Он с такой силой хлопнул Орфея по спине, что тот качнулся и ступил вперед.

— Да, старину Орфея! — Баста обнял его за плечи. — Видно, дьявол и правда обо мне заботится, что сделал именно его моим соседом по камере. А может быть, наша история так тоскует по нас, что послала его ко мне? Как бы то ни было, мы неплохо провели время, правда?

Орфей не поднял на него глаз. Он смущенно теребил свою куртку и разглядывал книжные полки Элинор.

— Черт, ты только посмотри на него! — Баста грубо толкнул его локтем в бок. — Сколько раз я ему объяснял, что тюрьмы нечего стыдиться, тем более такой чистенькой — не то что застенки у нас дома. Ну-ка расскажи им, как я узнал о твоих бесценных талантах. Расскажи, как я застал тебя ночью, когда ты вычитал себе из книжки этого дурацкого пса!

Пса! Уж я бы, дьявол ведает, сумел выдумать что-нибудь получше.

Баста ехидно ухмыльнулся, а Орфей нервно поправил галстук.

— Цербер так и сидит в машине, — сказал он Мортоле. — Он этого очень не любит. Надо взять его сюда.

Верзила шагнул было к двери — он, видно, любил животных, но Мортола раздраженно позвала его обратно:

— Собака останется в машине. Я не выношу эту тварь.

Она нахмурилась и оглядела прихожую.

— Я-то думала, домик у тебя побольше, — сказала она Элинор с наигранным разочарованием. — Мне говорили, ты богатая.

— Она и правда богатая. — Баста так резко обнял Орфея за шею, что у того сползли на нос очки. — Только все деньги отдает за книжки. Интересно, сколько бы она дала нам за книгу, которую мы отняли у Сажерука? Как ты думаешь? — Он ущипнул Орфея за круглые щеки. — Да, этот наш дружок оказался отличной, жирной приманкой для Огнеглотателя. Он похож на раздувшуюся лягушку, но даже Волшебному Языку буквы не повинуются так, как ему — про Дариуса уж и не говорю. Спросите Сажерука! Орфей отправил его домой как нечего делать! Не то чтобы Огнеглот…

— Помолчи, Баста! — грубо перебила его Мортола. — Уж больно ты любишь распускать язык. Ну так что? — Она нетерпеливо стукнула палкой по мраморной облицовке пола, которой так гордилась Элинор.

«Ну, госпожа Лоредан! — думала Элинор. — Врите что-нибудь! Быстрее!»

Но не успела она и рта открыть, как услышала шорох ключа в замочной скважине. «Нет! Нет, Мортимер! — беззвучно молила она. — Не ходи сюда! Оставайся с Резой в мастерской. Запритесь там и ни за что не ходите сюда!»

Конечно, никакого толка от ее беззвучной мольбы не было. Мортимер открыл дверь, вошел, обнимая Резу за плечи, и застыл как вкопанный, увидев Орфея. Не успел он еще понять, что происходит, как Верзила по знаку Мортолы захлопнул дверь.

— Привет, Волшебный Язык! — Баста говорил угрожающе мягко, поигрывая ножом прямо перед лицом Мо. — А это уж не наша ли немая красавица Реза? Вот и отлично. Значит, двое за раз. Остается только маленькая ведьма.

Элинор заметила, как Мортимер на секунду прикрыл глаза, словно надеясь, что Баста и Мортола исчезнут, когда он откроет их снова. Но, разумеется, ничего подобного не произошло.

— Зови ее! — приказала Мортола, глядя на Мо с такой ненавистью, что Элинор стало страшно.

— Кого? — переспросил он, не сводя глаз с Басты.

— Не притворяйся глупее, чем ты есть! — рявкнула Мортола. — Или ты хочешь, чтобы я разрешила Басте вырезать и на лице твоей жены узор, которым он разукрасил Огнеглота?

Баста нежно провел пальцем по сверкающему лезвию своего ножа.

— Если ведьмой ты зовешь мою дочь, — сказал Мортимер глухим голосом, — ее здесь нет.

— Неужто? — Мортола тяжело ступила к нему. — Поберегись. Ноги у меня страшно болят после бесконечной езды, и это мне, знаешь ли, не прибавляет терпения.

— Ее здесь нет! — повторил Мортимер. — Мегги ушла с тем мальчишкой, у которого вы отобрали книгу. Он попросил отправить его к Сажеруку, и она это сделала. И исчезла вместе с ним.

Мортола недоверчиво прищурилась.

— Чушь! — сказала она. — Как они могли это сделать без книги?

Но Элинор заметила сомнение, мелькнувшее в ее глазах.

Мортимер пожал плечами:

— У мальчишки был с собой исписанный от руки листок бумаги — листок, который якобы перенес туда Сажерука.

— Но этого не может быть! — Орфей ошарашенно уставился на него. — Вы всерьез утверждаете, что ваша дочь сама себя вчитала в книгу с помощью моих слов?

— Ах, так вы и есть тот самый Орфей? — Мортимер смерил его не слишком дружелюбным взглядом. — Значит, это вам я обязан тем, что у меня нет больше дочери.

Орфей поправил очки и посмотрел на Мо не менее враждебно. Потом он резко повернулся к Мортоле.

— Так это и есть ваш Волшебный Язык? — спросил он. — Он лжет! Я уверен, он лжет! Никто не может самого себя вчитать в книгу. Ни он, ни его дочь, ни кто-нибудь еще. Я пробовал сотни раз. Это невозможно.

— Да, — устало сказал Мортимер, — еще четыре дня назад я тоже был в этом убежден.

Мортола пристально посмотрела на него. Потом кивнула Басте.

— Запри их в подвале! — приказала она. — А потом принимайтесь искать девчонку. Обыщите весь дом.

13

ФЕНОЛИО

С наступлением темноты нелегко было пройти через охраняемые городские ворота Омбры, но Фенолио был хорошо знаком со всеми караульными. Для грубияна, который в эту ночь загородил ему путь копьем, он не раз сочинял любовные стихи — с большим успехом, как ему рассказывали, — и, судя по внешности этого болвана, помощь ему еще не раз понадобится.

— Только возвращайся до полуночи, писака! — ухмыльнулся некрасивый стражник, пропуская Фенолио. — В полночь меня сменяет Хорек, а ему твои стишки не нужны, хотя его милая даже читать умеет.

— Спасибо за предупреждение!

Фенолио неискренно улыбнулся, проходя мимо караульного. А то он сам не знает, что с Хорьком шутки плохи! У него до сих пор начиналась боль в желудке при одном воспоминании о том, как этот длинноносый воткнул ему в живот острие копья, когда он пытался протиснуться мимо него с вежливыми уговорами. Да, Хорька не подкупишь ни любовными стишками, ни другой какой-нибудь писаниной. Ему нужно только золото, а его у Фенолио было немного, во всяком случае, не столько, чтобы раздавать направо и налево стражникам у городских ворот.

— До полуночи! — тихо ворчал он, спускаясь вниз по крутой тропе. — Да комедианты только к этому времени и разыграются по-настоящему!

Дорогу ему освещал факелом сын его квартирной хозяйки. Иво, девяти лет от роду, был полон ненасытного любопытства ко всем чудесам этого мира. Он каждый раз отчаянно спорил с сестрой за честь нести факел перед Фенолио, когда тот отправлялся к комедиантам. Фенолио снимал у матери Иво комнатку под самой крышей за пару монет в неделю. За это Минерва еще стирала и готовила на него и чинила его одежду. А Фенолио в ответ рассказывал ее детям сказки на ночь и терпеливо выслушивал, каким упрямым чурбаном бывает иногда ее муж. Да, с этим ему повезло.

Мальчик впереди возбужденно подпрыгивал. Ему не терпелось поскорее дойти до пестрых шатров, откуда сквозь ветви деревьев сверкали огни и раздавалась музыка. Он то и дело укоризненно оборачивался, как будто Фенолио нарочно не торопится. Видно, не понимает, что старик уже не может скакать, как кузнечик.

Пестрый Народ разбил шатры на каменистом участке, где ничего не росло, за лачугами крестьян, возделывавших землю Жирного Герцога. С тех пор как правитель Омбры потерял интерес к их шуткам и песням, они стали приходить сюда реже, но, к счастью, внук герцога не хотел отмечать свой день рождения без комедиантов, и поэтому в воскресенье все они снова устремятся в городские ворота: огнеглотатели, канатоходцы, укротители со своими зверями, метатели ножей, актеры, скоморохи и шпильманы, из которых многие пели песни, написанные Фенолио.