Амбруазина де Модрибур сложила ладони, склонила голову и усердно прочла благодарственную молитву. В тонкой ночной сорочке она вдруг показалась Анжелике падшим ангелом.

– Но отчего вы так взволнованы?

– Пустяки! Наверное сказываются ночные переживания и усталость. Да и вы напугали меня своим долгим сном…

«Нужно выбросить этот кофе», – подумала Анжелика.

Она обернулась и увидела позади котенка: шерсть на нем стояла дыбом, он выгнул спину и угрожающе шипел, словно видел что-то незаметное для окружающих.

Анжелика взяла его на руки и поднесла к лицу, будто хотела прочесть тайну в расширенных агатовых зрачках:

– Что ты видишь? – прошептала она. – Что ты видишь? Скажи мне! КОГО ты видишь?

Священник… Нужно посоветоваться со священником.

Эта мысль не оставляла Анжелику все то время, пока она поднималась на холм в поисках отца де Вернона. Ей казалось, что человек, принявший святой сан, отмеченный печатью избранности, которая отличает служителей Господа от остальных смертных, скорее разберется в том, что с ней произошло. Она чувствовала потребность все ему рассказать, но не знала, хватит ли у нее решимости.

Что толкало Анжелику на такой поступок? Отец де Вер-нон появился здесь, потом исчез, но она постоянно ощущала его присутствие в Голдсборо. На самом деле он никуда не исчезал, а только порой углублялся в лес, чтобы проповедовать христианство в индейских поселениях, но его дом остался на побережье.

На высоком обрывистом берегу, мысом уходящем в море, между портом и маленькой бухтой, заросшей водорослями, появились исповедальня, домик из древесной коры и бревенчатый алтарь, у которого отец де Верной каждый день служил мессу.

Впрочем, вряд ли иезуит был дома в такой час. И чего она ждала от разговора с ним?

На самом деле Анжелика знала, что ей было достаточно лишь увидеть этого человека, с которым она некоторое время прожила бок о бок. Возможно, она и не расскажет ему о своих сомнениях, но воспоминания о своем монастырском детстве, прошедшем в молитвах и религиозных шествиях, настойчиво влекли ее навстречу отцу де Вернону. Он был настоящим священником. Ценой своего аскетизма, целомудрия, уединения он научился постигать таинственные законы, управляющие человеческими поступками.

Видимо, собираясь надолго обосноваться в этих краях, отец де Верной водрузил возле дома крест, словно желая отметить таким образом свои владения. Жилище иезуита находилось, как между молотом и наковальней, между католической и протестантской общинами Голдсборо. Кроме того, с мыса открывался вид на лагерь Шамплен и на поселение индейцев. Деревянный крест поднимался ввысь, отчетливо выделяясь на фоне неба, которое просвечивало между деревьями. Зажатую между морем и лесом хижину окружали несколько темно-зеленых кедров, вязов и дубов, уходящих стволами в заросли пурпурного иван-чая – все это могло бы послужить отменной декорацией для шекспировской трагедии. Площадка, на которой расположились домик, крест, исповедальня и алтарь, густо заросла можжевельником и какими-то цветами с горьковатым запахом.

Выйдя из кольца деревьев, можно было услышать шум моря, а когда временами волны достигали подножия берегового утеса, снежная пена вздымалась до самой его вершины, словно какой-то любопытный зверь хотел на миг заглянуть в неведомый ему мир.

У порога дома сидел маленький швед и вырезал свирель.

Анжелика увидела, что отец де Верной стоит на самом краю скалистого обрыва.

Его черная сутана выделялась на фоне темно-синего неба с белыми барашками облаков. Босой, он стоял у обрыва крепко и уверенно, не обращая внимания на брызги волн, разбивавшихся о камни.

Подходя к нему, Анжелика заметила, что его лицо обращено в сторону Голдсборо, который был виден отсюда как на ладони – со своей бухтой, портом и домами из светлого дерева.

Иезуит был неподвижен: он напряженно вглядывался вдаль, словно стараясь разгадать тайну поселка, повторяющего своими очертаниями береговую линию.

Он не услышал шагов Анжелики, которая вдруг догадалась, что священник размышляет о знаменитом видении квебекской монахини и сравнивает его со своими впечатлениями.

Отец де Верной обернулся, и Анжелика улыбнулась ему немного разочарованно:

– Это именно Голдсборо? Вы считаете, что именно Голдсборо предстал в видении сестры Мадлены? Голдсборо, который она могла видеть не иначе, как во сне?

Иезуит посмотрел на Анжелику нарочито холодным, бесстрастным взглядом. Анжелике было хорошо известно. – и она в этом не раз убеждалась на своем печальном опыте – что они живут в эпоху религиозного засилия, давления власти и строжайшей морали. И она чувствовала, что бессильна заставить отца де Вернона поверить в правду о Голдсборо, который, даже дав приют гугенотам, вмещал в себя всю сущность эпохи, желая, вопреки тайному противодействию, доказать свое право на счастье, богатство и любовь.

– Почему именно Голдсборо? – вздохнула Анжелика.

– А почему бы и нет? – возразил священник.

– Почему бы и нет?

Отец де Верной пошел ей навстречу, удаляясь от края обрыва. При виде его непроницаемого лица, надменной походки и холодного взгляда в душу Анжелики закралось сомнение: «С каким коварством и умом расставлены против нас ловушки! Это мог сделать как раз такой человек, из касты священников, призванных служить Господу Богу, используя все свои знания, умение влиять на людей, играть на их слабостях и страхах, чтобы любой ценой, не останавливаясь ни перед чем, достичь святой цели – привести свою паству к вечному спасению, сохранить римско-католическую апостольскую Церковь и, по возможности, распространять по всему миру ее учение».

А если он и есть их тайный враг?! И не стоит ли за его спиной фанатик – отец д'Оржеваль?! Анжелика не могла забыть, что именно отец де Верной пришел за ней на корабль Золотой Бороды. По чьему наущению? По чьему приказу?

Но тут перед ее мысленным взором предстал Джек Мэуин, жующий табак и ловко управляющийся с парусом, и ее опасения стали рассеиваться.

Мог ли быть ее врагом человек, который спас ее, когда она тонула, вынес из воды на руках и приготовил горячий суп, чтобы поддержать ее силы?

Даже если он получил на ее счет строгие указания, он был достаточно независим – Анжелика это чувствовала – чтобы истолковать их по-своему. Нужно набраться смелости, вызвать его на откровенность и постараться узнать его намерения.

Анжелика с вызовом посмотрела на иезуита:

– Так каковы ваши предчувствия? Может ли Дьяволица появиться в Голдсборо?

– Да! Я думаю, да, – ответил он, глядя Анжелике прямо в глаза.

Она почувствовала, что бледнеет.

– Так, выходят, вы тоже наш враг?

– Кто вам это сказал?

– Вы выполняете приказы отца д'Оржеваля, не так ли? Он поклялся погубить нас. Он послал вас шпионить за нами, препятствовать нашим начинаниям, расстраивать наши планы, и вероятно, если представится возможность, помочь нашей гибели… Я помню…

Анжелика отпрянула и в отчаянии закричала:

– Вы тогда смотрели, как я умираю! Да! Когда я тонула у мыса Монеган, вы смотрели, как я умираю… Я знала! Я прочла это в ваших глазах, когда вы отказались протянуть мне руку, чтобы помочь… Скрестив руки, вы ждали, чтобы море довершило свое злодеяние. Но одно дело решить по чьему-то приказу: «Этот человек должен умереть…» и совсем другое, видеть, как он бьется в агонии. Вы не выдержали.

Отец де Верной невозмутимо слушал, пристально глядя на Анжелику. Когда она замолчала, едва переводя дыхание, он спокойно произнес:

– Могу ли я узнать, сударыня, о цели вашего сегодняшнего визита?

– Я боюсь, – с этими словами Анжелика порывисто протянула к иезуиту руки. Неожиданно для нее он властно взял ее руки в свои:

– Это хорошо! Я счастлив, что вы пришли ко мне, невзирая на черные замыслы, которые вы мне приписываете. Я весь в вашем распоряжении и постараюсь вас успокоить. Так что же происходит?