— Как только ты появился в моей жизни, она и так стала адом, — с горечью добавляю, — у меня нет личного времени — потому что ты контролируешь его, — тыкаю пальцем ему в грудь, — у меня не осталось уважения к себе, — стараюсь улыбаться, скрываю печаль и боль внутри.

— Если бы не твой упрямый характер и гордость, все изначально было бы иначе! — глаза его блуждают по моему лицу, пытаясь отыскать в нем хоть какой- то ответ.

— Я сдаюсь, Марк, — поднимаю руки вверх, — больше никакого сопротивления, делай, что хочешь, кроме отца, терять мне больше нечего, и ради него я стерплю все.

Губы Марка сжаты, на смену раздражительности приходит замешательство, он отпускает мой локоть и отступает от меня.

Оставив мужчину позади, босыми ногами спускаюсь по ступеням, они не настолько холодны, чтобы я не смогла стерпеть.

Подхожу к машине, в которой Семен ожидает нас на подъездной дорожке. Сажусь в салон, бросаю злосчастные туфли на пол, а ноги закидываю на сидение.

В окно вижу, что Марк стоит недалеко от машины. Резким, нервным движением руки, он вытащил из кармана брюк пачку, торопливо достал сигарету и закурил.

— Как прошел вечер? — интересуется Семен, встречаюсь с ним взглядом в зеркале дальнего вида.

Обнимаю свои ноги и упираюсь лбом в колени, ничего не ответив.

Паршивый вечер. Паршивые туфли. Паршивый характер Марка. Катись все к черту!

Лера.

— Оставайся на месте, — бросает мне Марк и выходит из машины.

Это первые слова, что я слышу от него за последний час. За все, то время, что мы ехали домой, он с недовольным видом кратко отвечал на все вопросы Семена, связанные с завтрашним перелетом. Помощник понял, что Марк не в настроении обсуждать с ним что-либо, и в итоге замолчал.

Что это значит? Слежу за мужчиной, что обошел машину впереди и подошел к двери возле меня, а затем распахнул ее. Чуть наклонился, и мы встретились с ним взглядом:

— Как нога? — указал подбородком на мою ногу.

Опускаю взгляд на ноги, что вытянула на полу, ступней осторожно обвожу круг, смотрю на него, и констатируя факт, бурчу:

— Нормально, жить буду.

Неожиданно одной рукой он проскальзывает под мои колени, а второй обхватывает спину, и вот я уже в его крепких руках.

— Ты весь день намереваешься носить меня? — не скрывая раздражения, ворчу на него.

Своими действиями он застал меня врасплох, и я больше в замешательстве от его прикосновений, чем зла на него. Тело мгновенно напряглось, будто готовится к атаке.

— А почему нет? Может это доставляет мне удовольствие? — приподняв бровь, смотрит на меня невозмутимо, и ловко захлопнув ногой дверь, направляется в сторону лифта.

— Мне не комфортно, — говорю, как есть.

— Просто расслабься и позволь мне помочь тебе, — равнодушно добавляет мужчина.

— Я и босиком могу дойти до лифта! — предпринимаю новый довод в пользу своей свободы. Складываю руки на груди, отказываясь держаться за него.

— А помнится, ты говорила, что вывихнула лодыжку. Разве нет? — задерживает взгляд на мне.

— Да, вывихнула, но теперь чувствую себя нормально, поэтому если мы вернемся к машине, я смогу обуть свои туфли и пойти сама, — конечно без них намного удобнее, но я не настолько беспомощна. Завтра же туфли выкину.

— Должно быть они настолько сильно понравились, что тебе не терпится их снова обуть. Я куплю тебе еще одни. Но только завтра, а сегодня, они тебе больше не понадобятся, — уверенно отвечает мужчина и продолжает идти.

— Нет, спасибо, — качаю головой, услышав его предложение, — не надо ничего покупать! И вообще, деньги за платье и туфли я верну тебе.

— Не говори глупостей, это был подарок, — качает головой мужчина.

— В том то и дело, что подарки мне твои не нужны! И носить на руках меня не нужно, отпусти! — продолжаю гнуть свое, и все же надеюсь, что он сжалится и отпустит.

— Я же сказал, не отпущу. Пол холодный и грязный, еще не хватало, чтобы ты простыла.

— Надо же, к чему такая забота вдруг? — в недоумении пялюсь на него.

— Ну как же Валерия, — пронзительный взгляд темных глаз, смотрит на меня, и у меня складывается впечатление, что он прячет улыбку, — Если ты заболеешь, то у тебя не будет сил расплачиваться своим долгом передо мной.

Смешно.

— Ну, серьезно, отпусти меня, нога уже не болит, — раздражение в моем взгляде не смущает его.

Он оставил без внимания мои слова. Правой рукой, что под моими коленями, тянется к кнопке и вызывает лифт.

Какой смысл с ним спорить? Все равно будет так, как он сказал. Поэтому соглашаюсь с ним и расслабляю тело. Нерешительно обхватываю его шею, чтобы не выпасть из рук.

Нет, я не обращаю внимание на жар, что исходит от его груди, рук и шеи. Я не наслаждаюсь ароматом его парфюма, что так близко к моему лицу. Стоит мне только наклониться ближе и мой нос коснется шеи — источника того неповторимого аромата его кожи, который присущ только этому мужчине. Мысленно встряхиваю головой, пытаясь избавиться от этого наваждения.

Как только мы оказываемся в квартире, он, наконец-то, отпускает меня на пол. Скорее спешу увеличить дистанцию между нами. Когда мы наедине, я знаю, что от него может исходить угроза, поэтому направляюсь вглубь квартиры. Проходя темный коридор, и слышу щелчок двери в прихожей, который ясно дает понять, что теперь я в этой квартире, словно в ловушке. Оказавшись в гостиной, смотрю по сторонам в поисках включателя, но не нахожу. Стоя посреди просторной, неосвещенной комнаты, решаю в голове, что мне нужно сделать в первую очередь — переодеться в свою одежду или смыть макияж, либо сходить на кухню и выпить стакан воды. Во рту неожиданно пересохло от жажды, должно быть это последствия, выпитого мною алкоголя. Я еще не до конца трезва, но и оставшаяся доля алкоголя во мне — не дает чувствовать себя уверенно и спокойно. Пока я решалась, что мне делать, Марк незаметно появился из-за спины и включил настольную лампу, стоящую возле дивана.

— Извиняюсь, за свое поведение, понятия не имею, что на меня нашло сегодня вечером, — слышу усталый голос Марка, как только собираюсь убежать от него на кухню. Озадаченная его словами, поворачиваюсь.

Мужчина скинул пиджак, небрежно бросив его на спинку кресла. Сначала ослабил бабочку на шее, а потом и вовсе ее снял.

— Не нужно извиняться, — почему то мне смешно, от его попытки загладить свою вину, — это твое обычное состояние — кричать на меня и ни во что не ставить, — раскидываю руки в стороны, пожав плечами, — поэтому ты имеешь на это полное право.

— Я был бы более тактичен и обходителен с тобой, если бы ты вела себя нормально и не устраивала сегодня этот цирк, — резко отвечает мужчина и поворачивается ко мне.

— Я ни в чем не виновата, — спокойно отвечаю, сложив руки на груди, — ты заставил меня пойти на этот вечер, я и пошла. Не пойму, что я сделала не так?

— Каждый гребаный раз ты пытаешься вывести меня из себя, — чуть сощурившись, отвечает мужчина, — ждешь, что я взорвусь, и сегодня тебе это почти удалось!

— Нет, не пытаюсь! — настаиваю я.

— Пытаешься, — скалится Марк и наступает на меня, — Пусть неосознанно, но делаешь это. И я знаю почему: тобою движет глупая гордость. Ты до сих пор не можешь смириться с тем, что целиком и полностью принадлежишь мне!

— А ты каждый раз забываешь, о том, что я не вещь! — с упреком добавляю.

— А всего лишь глупая девочка, — продолжает он, на смену раздражению, на лице мужчины появляется улыбка, он подходит ближе, — но твоя неприступность только сильнее подогревает интерес. — Его взгляд не отпускает меня, — Играешь со мной в войну, в которой потерпела поражение, но признать это и поднять белый флаг не хватает смелости.

Так и есть. Если потребуется, я буду бороться до последнего, но подчиняться ему не стану.

— Потому что крупицы уважения к себе, и гордости все же остались, — вскидываю подбородок, — Ты не до конца их растоптал.