Там, в невесомом золоте летнего вечера, зажглась звезда.

В этот момент, шумно хлопая крыльями, пролетела стая птиц; словно пелена, скрытая и необъятная, нависла в тишине над собравшимися на берегу людьми.

И тогда Анжелика осознала: творится что-то особенное, необычное, чего никто, кроме нее, не замечает. Да и сама она уловила это что-то лишь мельком, как будто это происходило не здесь и вовсе ее не касалось. Но увиденное отпечаталось в ее зрачках, словно вспышка молнии! Все находящиеся здесь мужчины смотрели на Амбруазину де Модрибур.

Герцогиня сияла своей ослепительной красотой, ее юное бледное лицо, преисполненное праведного восторга, казалось, светилось неземной страстью. Анжелика не смогла бы сказать, сколько прошло секунд, быть может, то был лишь краткий миг, быть может, и вовсе не было этого мгновения тишины.

«Благодетельница», повернувшись к Пейраку, произнесла своим несколько светским голосом:

– Вы удовлетворены, магистр? Могу ли я снять ученую тогу?

– Безусловно, сударыня. Вы блистательно ответили на все хитроумные вопросы, и мы очень признательны вам за это.

Внимательно посмотрев на него и состроив очаровательную гримаску, она спросила, словно вдруг решившись:

– А моя награда? Разве вы не обещали награду тому, кто сможет объяснить причину приливов и их мощь во Французском заливе?

– Это верно, – протянул он, – но…

– Вы не могли предвидеть, что ответ вам даст женщина? – предположила она, расхохотавшись.

– Конечно, – признался де Пейрак, улыбаясь, – я подумывал о трубочном табаке для кого-то из этих господ…

– И вы ничего не предусмотрели для меня… для женщины.

Она по-прежнему смеялась, но смех ее стал более нежным, более тихим, словно снисходительным.

– Ну, что ж! Я не привередлива. Я все потеряла при кораблекрушении… Любая мелочь доставит мне удовольствие. Но все-таки я имею право на награду… Не правда ли?..

Он отвел глаза, словно страшась встретиться с дерзким и одновременно простодушным взглядом Амбруазины де Модрибур. Казалось, он уже был готов снять с пальца один из своих перстней и подарить его герцогине, но передумал, и, порывшись в кошеле, который он носил у пояса, вынул оттуда самородок чистого золота размером с орех.

– Что это такое? – воскликнула она.

– Один из прекраснейших слитков, найденных на нашем руднике в Вапассу.

– Что за чудо! Я никогда не видела ничего подобного. Она протянула руку, но он задержал ее.

– Вы не ответили на мой вопрос о запаздывании притяжения относительно момента, когда Луна находится в зените?

– О, в другой раз, умоляю вас, – воспротивилась герцогиня с кокетством девочки.

Де Пейрак с улыбкой передал ей самородок, и, зажав его в кончиках своих гибких пальцев, она высоко подняла его так, что он переливался в лучах заходящего солнца.

И вновь Анжелику охватил страх, ужас, который она не могла выразить, ни крикнув, ни шелохнувшись, ибо осторожность требовала, чтобы она оставалась недвижной и бесстрастной: любая попытка отозваться грозила тем, что пропасть, на мгновение провиденная ею, разверзнется еще шире, еще более зловеще.

Внезапно тишина была нарушена криками, началась толкотня, затем раздались взрывы смеха.

Росомаха Вольверина мчалась по склону как черный шар, пробивая себе путь в толпе, опрокидывая всех, кто попадался ей на пути, и наконец застыла перед Анжеликой, почти распластавшись на земле. Ее роскошный пушистый хвост стоял столбом, а с маленькой мордочки на Анжелику смотрели огромные глаза, в которых мерцал красный отблеск солнца. Герцогиня де Модрибур с криком отшатнулась. Казалось, еще немного – и она задрожит от ужаса.

– Что это за чудовище?! – вскричала она в страхе. – Анжелика, умоляю вас, спасите меня.

– Это всего лишь росомаха. Она приручена и не опасна. Анжелика опустилась на колени, чтобы погладить зверька. Она была счастлива появлением Вольверины, испытывая что-то вроде облегчения.

– Она ищет Кантора; она прямо взбесилась с тех пор» как он уехал.

– Лучше бы ваш сын забрал ее с собой, – закричала госпожа Маниго, вдруг обнаружившая, что ее широкий зад покоится прямо на земле; к счастью, обошлось без ушибов.

– Но он искал ее, – объяснил Марсиаль Берн. – Мы вдвоем ее искали, когда надо было уезжать. Но Вольверина с медведем отправились побродить по лесу, и Кантору пришлось отплыть, так и не найдя ее.

– Они с медведем очень дружат, – заметила маленькая англичанка Роз-Анн.

– А вот и медведь, – объявил кто-то. В сопровождении своего огромного спутника в круг вошел Илай Кемптон.

– Я привел к вам мистера Уилаби, – торжественно заявил он графу де Пейраку. – Я поведал ему, чего вы от него ждете, и он не видит препятствий, чтобы отправиться с вами в дальнее плавание по Французскому заливу, хотя жизнь в Голдсборо пришлась ему по душе и он не очень жалует путешествия по морю. Но он понимает – для Англии это вопрос престижа.

– Я благодарю верного подданного английского короля, – произнес Пейрак, сказав затем медведю несколько слов по-английски.

Надо признать, тот и вправду в Голдсборо процветал, объедаясь черникой, лесными орехами и медом, и теперь стал в два раза толще, чем был, когда появился здесь.

Он вдруг стал принюхиваться, поворачиваясь во все стороны, словно искал среди присутствующих кого-то знакомого, а затем, встав на задние лапы, рыча, вразвалку направился к Анжелике.

Стоя, он был на голову выше ее, – весьма впечатляющее зрелище.

Герцогиня вновь издала приглушенный крик; она была близка к обмороку. Те, кто стоял ближе всего к медведю, поспешно отступили. Жоффрей де Пейрак и Колен Патюрель невольно шагнули навстречу зверю. Но Анжелике понадобилось всего несколько английских слов, чтобы медведь вновь послушно опустился на все четыре лапы. Она погладила его ведя с ним дружескую беседу.

– Красавица и Зверь,[19] – ликовал маркиз Виль д'Авре. – Право, какое необычайное зрелище!

– Да, поистине, – комментировал он происшедшее несколько позже, – какое из ряда вон выходящее зрелище! Вы, светловолосая, прелестная, рядом с этим мохнатым чудовищем! Вы и вправду ничего не боитесь и вполне соответствуете той репутации, которая укрепилась за вами в Квебеке… Нет, не убирайте это, – вмешался он, увидев, что госпожа Каррер собирается убрать блюда со стола, – вот здесь на тарелке есть еще немного этого восхитительного краба. Передайте его мне! Мм… дивно, божественно!.. Да, так о чем я, бишь? Да, дорогая Анжелика, вы очень похожи на портрет, нарисованный вашими пламенными сторонниками в Квебеке. Подумать только, этот вечно серьезный д'Арребу учинил скандал, взяв вас под свою защиту по его возвращении из Кеннебека. До этого мы с ним не ладили, он меня считал вольнодумцем. Но мне понравилось, с какой смелостью он защищал вас, и мы сблизились. Он явно влюблен в вас. В Монреале его жена уже беспрестанно молится за спасение его души. Но почему при этом она с ним не спит? Она получила лишь то, что заслужила!

Анжелика слушала вполуха. Люди расходились. С деревянных столов убирали миски, стаканы, кувшины, после чего крепкие молодые люди принялись уносить и сами столы. Фиолетовая тень опускалась на берег, и в прозрачных сумерках необычайно звонко, ибо ветер стих, разносились голоса тех, кто перекликался, не видя друг друга.

Анжелика искала глазами мужа, но не могла его обнаружить.

– В Квебеке, когда начался великий голод, и говорили, что все вы умерли в лесной глуши, рыцарь Мальтийского ордена Ломени-Шамбор заказал девятидневный молебен за вас, хотя это и показалось кое-кому перебором. А я туда пошел. Мне всегда нравилось делать что-то для красивых женщин, даже молиться за них. Произошел настоящий бунт. Жанина Гонфарель настраивала женщин против вас, дабы угодить таким образом иезуитам. Это она хотела таким манером добиться, чтобы они оставили в покое ее бордель в Нижнем городе. Вы увидите, в Квебеке живут самые разные люди, очень интересные. Я обожаю этот город. Там все время происходят незаурядные события. Я был там уже в 1662 году, когда на небе появился знак войны – комета и объятые пламенем лодки, а на их борту – все, кто погиб мученической смертью от рук ирокезов… Говорят, вы убили Пон-Бриана?