так просто…

Она погладила загоревшее на морском солнце плечо Анжелики.

– У вас прекрасное тело, вот в чем секрет. Вы воспринимаете окружающее не только сердцем, но и всей плотью: счастье и беду, солнце, птиц в небе, блеск морской воды, все, что может с вами произойти завтра… С радостью вы встречаете и отдаете любовь…

– Что вам мешает делать то же самое?

– Что мне мешает?

Амбруазина почти прокричала эти слова. Широко раскрытыми глазами она словно заглядывала себе в душу, и не находила там ничего, кроме отчаянья. Горькие складки вокруг ее рта обернулись на миг глубокими морщинами, обезобразив лицо и превратив ее в уродливую старуху.

– Оставьте меня, – воскликнула она, отталкивая руку Анжелики. – Оставьте меня, пора, наконец, свести счеты с этой жизнью! Надо было сделать это сегодня ночью…

– Сегодня ночью?

– Нет, нет, – в каком-то лихорадочном безумии проговорила Амбруазина, – довольно об этом. Я покончу с собой, и все…

– Господь осуждает такие поступки. Вы столь благочестивы…

– Благочестива! Да, я знаю. Мне ведь нужно чем-то жить, если почти все во мне мертво. Вот я и нашла отдушину: молитвы, набожность, деятельность на благо церкви. Вы смеетесь надо мной, над моей религиозностью, не так ли? Конечно, вам подвластно все, вам не понять…

– Что, Амбруазина?

– Нет! Нет! Я вам никогда не скажу! Вы не поймете!

– Почему вы так думаете?

Анжелика обняла Амбруазину де Модрибур, которая конвульсивно вздрагивала. Казалось, она вот-вот бросится на пол в приступе отчаяния. Вырываясь из рук Анжелики, она забыла о том, что на ней почти нет никакой одежды. У Амбруазины было удивительно молодое, совершенное тело, будто у юной девственницы.

– Вы думаете, я ничего не понимаю в жизни? – спросила Анжелика. – Я видела много горя, поверьте, прошла через многие испытания.

– Нет, нет! Вы сильная… А я… Вы не можете понять, что такое быть…

– Кем, Амбруазина?

– …пятнадцатилетней девочкой, отданной похотливому старику! – крикнула Амбруазина, словно ее вырвало ядом, раздиравшим ее внутренности. Она вся сжалась, едва переводя дыхание.

– Я кричала, – прошептала она, – я кричала… Никто не пришел ко мне на помощь… Я отбивалась всю ночь… В конце концов он приказал своим слугам держать меня! И все это с благословения церкви…

Бледная, она откинулась на подушку. Пот струился по ее вискам. Вокруг прикрытых век обозначились фиолетовые круги. Она казалась полумертвой.

Анжелика вытерла пот с ее лица.

– Вы ведь никому не расскажете, – еле слышно пробормотала герцогиня.

– Никому не расскажете… что я кричала… Я была такой гордой… Чистым, восторженным, но гордым ребенком… В монастыре я превосходила своих подруг, была самой красивой, самой образованной, самой любимой. С детства я поражала богословов, математиков, которые приходили в наш монастырь только для того, чтобы поговорить со мной. Я была высокомерна с монахинями, этими невеждами… И вдруг такое унижение… Оказалось, что все мои высокие таланты ничего не стоят, не могут защитить от обычной судьбы… И я – всего лишь добыча для мужчин, и меня можно продать, заручившись благословением священников… Невзирая на мою невинность… продать погрязшему в пороке человеку, старше меня на пятьдесят пять лет.

Амбруазина замолчала, вконец обессилев. Казалось, ее сейчас вырвет. Анжелика молча поддерживала голову герцогини. Что ей ответить? Анжелика вспомнила… Для нее самой, сосватанной за глаза, все могло обернуться таким же кошмаром и унижением. Но в Тулузе ее ждал Жоффрей де Пейрак, и между проданной юной девушкой и купившим ее знатным вельможей родилась необыкновенная, страстная любовь.

Однажды герцог де Модрибур приехал в Тулузу, чтобы узнать секрет превращения неблагородных металлов в золото, но граф отказался его принять из-за его дурной репутации. И этому презренному старцу досталась Амбруазина…

Занималась заря. Забрезжил неясный свет, разгоняя ночную тьму и растворяя светящийся ореол вокруг свечи. Котенок выбрался из своего укрытия, подбежал к двери и замяукал. Анжелика встала, чтобы выпустить его.

Она открыла деревянный ставень: белый, как снег, туман по-прежнему стоял стеной. Но в комнату начал проникать запах горящих поленьев, голоса часовых, их шаги. Анжелике захотелось, чтобы перед ней появился Пиксарет в боевой алой раскраске и сказал бы со своей обычной улыбкой: «Ты моя пленница». Это и есть жизнь, их настоящая жизнь на американской земле, вдали от низости Старого Света.

Все это время Анжелика ощущала легкую тошноту. Она подошла к Амбруазине, заставила ее выпить глоток свежей воды.

Герцогиня лежала без сил, с закрытыми глазами. Однако ее голос прозвучал на удивление отчетливо и ясно:

– Я еще не простила, не смирилась. Эти воспоминания жгут меня, словно каленое железо. Моя душа мертва.

– Успокойтесь, – Анжелика нежно, как ребенка, погладила герцогиню по покрытому испариной лбу, – вы выговорились, это всегда приносит облегчение. А теперь постарайтесь не думать ни о чем, отдохните. Здесь вас никто не потревожит, не потребует у вас отчета в ваших поступках. Здесь нет свидетелей вашего прошлого. Если вы хотите еще что-нибудь рассказать, я обязательно вас выслушаю, но немного позже. А сейчас поспите.

Анжелика положила свою прохладную ладонь на утомленные глаза Амбруазины.

– Какое счастье, что я встретила вас! – вздохнула та и почти тотчас погрузилась в глубокий сон.

Глава 3

Анжелике пришлось предупредить Колена Патюреля о неожиданном возвращении герцогини.

Губернатор Голдсборо воспринял известие молча, только несколько раз кивнул головой и ограничился приглашением обеих женщин к себе на ужин.

Отсутствие Жоффрея де Пейрака, маркиза д'Урвилля, испанских гвардейцев, свиты графа и даже маркиза де Виль д'Авре создавало в Голдсборо, окутанном туманной мглой, атмосферу непривычной пустоты. Здесь царила тишина, которая обычно спускалась на Голдсборо в зимнюю пору. Но сейчас над поселком разлился тяжелый, душный воздух, который наполнил берег резкими ароматами далекого леса, перебивавшими горьковатый запах водорослей и прилива.

Казалось, ничто не связывает между собой представителей двух разных вероисповеданий, оказавшихся волею судеб вместе.

Солдаты Колена не покладая рук отстраивали свой поселок и церковь. Они работали молча. Слышались лишь краткие приказания Барсампюи. Лицо юного искателя приключений было печально.

Протестанты занимались своими обычными делами, не обмениваясь с католиками ни единым словом.

Общение шло на более высоком уровне. Знатные граждане Ла-Рошели, похоже, получали истинное наслаждение от беседы с Коленом. Подле него Анжелика увидела Маниго, Берна и пастора Бокера.

Анжелика справилась о здоровье Абигель. Габриэль Берн казался довольным:

– Сегодня утром она почувствовала себя лучше, даже затеяла стирку. Думаю, у нас в запасе есть еще несколько дней, – он был рад, что отодвигается день, которого он боялся, пожалуй, даже больше, чем сама Абигель.

Анжелика отправилась навестить подругу. Та и вправду выглядела лучше и даже деловито носила корзины с бельем на речку, где вместе с Севериной, Лорье, Бертильей и еще несколькими соседками она намыливала белье и энергично орудовала вальком.

– У меня не было сил заниматься домашними делами, и я боялась, что комнаты останутся неприбранными к сроку» Слава богу, сегодня я чувствую себя хорошо, наверное, благодаря влажному туману, и к вечеру как раз успею развесить выстиранное белье. Завтра снова выглянет солнце. У меня будет время все сложить и убрать в шкаф. Северина мне потом поможет гладить. И тогда я смогу спокойно отдыхать. Анжелика пообещала Абигель свою помощь.