— А тебе нужно вернуться, потому что в тебе нуждается отец. Также у тебя есть работа и учеба, разве забыла? — ободряюще улыбаясь, продолжает он, и аккуратно приподняв мой подбородок, пальцем высвобождает мою губу из захвата зубов, — Я помню это, поэтому и не посягаю на твою независимость, чтобы ты не обвиняла меня в этом, как и в прошлые разы.

Он так близко, и у меня буквально зудят ладони, от желая прикоснуться к его лицу. И желание попробовать его губы на вкус пересилило всякое стеснение и придало мне немного смелости, я обхватила его шею и прижалась губами к его губам. Это все что мне сейчас нужно. Ни слова, ни мысли о том, что мне пора лететь, оставив его здесь. А только пара минут, на которые я решилась, и за которые хочу насладиться лаской его губ и теплом рук. Мысленно я ликовала от счастья, что он не оттолкнул меня, а напротив, прижал теснее к своей груди и ответил на поцелуй. Жадно, как будто изголодался по моим губам, он мучил их, а затем ворвался в мой рот языком. По-собственнически и в нетерпении, он шарит руками по моей спине, бедрам и пытается задрать подол моего халата. И я уже готова помочь ему избавиться от теперь уже неудобного и ненавистного халата, но Марк резко остановился. Неохотно оторвавшись от моих губ и тяжело дыша, он прикоснулся лбом к моему лбу:

— У тебя есть три секунды, чтобы пойти переодеться. Иначе я забуду о своем обещании отпустить тебя домой, и ты останешься привязанной к кровати.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, пытаясь восстановить дыхание. Так и стою, не шелохнувшись, впитывая его тепло и дыхание. Он прав, нужно остановиться и идти собираться, у него свои дела, а меня ждет отец. Открываю глаза и поднимаю лицо.

— Беги давай, не нужно меня дразнить, иначе я за себя не отвечаю, — в его взгляде решимость продолжить начатое, не останавливаться, и такое ощущение, что несмотря на его слова, он ждет моего решения — захочу ли я остаться или все же полечу.

Разум берет свое, отодвигая на второй план гормоны и жгучее желание, что удается с трудом, и я отрываюсь от него. Слышу его сдавленный, разочарованный, как мне показалось вздох.

Собралась я довольно быстро, ведь вещей я с собой не брала. Единственное, сложила в пакет платье и туфли, не знаю, зачем они мне. Конечно же я больше не рискну это надеть, но пусть будут.

Марк проводил меня до парковки, где меня уже ждал Семен. Мужчины несколько минут обсуждали что-то, пока я ждала их возле машины. Когда разговор был закончен, Семен сел за руль, а Марк подошел ко мне, и взял за руку:

— Лер, пообещай мне одну вещь? — поджав губы, смотрит на меня нерешительным взглядом.

— Постараюсь, — киваю головой.

— У тебя до сих пор нет телефона, и мне нужно, чтобы ты всегда была на связи. Поэтому возьми телефон, что даст тебе Семен. Хорошо? — у него такое выражение лица, что как будто от моего ответа зависит его жизнь. Но мне это предложение нравится, и телефон я готова принять.

— Ладно, без проблем, — как он все предусмотрел, даже на расстоянии готов контролировать. Не удивлюсь, если за мной будут присматривать расставленные по углам шпионы.

— Отлично, во сколько ты ложишься спать? — странный вопрос.

— После работы около двенадцати, примерно в это время, — размышляю вслух.

— Тогда я наберу тебя в конце дня, как ты освободишься, чтобы пожелать спокойной ночи, — легкий поцелуй касается моих губ, — приятного полета, Лера, — распахивает для меня дверь, приглашая сесть.

Улыбаясь ему в ответ, сажусь. Теперь лететь будет не так страшно, ведь все мои мысли будут не о полете, а только об одном человеке.

***

Подхожу к двери, и, оставив возле нее пакет, не спеша приоткрываю ее. Сейчас послеобеденное время и в больнице сон час. Отец и остальные обитатели палаты крепко спят, и я не хочу их будить своим присутствием. К тому же то, что они спят — мне на руку. Подкрадываюсь на носочках к кровати отца, и опускаюсь на корточки возле тумбочки, в которой он хранит свои вещи. Приоткрываю второй ящик сверху и аккуратно, чтобы не звенели, кладу в него ключи, которые взяла без спроса в прошлый раз. Так же тихо закрываю ящик, и, оглядываясь по сторонам, на лица спящих, выхожу из палаты. Тяжело вздохнув, беру пакет с фруктами и усаживаюсь на лавку возле палаты. Про себя радуюсь, что осталась незамеченной, и мне не пришлось объясняться, почему я тайком возвращаю ключи.

Достаю из сумки телефон, чтобы посмотреть время. Я, наверное, никогда не привыкну к этому гаджету. Сегодня утром в самолете, Семен вручил мне телефон, и мне пришлось взять его, поскольку пообещала Марку быть на связи. По пути в больницу, я зашла в салон связи и восстановила свою сим-карту, которая находится в моем старом телефоне, в сумке на заднем сидении машины Даньки. Первым делом я внесла в справочник номер отца, сегодня вечером внесу все остальные.

Экран телефона показывает почти два часа дня, значит, скоро пациенты начнут просыпаться, для процедур. Через пару минут появилась медсестра, чтобы разбудить больных в палате и дать им таблетки, и поставить уколы. Как только она вышла из палаты, я вошла.

Помимо отца, в палате находились еще двое мужчин с подобным диагнозом. Одному из них уже сделали операцию. Семья этого счастливчика собирала деньги буквально всем миром. Отец рассказывал, что его жена Румынка, а сам он из Украины. Поэтому огромное количество родственников было как в России, так и за рубежом. Так что деньги им удалось собрать быстро и скоро его выпишут.

Хорошо, когда у тебя есть много родственников, готовых помочь. Но у нас их, к сожалению, нет. Отец был единственным ребенком в семье. А у моей мамы осталась только старшая кузина, которая в данный момент проживает на Дальнем Востоке. К тете Оле я не стала обращаться, потому что она «не любит выпить», соответственно все ее деньги уходят в «здоровье» и ей точно не до проблем родственников. К тому же мама с ней совсем не поддерживала контакты. Вот и осталась у меня надежда только на саму себя.

— Привет, пап! — радостно восклицаю и подхожу к дальней кровати, возле окна, на которой он лежит.

— Здравствуй, дочка, — глаза папы сияют теплом, он тоже рад видеть меня.

Оставляю пакет с провизией на тумбе, и, взяв стул возле окна, пододвигаю его ближе к кровати.

— Как настроение? — усаживаясь на стул, интересуюсь.

— Нормально все. Жив, но, к сожалению, не здоров, — пожимает он плечами.

— Но это поправимо! Осталось всего два дня, — сощурив глаза, заговорщицки констатирую, имея в виду начало грядущей операции.

— Не дождусь уже. До сих пор не верю, что мне одобрили квоту, — отец до сих пор думает, что операция для него будет бесплатна, — Не терпится вернуться домой, — жалуется папа, с грустной улыбкой, — а как твои дела дочка? Как работа? Учеба? Не сильно устаешь? — переводит он тему и вмиг его лицо становится обеспокоенным.

Замечаю, что отек его лица стал еще больше, чем в прошлый раз и левый глаз почти заплыл. Но утешает только одно, что после операции к нему вернется привычный облик, и самое главное прекратятся его страдания.

— Пап, все отлично. Я не устаю, правда, — пытаюсь быть искренней и не заставлять его беспокоиться, — а вот твоя борода меня беспокоит. Ты никогда такую не отращивал! Теперь тебя в ней почти не узнать.

Папа, поджав губы, почесал изрядно подросший волосяной покров и виновато улыбнулся:

— Перед операцией медсестра сказала, что мне ее побреют, так что осталось ей совсем недолго.

Я прекрасно знаю, что у него нет сил, сбрить ее самому. Он старается лишний раз не вставать с кровати, потому что у него кружится голова. Я еле уговорила его не ходить в столовую, а принимать пищу в палате. До последнего не сдается и не хочет быть обузой. Но мама поддержала бы меня и ни за что не позволила ему иметь такую бороду.

— Если бы мама…, - хочу поддразнить его, но он прерывает.

— Если бы наша мама была жива, то все было бы иначе, дочка.

— Пап, — хочу успокоить его и попытаться остановить говорить о маме. Он часто вспоминает ее и обвиняет себя, в том, что семья наша разрушена.