— Говори, — услышала она уже нормальный голос Анечки.

— Ты где?

— Ты за этим звонишь в три часа ночи?

— Нет, но все же.

— Я в клубе, меня Толстячок отпустил. Мне так захотелось выйти, посмотрев на тебя.

— Понятно. Слушай, у меня проблема.

— В чем дело? — сразу посерьезнела Аня.

— Понимаешь, я ушла от Вани.

— Замечательно! Ой, прости! — Аня на секунду замолчала. — Куда ушла?

— Пока в магазин у остановки. Но надеюсь уйти к тебе.

— Уже лечу, — рявкнула подружка и отключилась.

Настя убрала трубку в сумочку и сообразила, что разговаривала при Люде. Продавщица замерла с печеньем в одной руке и чашкой чая в другой.

— Вот такие дела, Людочка, — грустно улыбнулась Настя и тоже взяла печенье.

Анечка прилетела минут через двадцать, «форд» взвизгнул колесами у дверей. Подруга выглядела так, будто сбежала из сумасшедшего дома: растрепанная, в немыслимом наряде, в парике из «дождика». Но мысли формулировала здраво:

— Сейчас поедем ко мне, со всем завтра разберемся.

Настя поблагодарила Люду и последовала за Аней: попробовала бы не последовать, подруга тянула ее за руку с настойчивостью носорога.

В машине они почти не разговаривали: Аня гнала по пустому Новорижскому шоссе, как сумасшедшая, долетели до поворота к поселку минут за пятнадцать. Дальше пришлось ехать медленно: выпал снег и второстепенные дорожки еще не почистили.

— Рассказывай вкратце, — потребовала Аня.

— Что рассказывать? Я ушла из дому. Все.

— Совсем ушла? — въедливо поинтересовалась подруга.

— Видимо, да. Понимаешь, ты была права, наверное…

— Он тебя окончательно достал?

— Не совсем в этом дело, просто… Мы сейчас ужасно поругались…

— И что? Ты за минуту приняла решение?

— Наверное, я думала об этом уже давно, просто не решалась признаться себе, а тут…

Настя помедлила, сама не до конца понимая, почему вдруг у нее появилось такое необратимое решение: понятно, что спусковым крючком послужил сегодняшний скандал, но… И тут она поняла: чаша пустоты и отчуждения просто переполнилась. Ваня залез на ее сугубо личную территорию, прочитал ее письма, коснулся ее отношений с Тагиром. Именно то, что муж облил грязью Тагира… Она прощала глупую ревность, закрывала глаза на никчемность мужа, но это… Все.

— Что тут?

— Не знаю, как объяснить. Я так испугалась. Никогда не видела Ваню таким. Он был пьян, мне показалось, что он меня убить готов.

— За что?

— Сама не знаю. Какая-то ревность, глупые обвинения.

— Обоснованные обвинения?

— Нет, что ты. Он просто залез в мою почту…

— Ага. Виртуальный роман?

— Не говори так. Просто дружеское общение.

— Из-за дружеского общения мужья не свирепеют. Особенно такие пентюхи, как твой.

Стася задумалась: да, действительно, ничего такого интимного и предосудительного в их с Тагиром общении не было. Что же так задело Ваню? Понятно, что он принял Кравцова за Тагира, но все же? И тут ее осенило, внезапно, но так ярко: в общении с Тагиром была откровенность, была интимность, была честность и что-то еще. С мужем этого не было, пожалуй, никогда. «Что-то еще…»

Мысль кольнула — и исчезла. «Форд» остановился у ворот особняка Рожковых.

— Не знаю. Но все равно, к нему я не вернусь.

— Поразительно. Что такого произошло за неделю? — вопросила Аня, но ответа ждать не стала, щелкнула брелоком ворот и въехала во двор.

В доме подруги осторожно, чтобы никого не разбудить, прокрались в гостевую комнату, Аня принесла Стасе пижаму и «Тера флю» для профилактики и велела спать до упора. «Завтра будет новый день». Прописная истина, произнесенная непререкаемым тоном, заставила Настю улыбнуться.

Когда подружка ушла «под бочок к Толстячку», Стася натянула пижаму, шмыгнула под одеяло и мгновенно уснула. Спокойным сном человека, сбросившего тяжкое бремя и принявшего верное решение.

Утром Настя проснулась в чужой, незнакомой постели, в чужой пижаме, в чужом доме. Но как же ей было легко и светло! Та квартира, ее с мужем квартира, казалась нереальным, сумрачным миром, пещерой, затянутой паутиной бесцельности, тихим болотом, в котором тепло, но очень вязко — и барахтаться бесполезно.

Стася укрылась одеялом с головой и крепко зажмурилась. Неужели она и вправду никогда не вернется к Ване? Или… Обычно в таких случаях говорят, что здравый смысл возобладает — и все наладится. Но в данном случае, кажется, возобладал именно здравый смысл, пусть и проснулся этот смысл от скандала. Зачем она вообще жила последние месяцы? Что ее держало?

Детей у них нет, любви — тоже, как оказалось. Да и почему «оказалось»? Если быть честной до конца, то любви нет уже давно. И была ли она вообще, эта любовь? Нет, что-то было. Было счастье, было увлечение, было… Что-то яркое, но была ли это любовь? Неизвестно.

Видимо, любовь у каждого своя, нет одинаковых чувств. Но, как бы то ни было, у нее этой любви нет. Как нет и доверия, и дружбы, и общих интересов. Нет семьи, в общем-то. Почему она раньше этого не понимала? Потому что… раньше не было Тагира. Господи. Кажется, пора к доктору. Пожаловаться на интернет-зависимость и отрыв от реальности.

Решив, что под одеялом от жизни не спрячешься, Настя выбралась из постели и побрела в душ.

Когда Стася вышла из душа, в доме было все еще потрясающе тихо: складывалось впечатление, что в это воскресенье она встала первой. Даже из кухни не доносилось ни одного звука. Сколько же сейчас времени? Серая и пасмурная погода за окном не позволяла даже прикинуть, часов в гостевой комнате не было, пришлось спускаться вниз, в гостиную.

Девять утра. Если учесть, что вчера, то есть сегодня, она уснула около четырех ночи, то встала Стася просто безбожно рано. В гостиной на столике лежал ее ноутбук, а в кресле читал газету Толстячок, облаченный в черный шелковый халат с вышитым изображением Масяни.

— Доброе утро, — меланхолично поприветствовал гостью хозяин. — Разве Анечка вчера с тобой в свет выходила?

— Нет, мы выходили по отдельности.

— А, — неопределенно хмыкнул Юрий, но вопросов задавать не стал.

Настя помедлила немного на пороге гостиной, развернулась и пошла будить Анечку. Если Толстячок здесь, внизу, то она своим вторжением не нарушит супружеской идиллии.

Странная все-таки пара, эти Рожковы. Таких разных людей еще поискать надо, но ведь живут душа в душу. И они любят друг друга, это видно невооруженным взглядом. Красавица, активистка и тусовщица Анна нежно любит своего немолодого, некрасивого и спокойного мужа. У них есть дети, есть дом, есть семья. А у нее теперь нет. Настя почувствовала, что сейчас расплачется. Страшно. Так страшно менять жизнь, страшно рубить концы. Предстоит объяснение с родителями, развод… Настя содрогнулась, мысленно произнеся это слово. Господи.

Нет, она права. Хоть и говорят, что лучше семь раз отмерить, а один отрезать, есть ситуации, когда резать надо. Резать, без жалости.

Анечка спала, свернувшись калачиком ровно посередине огромной, почти монументальной кровати. Повсюду валялись предметы туалета, бывшие вчера на ней, а дождиковый парик был натянут на китайскую вазу какой-то там династии.

— Ань, просыпайся. — Настя потрясла подругу за плечо.

Госпожа Рожкова что-то невнятно пробормотала.

— Ань, ну просыпайся. Мне нужна твоя помощь.

Аннушка приоткрыла один глаз:

— Уйди, противная!

— Ну, Ань! — взмолилась Стася и сдернула с подружки одеяло.

Анечка спала в кислотно-зеленой пижаме с изображением покемона Пикачу на груди.

— Поклонники мультяшек, — засмеялась Стася, припомнив халат Толстячка.

— Настьк, сгинь, спать страсть охота. Выходной же!

— Ань, мне завтра на работу. Мне нужна помощь.

— О, ну это же завтра! — промычала подружка, но открыла оба глаза. — Чего тебе надобно от меня?