Реза старательно отвечала на все ее вопросы, но даже из тысячи ответов не соберешь десять лет, а кое о чем Мегги и не спрашивала. Например, она ни разу не спросила о Сажеруке. И все же Реза рассказывала о нем: о том, что в Чернильном мире его имя знал всякий, даже спустя много лет после его исчезновения, что его называли огненным жонглером и что Реза поэтому сразу его узнала, когда впервые встретилась с ним в этом мире…

Был еще один вопрос, которого Мегги не задавала, хотя он ее нередко мучил, — Реза все равно не могла бы на него ответить. Каково живется там Фенолио, создателю книги, засосавшей в свои страницы сперва ее мать, а потом и самого своего создателя?

Прошло уже больше года с тех пор, как голос Мегги обволок Фенолио им же написанными словами — и он исчез, точно слова пожрали его. Иногда Мегги видела во сне его морщинистое лицо, но никогда не могла понять, веселое или печальное у него выражение. Впрочем, по черепашьей физиономии Фенолио это и раньше нелегко было установить. Однажды ночью, проснувшись в страхе от такого сна и не в силах больше заснуть, она начала сочинять в своем блокноте историю о том, как Фенолио там пишет книгу, которая вернет его домой, к внукам, в ту деревню, где Мегги впервые его увидела. Но дальше трех первых предложений дело не пошло, как и со всеми историями, которые она начинала.

Мегги полистала блокнот, который отобрал у нее Мо, и снова захлопнула его.

Реза приподняла ладонью ее подбородок и заглянула дочери в глаза:

— Не сердись на него.

— Я никогда на него долго не сержусь! И он это знает. На сколько он уехал?

— Дней на десять, может быть, немного дольше.

Десять дней! Мегги посмотрела на полку у своей кровати. Вот они стоят аккуратным рядом, «плохие книжки», как она теперь называла их про себя, наполненные историями Резы, стеклянными человечками, русалками, огненными эльфами, буканами, белыми женщинами и прочими странными существами, которых описывала ей мать.

— Ну что поделаешь. Я ему позвоню. Скажу, чтобы он сделал для них сундук, когда приедет. Но ключ останется у меня.

Реза поцеловала ее в лоб и провела ладонью по блокноту на коленях у Мегги.

«Разве есть на свете человек, умеющий переплетать книги красивее, чем твой отец?» — спросили ее пальцы.

Мегги с улыбкой покачала головой:

— Нет, ни в этом мире, ни в любом другом.

Реза пошла вниз помочь Элинор и Дариусу с ужином, а Мегги осталась сидеть у окна, глядя, как сад постепенно погружается в темноту. Когда по газону пробежала белочка, вытянув пушистый хвост, Мегги невольно вспомнила Гвина, ручную куницу Сажерука. Как странно, что она теперь понимает тоску, так часто читавшуюся на лице хозяина странной зверюшки.

Да, наверное, Мо прав. Она слишком много думала о мире Сажерука — слишком, слишком. Разве не читала она порой истории Резы вслух, хотя знала, как опасно может ее голос соединиться с буквами на бумаге? Разве не надеялась она втайне — если быть честной, честной до конца, как люди редко бывают, — что слова унесут ее с собой? Что сделал бы Мо, если бы узнал об этой надежде? Закопал бы ее блокноты в саду или бросил в озеро, как он иногда грозил бродячим кошкам, забредавшим к нему в мастерскую?

«Да. Я их запру подальше! — думала Мегги, пока на небе загорались первые звезды. Как только Мо сделает для них сундук». Сундук, который Мо соорудил для ее любимых книг, был уже полон до краев. Он был красного цвета, красный, как мак, Мо недавно заново его покрасил. Сундук для блокнотов будет другого цвета, лучше всего — зеленого, как Непроходимая Чаща, о которой так часто рассказывала Реза. И плащи у стражников во дворце Жирного Герцога тоже зеленые.

Мошка метнулась в окно, напомнив Мегги о синекожих феях и о самой лучшей из историй Резы: как феи залечили лицо Сажерука, когда Баста исполосовал его ножом. Феи сделали это в благодарность за то, что Сажерук часто освобождал их сестер из проволочных клеток, куда их сажали злые люди, чтобы продать на рынке как амулет, приносящий счастье. Сажерук отправился тогда в самую глубь Непроходимой Чащи… Хватит!

Мегги прижалась лбом к холодному оконному стеклу.

Хватит.

«Я отнесу их все в кабинет Мо — сию же минуту, — подумала она. — А когда он вернется, я попрошу его переплести мне новый блокнот — для историй об этом мире». Она уже начинала такие: о саде Элинор, о ее библиотеке, о крепости внизу у озера. Там когда-то жили разбойники, Элинор рассказывала ей о них — на свой излюбленный манер. Ее истории были всегда полны таких кровавых подробностей, что Дариус застывал над стопкой неразложенных книг и его глаза за толстыми стеклами очков расширялись от ужаса.

— Мегги, ужинать!

Голос Элинор гулко прокатился по лестнице. Он у нее был мощный. Громче гудка «Титаника», говаривал Мо.

Мегги соскочила с подоконника.

— Иду! — крикнула она, выбегая в коридор.

Потом метнулась обратно к себе в комнату, сняла с полки блокноты, один за другим, пока на руках у нее не оказалась высоченная стопка, и, с трудом удерживая их, потащила в кабинет Мо. Когда-то здесь была спальня Мегги, здесь она жила, когда они приехали к Элинор с Мо и Сажеруком, но из окна этой комнаты видна была только посыпанная гравием площадка перед домом, елки, большой каштан и зеленый «Комби» Элинор, стоявший тут при любой погоде, поскольку Элинор придерживалась мнения, что, если баловать машины гаражами, они от этого только быстрее ржавеют. Когда Мегги решила поселиться у Элинор насовсем, ей захотелось комнату с окнами в сад. И поэтому теперь Мо, обложившись путеводителями и справочниками, возился со своими бумагами там, где спала Мегги в их первый приезд — когда она еще не побывала в деревне Каприкорна, когда у нее еще не было матери, когда она редко ссорилась с Мо…

— Мегги, ну где же ты?

В голосе Элинор слышалось нетерпение. В последнее время у нее часто болели ноги, но она не хотела идти к врачу. («Что туда ходить? — говорила она. — Таблеток от старости вроде пока не изобрели».)

— Иду! — крикнула Мегги, осторожно складывая блокноты на стол Мо.

Два блокнота выскользнули из стопки и чуть не опрокинули вазу с осенними цветами, которую Реза поставила перед окном. Мегги успела ее подхватить, пока вода не пролилась на счета и квитанции за бензин. Стоя у окна с вазой в пальцах, перепачканных цветочной пыльцой, она вдруг увидела на дороге между деревьями человеческую фигуру. Сердце у нее забилось так сильно, что ваза все же выскользнула из рук.

Вот оно, доказательство: Мо был прав. «Мегги, выбрось из головы эти книги, а то скоро ты перестанешь отличать свои фантазии от действительности». Он это часто повторял, и вот пожалуйста. Ведь она как раз думала о Сажеруке — и теперь ей кажется, что там, в темноте, кто-то стоит, как в ту ночь, когда он так же неподвижно ждал перед их домом…

— Мегги, черт побери, сколько можно тебя звать? — Элинор запыхалась от подъема по лестнице. — Что ты там застыла, как к земле приросла? Ты что, меня… Батюшки, кто это там?

— Ты его тоже видишь? — Мегги почувствовала такое облегчение, что чуть не бросилась Элинор на шею.

— Конечно.

Фигура шевельнулась и быстро побежала по светлому гравию. Она была босая.

— Да это же тот мальчишка! — Вид у Элинор был ошарашенный. — Который помог Пожирателю спичек украсть у твоего отца книгу. И у него хватило наглости сюда заявиться! Он что, думает, я его пущу в дом? А может, и Огнеглот тоже тут?

Элинор озабоченно приникла к окну, но Мегги уже не было в комнате. Она вихрем сбежала по лестнице и понеслась к входной двери. Ее мать показалась из коридора, ведущего в кухню.

— Реза! — крикнула ей Мегги. — Реза, там Фарид. Фарид!

5

ФАРИД