Ярослав скомандовал поход. Стали готовить войско.

— Лишили боги Святополка разума, — качал головой Илья, уклончиво говоря «боги», по своему обыкновению не обижая ни старых, ни новых богов, — а Ярославу разума не прибавили. Что твой кочет — распустил перья, а то, что кошка в кустах, о том и не думает.

— Вопрос в том, какая кошка, — сказал я. — С кем драться? Кого позовет Святополк?

— Как кого? — нахмурился Илья. — Степь.

Степь… Было, было время, когда Степь приходила ко мне на помощь, было, да прошло.

Далеко от Руси, в горах Таврии, стоит Крепость. Это один из оплотов недоброй Силы, каких не так уж много на земле. И совсем еще зеленым юнцом, в свой первый подвиг, приехал я в Крепость, оставленный Учителем на ночной дороге, потому что Учитель бросал Меня в богатырское море подвигов, и, выплыву я или нет, зависело теперь только от меня; и говорил я с Властителем Крепости, и убедил его в том, что один у нас враг теперь — Волхв, и дважды приходил мне Властитель Крепости на выручку, надо было только поехать на северный рубеж степей и передать: началась волчья охота, Добрыня зовет. Но умер Властитель Крепости, а нового я не знал, да и не договориться мне было с ним второй раз: однажды только такая великая удача бывает.

Ярослав не спешил. Надо было ждать, покуда настанет лето: не начинают войны зимой, разве только в случае крайней нужды. Да и наши силы были еще невелики: колебался народ, под чье начало становиться — Святополково или Ярославово.

Приближался солнцеворот: оттепели должны были переломиться в весну. Я всегда любил эти талые сумерки, когда день уже пересиливает ночь, свет — темень, когда сумерки тянутся, тянутся, и пахнет необыкновенно — еще не землею, но уже и не снегом; талой водой, должно быть. Наливаются синевой сосульки, вжимается в землю снег, движутся тени, свежо кругом: на весну, на весну! И вот шел я таким талым вечером из бани, ощущая, как наливается жизнью мое поношенное тело, вдыхая студеный вечерний воздух, выглядывая приметы весны, шел и услыхал вдруг восторженный крик:

— Поленица! Поленица приехала!

Я остановился в изумлении. Поленица приехала! Сколько лет я странствовал по Руси, не видал ни одной и никто не видал. Говорили, что были поленицы при Святогоре-богатыре, в старое время, а потом канули куда-то. Одно только имя осталось на Руси — поленица.

Поленицы старины, о которых рассказывали, были дивнее богатыря. Это были девицы, севшие на коней и взявшие меч в руки — и не шутя как-нибудь, а по-богатырски. И в княжеские палаты безбоязно ходили, и на битву выезжали, и подчас Силу имели — а женская Сила особенная, ее мужчине часто и не одолеть вовсе… Женщины-богатыри, одним словом. Но и при Святогоре были поленицы очень редки, и про них уж таких небылиц наплели — и летали они на конях, и мертвых воскрешали, а как начинали мечом махать — так рати долой. Но исчезли с Русской земли поленицы, исчезли — и вот, неужто появились снова? Как могло так случиться, что мы, богатыри, просмотрели? Да и вообще — и поленицы учились у богатырей, обычно у отцов или братьев, а то и мужей. А где сейчас такие богатыри, что могут учить? Не знал я таких, кроме нас троих. И к чему это появление поленицы при новгородском дворе, накануне похода на Святополка? Чья Сила явилась в Новгород? Кто помогает князю Ярославу?

Я заспешил во дворец.

На дороге мне попался Илья — совершенно ошеломленный.

— Слыхал, Добрыня, — набросился он на меня, — девка-поленица приехала! И сразу к князю пошла!

— Подожди, Илья, ты сам-то ее видел?

— Не видел! — раздраженно отмахнулся Илья. — И видеть не хочу! Снова девки на коней сели! Понятное дело, там, где подвиг уже почти кончен, много Помощничков набегает!

— Этого подвига на всех хватит, — сказал я.

— А Ярослав-то — сразу к ней! Чертова сила — бабы! — Илья в отчаянии сплюнул.

— Это ты, Илья, кого бабами называешь, полениц, что ли? — раздался насмешливый голос Алеши.

— Ты… пересмешник! У тебя подвиг из-под носа уводят, — заворчал Илья, — а ты хаханьки! Поди лучше пощупай, что у нее под подолом!

— Так без руки останусь, — посмеивался Алеша, — поленицы они, знаешь, какие…

— Тьфу на тебя…

— Поговорить бы с ней, — только и успел сказать я, как почувствовал спиной, что сзади кто-то стоит.

Илья и Алеша уже смотрели туда, округлив глаза. Я повернулся.

Поленица. В женской одежде, но перепоясана мечом и кинжалом — тяжелыми, мужскими. Меч и кинжал северной, варяжской, работы, отметил я мельком.

Сама поленица была высока, крепка в кости, синеглаза, русоголова, белоброва — северная дочка. Крепкое ее тело так и дышало здоровьем; я успел уже ощутить тонкий голосок ее Силы, но тут поленица поклонилась и заговорила:

— Не я кланяюсь вам, богатыри, Русская земля кланяется. Не обидьте сироту, примите в учение. Обузой не буду, от невеликого лиха сама отобьюсь, а когда от великого отбиваться будете, глядишь, и помогу чем. Не к князю Ярославу шла — к вам шла.

— Так что же ты, девка, — забубнил Илья, — поперед нас к князю вперлась?

— Не гневись, не моя была воля. Закричал народ про поленицу, позвал меня к себе князь. Не моя вина, что именем громким меня называют, не заслужила пока еще его.

— Ну-ну, — пробормотал Илья. — Зовут-то тебя как?

— Рогнеда.

— Из варягов, что ли?

— Из русских я. Варяги заморские уже не моя родня. Мои пришли давно, еще с Рюриком.

— А кто учил тебя, девица? — спросил я.

— За морем училась, у варяжского богатыря Свеборга. Сирота я. Росла здесь, да в тягость стала родным — Я за море и сбежала учиться. А потом домой вернулась. Семь лет Свеборг меня учил, хорошо ли, плохо, не знаю, чему ни научите — всему буду рада.

Алеша смотрел на нее смеющимися глазами и крутил ус. Вот уж воистину соблазн — Алеше девицу учить!

Между тем я никогда не слыхал о богатыре Свеборге. Да плохо я знал варяжскую землю, так что ничего в этом удивительного не было.

— Ну и что ж ты умеешь… Рогнеда? — спросил ее Алеша, все так же смеясь глазами.

— Испытайте, — потупилась она.

— А ну, становись! — сказал вдруг Алеша, вытаскивая Туг.

Илья ухмыльнулся.

Поленица поклонилась Алеше, ловко выхватила меч, поддернула юбку (под ней были шаровары) и бросилась нападать.

Мы с Ильей только переглянулись. Дралась она хорошо даже для воина, а уж для девицы!.. Алеша раззадорился, стал заманивать поленицу, а когда она разгорячилась, выбил меч у нее из рук.

— Хорошо дерешься, Рогнеда, — сказал он, подмигивая ей. — Учить тебя опасно, ну как потом драться придется!

— Не жена я тебе буду, чтобы драться с тобой, — отвечала поленица, покраснев.

Илья крякнул: девица робела, но не чрезмерно!

— Пускай Добрыня твою Силу испытает, — сказал он ей хмуро.

— Сила моя маленькая, — усмехнулась девица, — мне с Добрыней не равняться.

— Ну а чего умеешь-то? — настаивал Илья важно.

Девица облизнула губы:

— Умею иногда мысли подслушивать да ворожить по-бабьи. Вот и все.

— А ну-ка, подслушай! — сказал я.

Девица собралась, посмотрела перед собой. Я чувствовал напряжение ее Силы. Такой Силы я еще не встречал — но я плохо знал женскую Силу. Сила моей матери была очень невелика, а Маринка, с которой я и прожил-то всего месяца четыре, о Силе своей рассказать мне не успела. Но, решил я, Сила Рогнеды была слаба, хотя и не мог я понять, на что она была способна.

— Не подслушивается, — закачала она головой. — Добрыня сильнее.

— Да уж, сильнее Добрыня! — подтвердил Илья.

Мы помолчали.

— Так что, богатыри, — сказала поленица тихо, — беретесь меня учить?

— Учить не беремся, — отвечал Илья рассудительно. — Не ученик богатыря ищет, а богатырь ученика. Так не нами придумано, так испокон веку было. Лишним твой меч не будет: скоро Киев воевать. А чему сама научишься, то твое.

— И крохам буду рада, — потупилась поленица.

Темнело. И тут от поленицы пошла такая волна благодарности и ласки, что я невольно отвел глаза.