Клоны, очухавшись, бежали ей навстречу, пока она лихорадочно вникала в тонкости управления машиной. Вроде простая приборная панель, похожая на гражданские модели скайхоперов, и большого труда…
Мозг взорвался раскатистой болью, от которой оцепенело все тело.
Женщина сцепила зубы, чтобы сдержать стон, но не в силах заставить тело повиноваться.
Смерть проносилась по галактике, гася звезды джедаев…
Тогрута не испытала агонии Приказа 66, поскольку подбежавшие к истребителю клоны вырубили ее выстрелом станнера.
Магистр Шаак Ти забылась глубоким сном.
***
Прочитав на деке уведомление о получении первоначального сообщения, я почувствовал внезапную слабость. Пальцы разжались и устройство упало на помост.
Боль залила все тело, словно я горел изнутри. Стоящий рядом адмирал Декланн, сжав руки в кулаки, намертво сцепил зубы и прислонился лбом к ледяной транспаристали центрального иллюминатора.
А рядом страдала моя ученица.
Руки Оли дрожали, словно ее внезапно разбил Паркинсон.
Посмотрев на полные слез глаза девочки, я, положил руку ей на плечо, обнял и прижал к груди. Обнимашки — это все, чем мог помочь ей в настоящий момент.
Будь я сто раз Император, Силой не уступающий лучшим из одаренных современности, у меня не было ответа на вопрос — как заглушить ощущение смерти тысяч разумных по всей галактике.
Прижав девочку к груди, все что я мог — смотреть на сюрреалистичную картинку гиперпространства, сцепив зубы так, что с них начала скалываться эмаль.
И терпеть.
Как это делают все сильные одаренные в галактике в эту минуту.
Просто терпеть понимание того, что Палпатин пусть и отчасти, но все же победил.
Орден джедаев перестал существовать.
***
Мейс увяз глубоко в этой серости, что перестал ощущать себя как личность.
Пропало ощущение реальности происходящего, окружающее пространство превратилось в непонятный калейдоскоп, контраст которого темнел с каждым вдохом.
Ваапад — канал для тьмы, где поток энергии движется в обе стороны. Мейс принял бешеную скорость повелителя ситов, черпал ярость и мощь тени, закачивал в себя…
И выбрасывал наружу.
Он поглощал ярость противника, используя ее для своей собственной подпитки, и возвращал ее к источнику, но превращал в собственное оружие.
Было время, когда Мейс Винду боялся могущества Тьмы. Было время, когда он боялся даже серости, которую порождает единение Света и Тьмы.
На Хуррун Келе он встретил тьму лицом к лицу. И выстоял.
Он узнал, что именно страх придает силу Темной стороне.
Страх.
Злость.
Отчаяние.
Ненависть.
Он не боялся. Его страхи остались в прошлом. Каждый из них уничтожен и ветер времен не оставил даже надписей на могильном камне.
Он не был зол. У него просто не было права на такую мелочную роскошь, как испытывать негатив к кому-либо. Даже к Дарту Сидиусу.
Он не испытывал приступов паники. Само это понятие уже ровным счетом ничего не значило.
И ненависти он тоже не испытывал. Не знал почему, но эта эмоция бежала от него как разумный от больного ракгульской чумой.
Тьма не имела власти над ним.
Но и он не мог поработить ее.
Ваапад связал его и Сидиуса смертельными объятиями. Они оба превратились в неудержимые стихии, захлестнувшие весь кабинет, каждый его кубический сантиметр. Когда эта дуэль началась, в помещении не было ни единого целого предмета интерьера. Все было уничтожено до того, как Мейс Винду замкнул контакты в рукояти своего светового меча.
На поле битвы оставались лишь клочки тканей, обезображенные куски мебели, обломки статуй.
Все это испарилось в ходе противостояния.
Но все равно существовал только круговорот смерти, бесконечная петля, ни та ни другая сторона не была ранена и даже не слишком запыхалась. Противники были равны друг другу по силам и навыкам. Там, где Сидиус пытался продавить его своей техникой, Винду отвечал собственным изяществом. Владей они одним и тем же стилем, нашлись бы способы одному нанести смертельный укол другому.
Но, Ваапад — это не Джуйо.
Ваапад — это стихия. Противостояние которой вынуждало Палпатина переливаться из стиля в стиль, смешивать комбинации и связки, нарушать неписанные законы фехтования на световых мечах.
Тупик.
Так могло продолжаться вечно, если бы ваапад был единственным даром Мейса Винду.
Сейчас он смотрел на сражение словно со стороны. Он мог позволить себе эту роскошь, потому как переломный момент в сражении уже наступил.
Он просчитал Палпатина. Он видел все, на что тот способен.
Он знал каждый вариант его способа отразить любую атаку Винду.
Потому как в отличие от Ваапада, Джуйо, опирающийся на предыдущие Шесть Форм фехтования, конечен. Он богат своими приемами, потому что вбирает в себя лучшее из того, что могут дать другие. Он сплетает это в уникальный узор смерти, опасный для любого другого одаренного.
Ваапад же… Это само отражение Мейса Винду. Нет двух одинаковых штормов. Каждый из катаклизмов ужасен по-своему.
Так и Мейс Винду — он не связывает себя заученными приемами, стойками, выпадами. Он делает то, что чувствует верным.
Клинок его вращался, встречался с оружием врага и шипел, разбрасывая вокруг искры. Его ноги двигались так, как этого требовала ситуация. Ни на миллиметр в сторону от идеального баланса.
Разум магистра скользил вдоль петли чужой мощи, отслеживая ее бездонный источник.
Нащупывая уязвимую точку.
Уникальный дар коруна — видеть слабости этого мира. Его изъяны и шероховатости.
Он пользовался им в отношении канцлера и ранее. Он видел в Палпатине уязвимую точку небывалого размера, но считал, что это лишь подтверждает тот факт, что без конкретно этого канцлера Республика развалится на куски.
И, к своему собственному удивлению, он его нашел быстрее, чем мог даже вообразить.
Уязвимая точка Дарта Сидиуса стояла в дверном проеме его рабочего кабинета.
Не было нужды прекращать сражение, чтобы опознать в этом клубке злобы и ярости, страха и безумия Энакина Скайуокера.
Явился Избранный.
И он не на стороне Добра.
Все, как и предсказывал Доуган.
Мейс отбил клинок Скайоукера, выпад которого не отличался ни изяществом Сидиуса, ни малейшей доли грации. Тупое животное, которое может лишь задавить противника своим яростным напором, который Мейс Винду с легкостью парировал.
Сидиус обрадовался подкреплению в виде своего нового ученика. Сит попытался усилить свой напор на джедая, но слишком поздно.
Мейс Винду обратил свой дар против Энакина Скайуокера.
Аметистовый клинок проломил оборону Избранного, словно той не существовало вовсе. Синий световой меч, принесший смерть тысячам врагов, оказался лишь жалким детским прутиком, сорванным в ближайшей роще, против остро отточенного боевого клинка профессионального военного.
Оружие Скайуокера распалось на две части.
Мейс Винду, черпая Силу из Светлой и Темной стороны, отбросил Дарта Сидиуса на стену кабинета канцлера, размазав того тонким слоем, чтобы не мешался под ногами.
А затем настал черед Избранного.
Энакин, оказавшись лицом к лицу со своей погибелью, прыгнул, стараясь проскользнуть мимо магистра джедая и оказаться рядом с обескураженным силой удара Палпатином, чтобы завладеть оброненным оружием сита, но Мейс Винду оказался быстрее.
Словно водоворот смерти он обрушился на тело надежды всего Ордена джедаев, прерывая его прыжок плавными движениями своего светового меча. И в этот момент руку магистра, сжимающую смертоносное оружие, вела сама Сила. Обе ее стороны в чистейшем ее проявлении.
То, что прежде было Энакином Скайуокером, с криками боли и отчаяния рухнуло на пол.
Мейс Винду шагнул ближе к обезображенному существу, обряженному в подпаленную джедайскую одежду черного цвета. Открытые участки тела Энакина были обожжены до мяса и представляли из себя сплошную рану, кое как затянутую тонкой корочкой грязного серо-зеленого цвета.
