Реза снова услышала собственный всхлип. Испачканными кровью пальцами она откинула темные волосы со лба Мо и стала звать его по имени. Не может он умереть сейчас, после стольких лет…

Она звала и звала его, прикладывала палец к его губам, чувствовала его дыхание, неглубокое, порывистое, трудное, словно кто-то сидел у него на груди. «Смерть, — думала она, — это смерть».

Шорох заставил ее вздрогнуть — звук шагов по мягкой листве. Неужели Мортола передумала? Послала за ней Басту? Или это уже волки? Если бы у нее был хотя бы нож! Мо всегда носил с собой нож. Она порылась в его карманах, нащупала рукоять…

Шаги приближались. Да, это были, без сомнения, человеческие шаги. И вдруг стало тихо, пугающе тихо. Реза поспешно вытащила нож из кармана Мо, открыла его. Она не решалась обернуться, но потом все же заставила себя…

У бывших ворот крепости стояла старуха. Она казалась крошечной, как ребенок, между мощных столбов, все еще обрамлявших вход. На плече у нее висела котомка, а платье словно сплетено из крапивного волокна. Кожа у нее была смуглая и морщинистая, как кора старого дерева. К коротким седым волосам пристали листья и репей.

Старуха молча подошла к Резе. Ноги у нее были босые, но, похоже, крапива и чертополох, которыми зарос двор Каприкорна, нисколько ее не смущали. Не поведя бровью, она отодвинула Резу в сторону и наклонилась над Мо. Кровавую тряпку, которой Реза все еще пыталась зажать рану, она спокойно отбросила в сторону.

— Такой раны я никогда не видывала, — сказала она таким хриплым голосом, словно ей не часто приходилось им пользоваться. — Чем это сделано?

— Ружьем, — ответила Реза. Она еще не привыкла говорить языком, а не руками.

— Ружьем? — Старуха взглянула на нее, покачала головой и снова склонилась над Мо. — Ружье. Что это еще такое? — бормотала она, ощупывая рану смуглыми пальцами. — Да уж, новое оружие у них появляется быстрее, чем цыплята из яиц, а я думай, как склеить обратно все, что они там раздробят и разрежут.

Старуха прижалась ухом к груди Мо, послушала и выпрямилась с тяжелым вздохом.

— У тебя под платьем есть рубашка? — без церемоний спросила она, не глядя на Резу. — Сними ее и разорви на куски. Мне нужны длинные полосы.

Она достала из кожаного мешка у пояса склянку и смочила полосу ткани, которую протянула ей Реза.

— Приложи к ране! — скомандовала она. — Рана скверная. Может быть, придется резать или жечь, но не здесь. Вдвоем мы его не унесем, но тут неподалеку комедианты устроили лагерь для своих стариков и больных. Может быть, там нам помогут.

Старуха так ловко перевязала рану, словно всю жизнь только этим и занималась.

— Постарайся его согреть! — сказала она, снова поднимаясь и забрасывая котомку на плечо. Потом показала на нож, который Реза уронила в траву. — А это держи при себе. Я постараюсь прийти раньше, чем волки. А если появится Белая Женщина, смотри, не дай ей взглянуть ему в лицо или окликнуть по имени.

И она исчезла так же внезапно, как появилась. А Реза опустилась на колени и, придерживая рукой пропитанную кровью повязку, стала прислушиваться к дыханию Мо.

— Слышишь? Ко мне вернулся голос! — шептала она ему. — Как будто он тут меня дожидался!

Но Мо не шевельнулся. И лицо у него было такое бледное, словно камни и трава выпили всю его кровь.

Реза не знала, сколько прошло времени, когда позади нее раздался невнятный, тихий шепот, похожий на шелест дождя. Она обернулась и увидела на обломках лестницы Белую Женщину, неясную фигуру, похожую на отражение в воде. Реза хорошо знала, что означает ее появление. Сколько раз она рассказывала Мегги о Белых Женщинах. Для них была лишь одна приманка, на которую они шли быстрее, чем волки на запах крови: прерывающееся дыхание, все слабее бьющееся сердце…

— Замолчи! — крикнула Реза бледной фигуре, загораживая от нее лицо Мо. — Убирайся, не смей на него смотреть. Он с тобой не пойдет, не сегодня!

«Когда они хотят забрать тебя с собой, они шепчут твое имя», — рассказывал ей Сажерук. «Но ведь они здесь не знают его имени! — думала Реза. — Они не могут его знать, ведь он не из этого мира!» Но на всякий случай все же зажала Мо уши.

Солнце стало заходить. Оно неудержимо опускалось все ниже за деревья. Между обугленных стен сгущалась темнота, и бледная фигура на лестнице виднелась в ней все отчетливее. Она стояла неподвижно и ждала.

19

УТРО ДНЯ РОЖДЕНИЯ

Мегги в ужасе рванулась — и проснулась. Ей снился страшный сон, но какой, она сама не знала. Видения развеялись, и только страх застрял занозой в сердце. До нее донесся шум: громкие разговоры, смех, детский крик, собачий лай, хрюканье свиней, стук топоров, визжание пилы. Ее лица коснулся солнечный луч. В воздухе пахло навозом и свежевыпеченным хлебом. Где она? И только увидев Фенолио за конторкой, она вспомнила: Омбра. Она в Омбре.

— Доброе утро! — Фенолио явно отлично выспался.

Он выглядел довольным собой и миром. И то сказать, кому же и быть довольным миром, как не тому, кто его создал? Рядом с ним стоял стеклянный человечек, которого Мегги вчера видела спящим у кувшина с перьями.

— Розенкварц, поздоровайся с нашей гостьей! — сказал Фенолио.

Стеклянный человечек отвесил поклон в сторону Мегги, взял у Фенолио мокрое от чернил перо, вытер его тряпочкой, поставил обратно в кувшин и склонился над свеженаписанными строчками.

— Ага. Сегодня для разнообразия не песня о Перепеле! — ехидно заметил он. — Вы сейчас понесете это в замок?

— Вот именно! — величественно ответил Фенолио. — Так что позаботься о том, чтобы чернила не размазались.

Стеклянный человечек презрительно наморщил нос в знак того, что с ним такого не бывает, зачерпнул горстями песок из стоявшей рядом миски и ловким движением рассыпал по исписанному пергаменту.

— Розенкварц, сколько раз тебе говорить! — прикрикнул на него Фенолио. — Ты набираешь слишком много песка и бросаешь его слишком резко, так что получается грязь.

Стеклянный человечек отряхнул с ладоней налипшие песчинки и обиженно скрестил руки.

— Тогда посыпайте сами!

Его голос напомнил Мегги звук, который получается, когда водят ногтем по стеклу.

— Хотел бы я посмотреть, как вы за это возьметесь! — ехидно добавил он, взглянув на толстые пальцы Фенолио с таким презрением, что Мегги невольно рассмеялась.

— И я бы хотела! — сказала она, натягивая на себя платье.

К нему прилипли листья из Непроходимой Чащи, и она вспомнила о Фариде. Нашел он Сажерука?

— Слышите? — Розенкварц благосклонно посмотрел на нее. — Она, похоже, умная девочка.

— Да, Мегги очень умная девочка, — ответил Фенолио. — Нам пришлось кое-что пережить вместе. И только благодаря ей я сижу сегодня здесь и объясняю стеклянному человечку, как надо присыпать чернила песком.

Розенкварц поглядел на Мегги с любопытством, но не стал спрашивать, что означает таинственное замечание Фенолио.

Мегги подошла к конторке и заглянула старику через плечо.

— Почерк у тебя стал разборчивее, — заметила она.

— Приятно слышать, — отозвался Фенолио. — Уж ты, конечно, знаешь, о чем говоришь. Но вот тут, видишь, «П» размазалось.

— Если вы всерьез хотите возложить вину за это «П» на меня, — звенящим голосом произнес Розенкварц, — то я сегодня в последний раз служил у вас перочистом и сейчас же отправлюсь искать писца, у которого мне не придется работать до завтрака.

— Ладно, ладно, ты тут ни при чем, это я сам размазал «П»! — Фенолио подмигнул Мегги. — Ты себе не представляешь, до чего они обидчивые, — доверительно шепнул он ей. — К его гордости надо прикасаться так же осторожно, как к стеклянным ручкам и ножкам.