– Ты сошел с ума, – сказала, подскочив, Анжелика. – Ты хочешь сказать, что она предлагала тебе?..
– Ну да! – ответил Кантор с возмущенным и наивным удовлетворением, – а почему бы и нет!
– Шестнадцатилетний юноша… и женщина в таком возрасте… и вообще… это невозможно; что ты говоришь?!
Кто сошел с ума?.. Казалось, все и каждый. Несмотря на то, что в этот вечер Анжелика была готова услышать все, что угодно, такого она не ожидала. Ее представление об Амбруазине де Модрибур как о женщине набожной, целомудренной и даже фригидной, далекой от любви и мужчин, немного наивной, в чем-то чопорной, часами молящейся на коленях в окружении своих воспитанниц, рухнуло как карточный домик.
– Королевские невесты относятся к ней с уважением. Если она действительно такая… им это было бы известно…
– Я не знаю, в каких они с ней отношениях, – сказал Кантор, – но знаю, что она перевернула с ног на голову весь Голдсборо… Нет ни одного мужчины, которого она не попыталась бы соблазнить, и кто знает, сколько из них не устояли…
– Но это же безумие! Если такое действительно происходило в Голдсборо, я должна была бы заметить это…
– Не обязательно!.. – ответил Кантор и добавил с удивительной проницательностью, – когда все вокруг лгут, становится страшно и стыдно… и тогда лучше помолчать. Трудно разобраться, где правда. Ей удалось некоторым образом обмануть и вас. И все же она вас ненавидит до такой степени, что даже трудно себе это представить… «Мать хочет видеть тебя умненьким-разумненьким, – говорила она мне, когда я отметал ее авансы. – И ты хочешь слушаться ее, как маленький мальчик, – какой же ты глупый! Ей не следует удерживать тебя у своей юбки. Она думает, что все ее любят и поэтому добровольно ей подчиняются, а вообще-то ее просто обмануть, смягчив ее сердце».
– Если она сказала такое… – воскликнула Анжелика, – если она это тебе говорила, сын мой, значит она и впрямь Дьяволица…
– Да, она такая и есть!
Кантор откинул одеяло и оделся.
– Пойдемте со мной, – сказал он, – думаю, что этой ночью я смогу представить вам некоторые интересные доказательства этого…
Кантор и Анжелика неслышными шагами прошли часть деревни. Передвигаться без малейшего шума они научились у индейцев.
Была глубокая ночь, и в окнах практически всех домов не было видно света. Кантор прекрасно ориентировался в темноте. Они добрались до маленькой площади у подножия холма, где дома уже не стояли так близко друг от друга.
Кантор указал рукой на один из них, довольно просторный на вид, с небольшим деревянным крыльцом. Дом находился почти в самом начале подъема, который вел к поросшей деревьями вершине скалистого мыса.
– Она живет в этом доме, и я готов поспорить, что в этот ночной час она находится в приятной компании.
Он показал Анжелике на большой камень, за которым она могла спрятаться, не теряя из виду подступы к дому.
– Я сейчас постучу в дверь. Если, как я предполагаю, в доме находится мужчина, который не желает быть узнанным, то он попытается скрыться через это окно. В пробивающемся через облака лунном свете вы обязательно его заметите и узнаете.
Юноша удалился. Анжелика ждала, пристально всматриваясь в затемненную заднюю часть дома.
Прошло несколько мгновений, и в доме послышалась возня, а затем, как и предсказал Кантор, кто-то вылез через окно, спрыгнул на землю и стремительно пустился наутек. Сначала Анжелике показалось, что спасавшийся бегством был одет в рубашку, но потом она узнала развевавшуюся на ветру сутану отца Марка. Он так торопился, что даже не успел надеть свой пояс.
Анжелика онемела от удивления.
– Ну, что? – спросил ее подошедший Кантор.
– У меня нет слов, – произнесла она.
– Кто это был?
– Я скажу тебе позднее.
– Теперь вы мне верите?
– О! Конечно!
– Что вы намерены делать?
– Ничего… Пока ничего. Мне надо подумать. Но ты был прав. Спасибо тебе за помощь. Ты умница. Я жалею, что не обратилась к тебе за советом раньше.
Кантор не знал, оставлять ли Анжелику одну. Он чувствовал, что она была сильно расстроена и почти сожалел о том, что его хитрость полностью удалась.
– Иди, – настаивала она, – иди спать с твоими вишнями.
Анжелика расчувствовалась, глядя, как он удаляется, такой еще юный, чистый и честный. Он был строен и красив, как античный бог.
Когда его силуэт растворился в ночи, она спустилась к дому, поднялась по ступенькам и постучала в дверь.
Из-за двери послышался раздраженный голос Амбруазины.
– Кто там еще? Кто стучит?
– Это я, Анжелика.
– Вы?!
Анжелика слышала, как Амбруазина встала с постели. Через несколько секунд она отодвинула задвижку и приоткрыла дверь.
Первое, что Анжелика заметила, войдя в комнату, был валявшийся на полу около кровати забытый монахом пояс. Не отрывая взгляда от лица Амбруазины, Анжелика демонстративно подняла и свернула его.
– Зачем вы рассказывали мне все эти истории?
– Какие истории?
На скамейке горел ночник, заправленный тюленьим жиром. Его огонь освещал бледное лицо герцогини, ее широко раскрытые глаза, черные, как смоль, пышные волосы.
– Ваши рассказы о том, что вы презираете любовь мужчин, что вы не можете выносить, когда кто-нибудь из них притрагивается к вам!..
Амбруазина молча смотрела на Анжелику. Вдруг в ее глазах блеснул огонек надежды, и на лице появилась виноватая улыбка…
– Ревнуете?
Анжелика пожала плечами.
– Нет, но хотела бы понять. Зачем вам было нужно так со мной откровенничать? Вы говорили, что вы жертва, что жестокость мужчин навсегда лишила вас способности ощущать удовольствие, что они вам отвратительны, что вы холодны и бесчувственны…
– Но я такая и есть! – вскрикнула Амбруазина трагичным голосом. – Вашим отказом вы толкнули меня на этот безрассудный поступок. Сегодня вечером я приняла первого добивавшегося меня мужчину и сделала это, чтобы отомстить вам, попытаться, по крайней мере, забыть мучения, на которые вы меня обрекли. Ужасно, не правда ли?.. Священник!.. Я совершила святотатство… Сбить с пути истинного слугу божьего… Но ведь еще в Голдсборо он начал преследовать и домогаться меня. Мои попытки напомнить ему о долге были напрасны. Вы так и не поняли, почему этот священник захотел сопровождать вас в Порт-Руаяль. Ну, вот, теперь вы знаете истинную причину… А я не знаю, что со мной будет… эти муки, вожделение мужчин, ваша суровость… Она резко подняла голову.
– …Как вам удалось узнать, что я сегодня не одна? Вы следили за мной? Вы хотели знать, что я делаю? Значит, вы не ненавидите меня?
В этих последних вопросах чувствовалось столь тревожное волнение, что на какое-то мгновение у Анжелики вновь пробудилась к ней жалость. Уловив это в ее взгляде, Амбруазина пересекла комнату и бросилась перед ней на колени, умоляя простить, не отталкивать и полюбить ее. Прикосновения ее рук вновь вызвали у Анжелики чувство гадливости и страха, которое совсем недавно ей уже довелось испытать.
Анжелика отчетливо видела правду, и это вселяло страх.
Стоявшая перед ней на коленях женщина не любила и не желала ее. Она хотела погубить ее!
Подталкиваемая злобной ненавистью, беспощадной ревностью и ожиданием наслаждения от разрушения, она хотела видеть Анжелику поверженной, мертвой, побежденной навсегда.
– Довольно, – сказала Анжелика, оттолкнув герцогиню, – мне не интересны ваши россказни. Оставьте их для ваших дурочек. Я слишком верила вам, а вы хотели этим воспользоваться…
Стоя на коленях, Амбруазина какое-то время молча смотрела на Анжелику.
– Я люблю вас, – прошептала она прерывающимся голосом.
– Не правда, вы ненавидите меня и хотите моей погибели. Я не знаю почему, но это так, я чувствую это.
Выражение глаз Амбруазины снова стало иным. Она принялась внимательно рассматривать Анжелику, и от этого у той побежали мурашки по коже.
– Мне говорили, что вы непростой противник, – пробормотала герцогиня.
Анжелика сделала над собой усилие, чтобы подавить нарождавшееся в ее душе чувство страха, и направилась к двери.