Внешне Полина Нефедова выглядела абсолютно безопасной и даже беззащитной молодицей, но у Сергея Сергеевича, который мало чего боялся на этом свете и абсолютно не страшился загробного воздаяния, Полина при каждой встрече вызывала неосознанный страх. Наверно, он гораздо более уверенно чувствовал себя, если б в кабинет вошли три двухметровых террориста с автоматами наперевес, чем эта юная мамочка. Потому что Сергей Сергеевич был одним из немногих на данной планете, кто знал, какая чудовищная сила спрятана под этими каштановыми кудряшками. Причем Баринов являлся наиболее информированным человеком и о природе, и о потенциале этой силы. Однако быть информированным о том, что представляет собой ураган или гроза, еще не значит уметь от них защищаться и уж тем более — управлять этими явлениями.

Благодаря каким-то неведомым аномалиям мозг Полины, которая более двадцати лет развивалась, как самая обычная жен-• щина, обрел способность индуцировать свои мысли на большие расстояния и воспринимать мысли других людей с больших дистанций. Она могла полностью подчинить человека своему влиянию и заставить его беспрекословно исполнять ее приказы, не раскрывая рта. Более того, Полина могла с расстояния в несколько сот километров остановить сердце или выключить мозг у совершенно здорового индивидуума или заставить его покончить с собой. Полине ничего не стоило заставить целую группу людей увидеть вместо себя совсем другого человека, животное, неодушевленный предмет или ничего не увидеть вовсе. Благодаря этим способностям она могла без паспортов, виз, авиабилетов и даже без денег за считанные часьгперебраться из одного полушария Земли в другое. Но самое страшное могло произойти в момент смерти этого внешне безобидного существа. Умирая, в пограничном между жизнью и смертью состоянии, Полина, как вычислили специалисты ЦТМО, могла выдать огромный выброс психической энергии. Как минимум, это должно было привести к помешательству большей части населения Земли и чудо-бищным техногенным катастрофам. Однако имелся и совершеннo фатальный вариант, рассчитанный одним из сотрудников, второго Сергей Сергеевич слишком хорошо знал, чтоб считать его просто идиотом.

Согласно этому, пока еще, слава богу, только гипотетическому варианту, кратковременный и очень мощный выброс психической энергии, заключенной в мозгу Полины, мог даже инициировать цепную реакцию, причем не только в ядрах нестабильных изотопов, как в атомной бомбе, но и в стабильных, в обычных атомах азота, кислорода, водорода. При этом должно было выделиться чудовищное количество ядерной энергии, и вся Земля за считанные секунды превратилась бы в плазменный шар. Конечно, проверять эту гипотезу экспериментально никто не решался.

В общем, Сергей Сергеевич имел все основания поежиться, увидев в своем кабинете это таинственное и опасное существо.

Правда, с тех пор, как Полину, сбежавшую из ЦТМО в июне прошлого года, сумели с немалыми усилиями отловить и вернуть в Центр, она вот уже год не делала попыток вырваться «на волю, в пампасы». Главным стабилизирующим фактором для нее являлась контрсуггестивная нейролингвистическая программа, составленная сотрудницей центра Аней Петерсон. Грубо говоря, это был 24-разрядный код, блокировавший те мозговые центры, которые управляли Полиниными суперспособностями. Правда, только те, которые удалось выявить профессору Баринову. Никто не мог дать гарантий, что в один прекрасный момент Полина не сумеет «обойти» или «взломать» эту «дверь» и не попытается еще раз уйти в бега.

Но был и еще один стабилизирующий фактор. В ходе своего прошлогоднего побега, развлекаясь, в обществе замороченных ею «мамонтов» — супругов Юрки и Надьки Таран — Полина даже Надьку смогла в себя влюбить! — госпожа Нефедова оказалась в интересном положении. Естественно, от Юрки Тарана.

Ясно, что даже экстрасенсихе в таком положении не слишком удобно бегать по свету, а Баринову и Ларисе Григорьевне было весьма интересно узнать, не передастся ли будущему младенцу что-либо из маминых суперспособностей. Ребенок благополучно родился, ему шел уже четвертый месяц. Назвали его Борисом, в честь дедушки со стороны матери. Все это время Полина вела себя смирно, заботилась о сынишке и особых хлопот не доставляла. И вот вдруг потребовала аудиенции. Что бы это значило?!

— Здравствуйте, Полина, — как можно более спокойным тоном произнес Сергей Сергеевич. — Лариса Григорьевна сообщила, что у вас есть ко мне какие-то вопросы. Это так?

— Скорее, у меня есть к вам деловое предложение, господин Баринов, — чуть заметно улыбнулась Полина. — Я хотела бы с вами сотрудничать.

— А разве мы уже не сотрудничаем? — прищурился профессор. — Если не считать небольшого перерыва в прошлом году, вы наблюдаетесь у нас уже больше двух лет. И благодаря вам мы' получили массу весьма полезных научных данных…

— Я знаю, — проявила эрудицию Полина, — что где-то в Колтушах, там, где работал академик Павлов, поставили памятник лабораторной собаке. На этом памятнике запросто можно было выбить надпись: «За выдающийся вклад в изучение высшей нервной деятельности». Но сотрудничество на правах лабораторной собаки меня не очень устраивает. И то, что моего сына изучают, как кролика, мне тоже не нравится.

— По-моему, вы преувеличиваете… — поморщился Баринов. — Конечно, я мог бы зачислить вас в штат ЦТМО, если бы у вас имелась базовая подготовка в области нейрофизиологии, нейролингвистики, биофизики или прочих подобных науках. Но у вас философское образование, к тому же весьма неглубокое. Может быть, во времена оиы вы бы могли бы нам понадобиться, чтоб подвести методологическую базу под наши, мягко говоря, не во всем согласующиеся с догматическим марксизмом исследования. Но сейчас-то, слава богу, мы в этом не нуждаемся…

— Сергей Сергеевич, вы же неглупый человек, — усмехнулась Полина, — и, наверно, могли бы понять, что я предлагаю вам сотрудничество в той сфере, где мои способности могли бы вам пригодиться. Я прекрасно осведомлена, что вам именно этого и хочется, но вы элементарно боитесь снять с меня это ваше «цифровое заклятье». Извините, но это так.

— А я не буду делать оскорбленное лицо и утверждать, что не боюсь.

Всякий человек, который снимает оружие с предохранителя, должен отчетливо понимать, что с этого момента появляйся опасность застрелить ни в чем не повинных людей или даже самого себя. Вы, Полина, намного опаснее обычного пистолета, поэтому мне нужно весьма серьезно подумать, прежде чем принять какое-то решение.

— Сергей Сергеевич, — Полина посмотрела на профессора эдаким снисходительным взглядом, будто на малого ребенка. — Неужели вы полагаете, что я все еще «стою на предохранителе»? Лариса Григорьевна при этих словах аж побелела, несмотря на слой макияжа, а Баринов, стараясь сохранять спокойствие, произнес:

— Вы хотите сказать, что сами освободились от «заклятья»?

— Да, именно это я и хочу сказать. В принципе я могла бы уйти отсюда в любой момент, но меня держит Боренька. К тому же, после того как в прошлом году меня упаковали в «холодильник» и таскали в нем по затопленным шахтам, у меня пропала тяга к путешествиям и приключениям.

— Это надо понимать так, что вы остаетесь у нас исключительно по своей доброй воле? — с некоторым сарказмом заметил Сергей Сергеевич.

— Безусловно. И именно поэтому я предлагаю вам свое сотрудничество, как говорится, на равноправной основе. Мои возможности вам известны, а сейчас, насколько я уже знаю, у вас очень острая ситуация. И я вам, в этой самой ситуации, могла бы очень сильно пригодиться.

— Заманчиво, — усмехнулся Баринов. — Я действительно, до некоторой степени, нуждаюсь в вашей помощи. Но у меня лично при таком сотрудничестве нет ровным счетом никаких гарантий. Вы можете выдвинуть такие условия, которые будут для меня неприемлемы.

— Сергей Сергеевич, — без обиняков сказала Полина. — Наверно, вы еще не осознали, что все эти переговоры с моей стороны — исключительно жест доброй воли. Мне понадобятся сутки, может быть, двое, на то, чтоб прорвать вашу личную контрсуггестивную блокаду. После этого сами знаете, что получится. Вы будете управлять ЦТМО, а я — вами. Уже безо всяких условий и леди-джентльменских соглашений. Заметьте, я честно вас обо всем предупреждаю, хотя с моей стороны было бы намного проще держать вас в убеждении, что эта суперпрограмма, сочиненная вашей умнейшей эстоночкой, все еще держит меня в узде.