— Анита, ты слышала, что я сказал?

— Прости, прослушала.

— Я спросил: откуда ты знаешь, что не сказывается? Откуда ты знаешь, что твои связи с монстрами не окрашивают твой выбор решений?

— Дольф, я устала. Устала, и мне нужно отдохнуть.

Почему я раньше не подумала? Я же в больнице, я могла просто застонать, что мне больно! Ой, торможу я сегодня…

Он расправил свой блокнот, попытался его разгладить, насколько это было возможно. Потом попробовал вложить обратно в карман, но блокнот покоробился и не хотел влезать. В конце концов Дольф оставил его в руке.

— Когда отдохнешь, я хочу поговорить с тобой. У тебя столько завелось секретов от твоих друзей, что приходится нам задуматься, на чьей же ты стороне.

— Уходи, Дольф. Просто уйди сейчас.

— Но он вот остается, — показал Дольф на Эдуарда.

— Он меня не оскорблял. Вел себя исключительно профессионально.

— Наверное, я это заслужил.

Кажется, он хотел сказать еще что-то, но просто протянул руку. Эдуард не сразу, но вернул ему пистолет. И Дольф просто вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Эдуард сунул свой пистолет в кобуру и подождал несколько секунд, потом мы переглянулись.

— Ты не сможешь долго уходить от ответов, Анита.

— Я знаю.

— И не только тебе грозит беда.

— Ричард, — кивнула я.

— Он намекал.

— Если бы он знал, намеком бы не ограничился.

— Лейтенант Сторр не глуп.

— Я никогда и не говорила, что глуп.

— От ненависти он кое в чем кажется иногда глупым, но от нее же становится очень целеустремленным. И если эта цель — ты или твои друзья, то…

— Да знаю я, Эдуард, знаю.

— И что ты собираешься делать?

— Нет такого закона, который запретил бы мне встречаться с монстрами. С точки зрения закона это то же самое, что запретить федеральному агенту встречаться не с белыми. С точки зрения пиара — просто кошмар.

— Кстати, насчет слуги-человека: этот вопрос в федеральных правилах не упоминается.

— Ты проверял?

— Перед тем, как принять значок, прочел. Ничего не сказано, что тебе нельзя быть слугой Жан-Клода и федеральным маршалом.

— Потому что законы друг с другом не увязаны.

— Не важно, Анита. Важно другое: если даже Дольф узнает, ты прикрыта.

— По закону — да, но есть другие способы от тебя избавиться, если копы захотят, чтобы тебя на этой работе не было.

— Например, не вызывать тебя на дела.

— Дольф уже это делает.

— Я думаю, в их глазах спать с противником — так же плохо, как всякая метафизическая связь. Если не хуже.

Я подумала и ответила:

— В метафизике они не разбираются, а что такое трах — знают.

— Твоего лейтенанта почти так же, как с кем ты спишь, беспокоит, что ты спишь со многими.

— Многие копы в глубине души — ханжи.

— Да, лейтенант Сторр был бы так же в тебе разочарован, если бы ты спала только с людьми.

— Мне кажется, он видит себя чем-то вроде моего приемного отца.

— А ты кем его видишь?

— Мой начальник — в определенном смысле. Когда-то был моим другом — я так думала.

— Ты села — тебе не больно?

Я задумалась, прислушалась к своим ощущениям, выискивая, нет ли боли. Глубоко вдохнула, всей диафрагмой.

— Тянет кое-где, но не болит. Такое же тянущее ощущение, как когда не растягивается рубцовая ткань. Тебе оно знакомо?

— Знакомо.

— У тебя же нет таких жутких шрамов, как у меня?

— Про это знает только Донна, — улыбнулся он.

— А как там Питер, на самом-то деле?

— Держится храбро.

— Да Эдуард, я же не про то. Ему будут делать инъекцию или нет?

— Продолжают обсуждать.

— Ты должен сказать Донне.

— Она была бы за инъекцию.

— По закону решение принимает она.

— Одна из причин, по которым мы его сделали Питером Блэком — это чтобы он мог принимать решения. Я говорил с твоими мохнатыми друзьями — тигриную ликантропию сложнее всего подцепить. И она одна из немногих, которые держатся в семьях и могут быть унаследованы.

— Для меня это новость.

— Очевидно, тигры хранят это как семейную тайну. Я говорил с единственной в этом городе тигрицей.

— Кристиной.

Он кивнул:

— Ты знала, что она сбежала в город, где тигров нет, чтобы ее не вынудили породниться с неким кланом тигров-оборотней?

— Не знала… хотя постой, помню, Кристина говорила, что Соледад вынуждена была приехать в Сент-Луис, чтобы избежать брака по сговору. Говорила, что тигры предпочитают вступать в браки среди своих.

— Такова была у нее легенда.

— И хорошая была легенда?

— Отличная. Я видел ее документы — с виду настоящие. Великолепно подделаны — я в этом разбираюсь.

— Не сомневаюсь.

Он глянул на меня — выглянул настоящий Эдуард из глаз Теда Форрестера. Всегда первыми к настоящему виду у него возвращаются глаза. Интересное явление — примерно то же происходит обычно у ликантропов при превращении.

— Спасибо, что послала тогда к нам Грэхема. У них как раз в той инъекции был тигр — стандарт такой, потому что это наиболее редкий штамм. Сейчас послали за новым, чтобы был не тигр.

— Он согласится на укол?

— А ты бы на его месте как поступила?

Я подумала.

— Меня как раз спрашивать не стоит, Эдуард. Меня достаточно часто грызли, и я рисковала без прививки. Пока что все обошлось.

— Такой инъекции тогда не существовало. Ты бы согласилась тогда?

— Я не могу принимать решение за тебя или за Питера. Он не мой ребенок.

— По рассказам других оборотней выходит, что лучше быть кем угодно, только не тигром.

— Почему так?

— Я уже сказал: они настаивают на браках внутри клана, чтобы все были в родстве. Они найдут Питера и будут предлагать ему своих девушек, пытаясь заманить к себе. Если не получится, за ними числятся и похищения.

— Противозаконно, — сказала я.

— Они почти всех своих детей учат дома, не в школе.

— Крайний изоляционизм.

— Питера идея стать тигром-оборотнем совершенно не привлекает. Он не очень любит людей, которые ему говорят, что делать и чего не делать.

— Ему шестнадцать, — напомнила я. — В этом возрасте мало кто любит, чтобы им командовали.

— Не думаю, что он это перерастет.

— Он слушается приказов твоих и Клодии.

— Он слушается тех, кого уважает, а это уважение надо заслужить. Я не дам какому-нибудь тигриному клану наложить на него лапы, Анита.

— Они не смогут тебя заставить, и Питера тоже. Кристина живет в Сент-Луисе уже несколько лет, и ее ни разу не беспокоили — насколько мне известно.

— В Соединенных Штатах известны четыре клана тигров, и все они держатся особняком. В их культуре есть различение между чистокровным — наследственная ликантропия, и атакованными. Получить тигриную ликантропию — это рассматривается как награда за отлично сделанную работу. Давать ее тому, кого не ценишь — грех.

— Похоже по описанию на вампиров. У них примерно такое же отношение к слугам-людям и подвластным зверям. Но я прилично видела такого, когда теми и другими становились насильно, а не добровольно.

— А ты добровольно? — спросил он, и глаза его были сейчас совсем Эдуардовыми.

Я вздохнула:

— Скажу я «нет», ты начнешь думать какие-то глупости?

— Нет, ты его любишь. Я этого не понимаю, но вижу.

— А я про тебя с Донной не понимаю.

— Знаю.

— Сперва я не желала, но как-то это произошло. Хотя к теперешнему состоянию никто меня не вынуждал.

— Ходят слухи, что ты и есть власть за кулисами. Та, кто дергает за ниточки.

— Не всякому слуху верь.

— Если бы я верил им всем, то побоялся бы находиться с тобой наедине.

Я уставилась на него, пытаясь прочитать что-нибудь по этому непроницаемому лицу.

— Мне лучше не знать, что говорят обо мне за моей спиной?

— Лучше не знать.

Я кивнула:

— Хорошо, тогда зови доктора — посмотрим, могу ли я стоять и двигаться.

— Анита, прошло только десять часов. Не может быть, чтобы ты уже совсем выздоровела.