Вошел. Разгром, перевернутые стулья и опрокинутый туалетный столик, разметанные по всей комнате посуда, фрукты и покрывала. Все это больше походило на взрыв. Вот кровь на полу, рядом рвотные массы...

Вильмор обвел взглядом комнату. Бокал из розового стекла...

Он горько усмехнулся.

Бокал из розового стекла обнаружился на полу. Целый. Царь присмотрелся, действительно остатки опаловой жидкости. Но он не спешил делать выводы, надо сперва выяснить, что там за вино такое. Может, просто вино, которое Онхельма пила перед сном, а мальчишка от страха наврал, желая отвести от себя наказание?

Он уже ни во что не верил.

Государь аккуратно взял платком розовый бокал с остатками жидкости, поднял его, завернул в салфетку и спрятал за пазуху. Он покажет это специалисту. Сейчас же. Вот и узнает.

Боже... Зачем ты позволил ему дожить до этого дня... Зачем...

***

Если не спит государь, кое-кому из его слуг тоже придется не спать. Вильмор велел поднять Антионольфа и послал за Кириосом, главой городских колдунов, который по совместительству преподавал естественные науки в школе при городской ратуше.

Оба явились незамедлительно и были даже не заспанные, из чего государь сделал вывод, что дурные вести уже начали распространяться по городу. Подумать только, еще и утро не наступило! Первое, что сказал царь, было:

- Все, о чем здесь будет говориться, не должно выйти за пределы этой комнаты.

Оба немедленно поклялись молчать. После чего Кириосу был передан розовый бокал с неизвестной жидкостью для исследования. Тот попросил один час на работу. Вильмор отдал распоряжение, чтобы его отвели в лабораторию жены. Когда колдун ушел, царь обратился к Антионольфу:

- Что ты можешь мне сказать?

- А... О чем? - прикинулся было престарелый философ.

Вильмор выразительно взглянул на него и сказал:

- О том, что произошло сегодня ночью в спальне моей жены.

Философ вздохнул, раздул щеки и выдавил:

- Странно, невероятно, чудовищно, нелепо.

- Это и я знаю. Что ты думаешь о наследнике, - на последнем слове голос царя сорвался на шепот.

- Думаю, что он такого сделать не мог. Точнее... Простите... Не могу выразить... Но слишком уж нехарактерно для него... Непонятно...

- Тогда, что, по-твоему, там произошло?

- Я не знаю.

Какое-то время оба молчали, потом Антионольф нерешительно произнес:

- А что говорит он сам?

Вильмор не ответил. Сказал только:

- Давай подождем, что найдет Кириос.

Они уселись ждать за рабочим столом в кабинете Вильмора. Царь и наставник наследника были ровесниками, но выглядели они в обычное время совершенно по-разному. Антионольф - на все свои восемьдесят с хвостиком, а Вильмор был еще красивый статный мужчина. И седые волосы в косе его нисколько не портили. Но сейчас они оба смотрелись стариками.

Кириос управился быстро. Пришел в кабинет, принеся с собой бокал с остатками опаловой жидкости. На вопросительный взгляд Вильмора колдун ответил:

- Сыворотка страсти. Действует убойно, вызывает непреодолимое, животное желание. Применять ее опасно, потому что результаты могут быть непредсказуемые.

- Как в этом случае? - глухо спросил царь.

Кириос поморщился, но сказал:

- Возможно.

Все. Еще. Хуже.

- Спасибо, вы мне очень помогли. Можете пока что быть свободны. Помните о молчании.

Оба поклонились, Кириос вышел, Антионольф ненадолго задержался.

- Государь, я хотел сказать...

- Говори.

- Пропала Евтихия. Девушки нигде нет со вчерашнего утра. Никто не знает, где ее искать.

- Я знаю, - ответил царь, он почему-то был твердо уверен, что искать слепую девочку придется на дне морском, но не сказал этого в слух, - Утром объявим розыски.

Антионольф ушел.

А утро почти уже настало. Царь все равно спать не собирался, а потому захватил с собой тот самый бокал и пошел дожидаться пробуждения жены. Послушать теперь ее.

Онхельма проспала эту ночь тяжелым, черным сном без сновидений. Проснулась поздно, солнце было уже высоко. Приподнявшись на локтях, огляделась, темнота в спальне удивила ее. Не сразу, но заметила Вильмора в кресле у стены, тот смотрел на нее внимательно, и по всему видно, что сегодня он спать не ложился. Царица немного смутилась, а потом заметила на столике розовый бокал.

Черт! Черт! Черт!

Догадался?! Или этот щенок разболтал?! Надо было пришибить его!

Но вслух она слабым голоском произнесла:

- Вильмор, ты не спал?

- Нет, милая. Как ты себя чувствуешь?

- Спасибо, мне лучше.

- Ничего не болит?

- Почти.

- Лекарь смотрел тебя, сказал, что опасности для здоровья нет.

- Да... Я знаю.

Вильмор встал, прошелся по комнате, она следила за ним взглядом, надеясь, что тот не станет задавать неприятных вопросов. Вроде, молчит. Тем лучше.

Только хотела улыбнуться и попросить помочь ей встать, как царь повернулся к ней лицом и спросил:

- Ну, если ты себя достаточно хорошо чувствуешь, жена моя, ответь, что это в твоем бокале?

По его виду Онхельма поняла, что царю прекрасно известно, что в бокале. Как узнать, говорил ли он с мальчишкой... Скорее всего, говорил, иначе, почему спрашивает...

Мысль у нее родилась мгновенно, как будто кто-то внутри нее подсказал:

- Вино.

- Вино?

- Да, - она вскинула голову, - А в нем сыворотка страсти.

Говорить правду и только правду! Но не всю!

А теперь удар.

- Я пью ее каждый вечер, перед тем как лечь с тобой, муж мой.

Он обомлел.

- Зачем?

Прекрасная молодая женщина усмехнулась и ответила:

- Ты стар, муж мой... - она пожала плечами, словно это было само собой разумеющимся.

Вильмору стало очень больно.

- Но зачем? Я же не импотент... Мне казалось...

- О, ты тут не причем, просто... Чтобы пробудить в себе страсть...

- К старику, - закончил за нее царь.

Она ничего не ответила, но смотрела так, что ответ напрашивался сам собой.

Вильмору было так больно, что он задохнулся.

- Значит... Чтобы лечь со мной... Тебе приходится... - он не смог договорить.

Ему больно? Что ж поделаешь. Зато не будет задавать глупых вопросов о вчерашней ночи.

- Прости, - проговорила Онхельма, глядя в окно.

- Зачем... Зачем ты вышла за меня, если я так тебе противен... Зачем?

Он не стал слушать, что эта женщина станет говорить, он не мог слушать. Ему было очень больно в груди. Так, словно сердце сейчас разорвется. Вильмор тихо встал и вышел из спальни. А потом ушел к себе и заперся в кабинете.

Через два часа его нашли без сознания.

Царь был жив, но очень плох. Сердце не выдержало.

***

Лучшего развития событий для Онхельмы невозможно было представить. Она забрала больного мужа к себе в покои, окружила заботой. Пичкала его всевозможными лекарствами собственного изготовления (в основном позволявшими и дальше держать его в беспамятстве), причитала. При этом вид у нее был такой трагический, что вина гнусного насильника-царевича Алексиора теперь уже ни у кого не вызывала сомнений. А если и вызывала, то никто не решался эти сомнения озвучить.

Напрасно к ней приходили молить за друга Семнорф, Маврил, Эфрот и Голен. Напрасно в ногах у царицы валялась Ириада. Государыня Онхельма была непреклонна.

Наследник Алексиор, насильник и убийца, повинен в том, что нанес смертельное оскорбление царю и царице, в том, что погиб их будущий ребенок, и, наконец, в том, что государь Вильмор, любивший его как отец, сейчас тяжело болен и находится без сознания.

Царица Онхельма велела созвать Совет и обратилась к мудрейшим с обвинительной речью. В завершение она сказала:

- Я не прошу о наказании недостойного. Я могу быть несправедливой и пристрастной. Пусть это будет вашим и только вашим решением.

***

Просто удивительно, как быстро всеобщая народная любовь может смениться столь же всеобъемлющей ненавистью и презрением.