Не знаю, откуда взялись силы, но я начинаю сопротивляться, пытаясь скинуть его с себя и вырваться на свободу.

— Не прикасайся ко мне! Пожалуйста! — собравшись духом, кричу ему, а ногами пытаюсь пинать его, руками бью в грудь и цепляюсь за его лицо царапая, отчего от шипит.

А затем снова удар наотмашь по лицу, от чего моя голова мотнулась в сторону, и я на мгновение замерла.

— Лежи спокойно! — прошипел он и мгновенно перехватив обе мои руки, закинул их над моей головой. Плотно прижал всем телом и обездвижил.

— Не надо! — пронзительно кричу, как только чувствую резкую боль внизу живота, когда он врывается в мое тело.

— Запомни, сука, — тяжело дыша, хрипит он возле уха, а затем диким взглядом впивается в мое лицо, — это тело принадлежит только мне! Слышишь!? Я зарезервировал его на долгое время вперед, оплатив все выставленные счета, — продолжает с остервенением врезаться в меня.

Боль раскаленной лавой растекается по всем органам, по каждой частичке. Она, словно ржавчина, въедается в память малейшим его резким движением и грязным словом.

Не знаю, как долго длилась моя казнь. Но сейчас мое изнывающее от нестерпимой боли тело отказывается сопротивляться его напору. Когда воздуха для крика в легких больше не осталось, горло горит от безудержных рыданий, израненное тело перестало реагировать на его безжалостные и разрывающие на части толчки — безмолвной тряпичной куклой я лежу на кровати, уже смирившись с тем, что этот кошмар никогда не закончится. На грани потери сознания, я держусь за жестокую действительность, которая обрушилась на меня лавиной, и смыла все приятные воспоминания, которые были связаны с этим мужчиной. Мне противны его оскорбления и глухие стоны. А когда, наконец, все закончилось, он навалился на меня тяжело дыша, и переведя дыхание скатился рядом на кровать. Я же, отвернувшись от него, подтянула колени к груди и, обняв их, дрожа всем телом, беззвучно закричала. Мое разорванное в клочья сердце и растерзанное тело пронзает дикая боль, от которой хочется кричать во все горло и биться в истерике.

Обида и омерзение к тому, что он со мной сделал, топят меня в отчаянии, но я не могу издать ни звука.

Марк.

Сидя, на краю кровати этого номера и запустив пальцы в волосы, сжимаю их сильнее, пытаясь хоть как-то остановить адскую боль, которая буквально раскалывает мою голову на двое. Номер поглотила угнетающая тишина, и я силюсь расслышать хоть что-то еще, помимо гула в ушах и стука моего сердце, что отдается в венах и висках болью. Слишком много алкоголя. Много предательства и лжи. Особенно болезненно, получать нож в спину от самых близких, как тебе казалось людей.

Она лежит позади меня на кровати и до сих пор не шелохнулась. И не издала ни звука. Больше я не слышу ее рыданий и болезненных стонов. Вообще ничего. Дышит ли она?

Горькую ухмылку чувствую на губах. Каких-то четыре часа назад, я спешил в этот отель, чтобы удостовериться в своих опасениях и клянусь прикончить их обоих. А сейчас меня интересует — дышит ли она? Мне плевать на это.

Встав на ноги иду к приоткрытой двери напротив кровати. Нащупав включатель, нажимаю его и вхожу в ванну. В горле пересохло, мне нужна вода. Подхожу к раковине и потянувшись к крану, замечаю кровь на руках и рубашке Чья это кровь? Моя? Его? Её? Только не все ли равно?

Включаю воду и подношу руки под струю, красные потеки наполняют раковину. Смыв кровь, наполняю ледяной водой ладони, ополаскиваю лицо и утоляю жажду. То, что надо. Боль и тошнота становятся терпимее. Оглядевшись по сторонам не нахожу полотенце и вытираю лицо рукавом, а ладони о край рубашки.

Вернувшись в спальню, замечаю, что белоснежное постельное, на котором она свернулась, а также стена и пол в крови, под ногами хрустит стекло.

Я мог бы оставить ее здесь, в этом номере и навсегда стереть из своей памяти. Так было бы лучше для нее, но только не для меня. Она даже и представить себе не может во что я превращу ее жизнь. Она ведь не думает, что я закончил? Чертов с два я оставлю ее здесь! Края одеяла, на котором она лежит, накидываю на нее, прикрывая. Подхватив ее за колени и плечи, поднимаю на руки.

С огромным усилием она открывает красные, опухшие от слез глаза. Как только ее пустой, безжизненный взгляд встречается с моим, ее лицо искажается страхом, мольбой и болью. По бледным щекам катятся слезы, стекая по сухим, потрескавшимся губам и кровавыми разводами, минуя подбородок, опускаются к шее. С усилием высвободив руку из одеяла, морщась, она упирается ладонью мне в грудь, и прилагая неимоверную силу старается оттолкнуть меня. Это бессмысленно, я не собираюсь отпускать ее, она поедет со мной.

Быть может я когда-нибудь и отпущу ее, но только не сейчас. Я чертовки зол и до сих пор не получил ответы на свои вопросы. Почему она выбрала моего брата? Почему она нагло врала за спиной? Почему в то утро, я поверил ее лживым глазам и доверился? Блядь, я был уверен, что она принадлежит только мне и ждет из Москвы! Почему он в который раз попытался отнять у меня ту, что дорога и у него это получилось? Этих «почему» бесконечно много, и ни на один из них я не могу найти ответа.

— Отпусти меня, — еле слышно хрипит она, и сжав ворот мой рубашки, заходится в кашле.

И в этой просьбе чувствуется столько отчаяния и боли, что на миг я ощущаю себя куском дерьма. Но всего лишь на чертов миг! Потому что вся гребаная правда о ней и Демиде, обрушивается на меня с новой, удушающей силой, и я еле сдерживаюсь чтобы не закричать и не раздавить ее своими же руками, причиняя еще большую боль.

Да, я должен быть удовлетворен тем, то сделал с ней. Но этого блядь недостаточно! Это предательство разрывает меня на куски, заставляя биться в агонии, сжигая все внутри от ревности и боли! Я хочу орать, разнести здесь все к чертовой матери, но больше всего — я хочу истязать не только ее тело, заставив страдать от боли, но и душу! Я растерзаю ее в клочья, заставлю молить о прощении. Своей изменой она не просто предала меня, а разрушила мою гребанную душу навсегда. Разбила вдребезги последнюю надежду на то, что я еще способен хоть кому-то доверять и любить. Что я блядь, еще кому-то нужен.

Я не успокоюсь пока она не пройдет все круги ада, через которые мне прошлось пройти за последние часы. Поэтому, нет, твою мать! Я не отпущу тебя! Ты будешь в моих руках до тех пор, пока я не посчитаю, что мучений с тебя достаточно.

— Если бы я мог, — сдерживая ярость, выдавливаю из себя, и сжав ее крепче в руках, иду к выходу из номера.

А у самого все клокочет в груди, изъедает кислотой обид и ненависти к этой суке.

Не обращая внимания не ее стоны и бормотание, открываю дверь спальни и выхожу в гостиную. Первое, что вижу, это взволнованный взгляд Семена. Его губа разбита, а когда его взгляд скользит по телу Леры, что я держу в руках, он качает головой и опускает взгляд в пол.

Прямо за спиной Семена, я вижу этого ублюдка. В его помятом лице я еле узнаю своего брата. Бывшего брата. Для меня он перестал существовать еще три года назад. Его левый глаз почти затек, лицо опухло и все в крови. Семен, выставив руку в сторону старается сдержать Демида, готового броситься ко мне. Но своим взглядом я даю ему понять, что приближаться к ней не стоит. Я этого не позволю.

— Сволочь, что ты с ней сделал?! — надрывается он и пытается убрать руку Семена.

— Успокойся, — гремит друг и отталкивает его на диван, тот падает на него, — давай помогу, — развернувшись, делает шаг ко мне и протягивает руки, чтобы взять Леру.

— Я сам! Не прикасайся к ней! — грубо отрезаю и выхожу из номера.

— Гребаный ублюдок! Она ни в чем не виновата! Ты подписал себе смертный приговор! Слышишь меня?! Она не простит тебя никогда! — игнорирую крик Демида за спиной и выхожу.

***

Три года назад.

Смотрю на часы раз десятый, за последние несколько минут, а поток машин в пробке так и не сдвинулся.