Книга оказалась прескверной. Вчера Венька притащил под полой покетбук, купленный в ближайшем киоске. Современный детектив «Крутые менты». Веня разводил руками — в одиннадцать часов вечера ничего другого поблизости не нашел. Вечером приобщиться к мировой культуре Алексею не дали, но утром, после процедур, он вытащил припрятанную книжицу и погрузился в чтение. Сначала по привычке ткнул пальцем во фразу дня и получил: «…а в это время сержант Малахов выколачивал дурь из второго братка, который…»

И какой вывод можно сделать из данной фразы?

Словом, чтение не задалось: где-то через полчаса Алексею надоело читать про то, как бравая милиция размазывала по стене преступников, и он отложил книгу. Некоторое время смотрел в потолок, но это было чрезвычайно скучное занятие. Что лучше — потратить несколько драгоценных часов жизни на чтение дрянной литературы или на созерцание потолка и размышление о вечном? «Вечное подождет», — подсказал голос разума. Алексей чувствовал знание, колючим клубком свернувшееся внутри. Оно ждет, оно не торопит. Всему свое время.

Потолок был отринут, и Алексей предпринял вторую попытку штурма текста. Как раз в тот момент, когда он с усилием вчитывался в отрывок, где сержант Малахов пытался утопить идейного оппонента в унитазе, скрипнула дверь. Наверняка опять медсестра, они совершают обход каждые полчаса. Сейчас последует нотация за чтение.

— Ты не пришел, и чай остыл.

Алексей медленно поднял голову — Анастасия стояла у закрытой двери, прислонившись к ней спиной.

«Ни хрена себе расклад, — сказал сержант Малахов, передернув затвор».

— Прости, — сказал Алексей дивному видению, — у меня отобрали последний билет на электричку, которая везла к мечте.

— Это очень красивая фраза, Тагир, — оценило видение, отошло от двери и оккупировало стул. — За нее я тебе прощаю неявку. Здравствуй.

— Здравствуй, Стася.

Она здесь? Но как, почему?..

— Я не ожидал, что ты придешь, фея. — Он отложил книжку, но приподняться не мог. — Прости. Я не хотел, чтобы ты видела это…

— Ну, эта проблема может считаться несущественной, так как я уже увидела это. — Стася смотрела на него непонятно. — Скажи, ты действительно думал, что сможешь вот так уйти, не попрощавшись?

— Я… — Врать не было смысла. — Да, приблизительно так я и думал.

— А говорят, мужчины умнее женщин, — задумчиво сказала Настя потолку.

Алексей моргнул, пытаясь осознать, оскорбление это или как.

— Я не пытаюсь доказать, что я умнее тебя. Я всего лишь…

— Да, ты всего лишь сделал красивый жест уходя! — Ее глаза сверкнули. — Неужели ты думал, что я не догадаюсь и не пойму?

Алексей не мог рассказать ей о знании и о том, почему и как он успел открыть те записи. Вряд ли бы Настя сочла причины весомыми.

— Но… как? — он все еще не понимал. — В дневнике не было ни моего адреса, ни фамилии, ничего… Как тебе удалось?

— Там упоминался «Тайлер», — объяснила Настя.

— Ну и что?

— Понимаешь, Тагир, тут такое совпадение, — она улыбнулась, — я Анастасия Райнес, финансовый директор казино «Сапфир». Вы заключили с нами договор.

Анастасия Райнес. Ее подпись стояла на документах, которые показывал Алексею Венька. Старыгин отзывался о финдиректоре «Сапфира» как о чрезвычайно эффектной женщине, с которой приятно иметь дело. Кажется, они даже вместе были на открытии какого-то ресторана… Господи боже, она все время была рядом, стоило протянуть руку!

Домыслить остальное не составляло труда. Настя позвонила Вене — Кравцов не знает, в какой клинике лежит Алексей, да ему все равно, наверное. И Вениамин сдал его с потрохами.

— Где Венька? — сурово спросил Алексей.

— В коридоре, на диванчике. Будет отгонять медсестер и не войдет, пока я не позову.

— Он не должен был приводить тебя сюда, — устало сказал Алексей. На него наваливалась вязкая апатия. Да, Анастасия здесь, это чудо, но сказка не перестала быть страшной. Теперь, если она не развернется и не уйдет, ей будет очень плохо. Зачем?

— Я сумела его убедить… Послушай, Тагир, я вижу реально тебя всего несколько минут, но уже отчетливо читаю на твоем лице все крамольные мысли. Ты думаешь, что сейчас скажешь мне какую-нибудь гадость, я уйду в слезах и не вернусь, потому что посчитаю тебя негодяем, оплакивать которого не имеет смысла. Спешу тебя разочаровать: какую бы гадость ты мне ни сказал, я с места не сдвинусь. Не для того я тебя искала.

Алексей невольно улыбнулся:

— А для чего?

— Чтобы помочь.

— Но, Стася, мне уже не поможешь.

— Я не согласна. Помочь можно. Ты и твой Веня, два проклятых фаталиста, забыли об одном: сдаваться нельзя никогда и терять надежду тоже. Ты капитулировал, Тагир, а когда человек сдается, он попадает в плен. Ты в плену у собственной боли, милый.

Стася наклонилась и взяла руку Алексея в ладони.

— Тагир, пожалуйста, не прогоняй меня. Я знаю, ты можешь. Сейчас наговоришь мне какой-нибудь ерунды или просто попросишь уйти, и я не смогу не выполнить просьбу. А потом ты пожалеешь. Если не пожалеешь, скажи сразу: значит, я ошиблась и не к тому пришла.

Алексей представил, как сейчас за ней закроется дверь, как стихнут шаги в коридоре. И ничего уже не изменишь, и кто знает, будет ли Стасе менее больно, если он сейчас велит ей уйти. Как можно измерить глубину чужой боли, когда и в своей-то разбираешься слабо? И зачем бежать от того, что уже есть?

— Останься, пожалуйста, — сказал Алексей.

Стася выглянула в коридор и поманила Веню:

— Заходи.

— Что, он тебя не выставил? — ненатурально изумился Старыгин, направляясь в палату. — Ну надо же.

— Да ну вас, заговорщиков, — весело откликнулся Алексей.

Стася улыбнулась ему, он ей подмигнул. С ним было очень легко: едва трудная часть разговора миновала и Алекс понял, что Настя никуда не уйдет, даже если ее будут выволакивать из клиники силами всего медперсонала, разговор потек совершенно непринужденно. Стася рассказала о последних днях — как ждала в «Пирогах», как искала Тагира в Сети… Алексей хмуро объяснил, что произошло. Но об этом они говорили мало — еще будет время.

Да, это был совсем не тот Тагир, которого Стася видела на фотографии. Лицо серое, осунувшееся, и руки худые. Только глаза те же, полные спокойной уверенности. Как такой человек мог сдаться? Да и сдавался ли он вообще?

— Мы же еще и заговорщики, — обиженно сказал Веня. Он подошел к окну и выглянул. — Смотри-ка, снег прекратился. Может, солнышко появится?

— Господа, мы так и будем говорить о погоде? — поинтересовалась Настя. — Или вы все-таки введете меня в курс дела?

Мужчины переглянулись.

— Давай, Алекс, это твоя история, — пожал плечами Веня. — Если хочешь, я уйду или буду изображать торшер. Но, по-моему, скрывать подробности от Стаси просто невежливо.

— Оставайся, — глухо сказал Алексей. Его пальцы стискивали руку Насти. — Правда, Стася, я должен рассказать, чтобы потом не было никаких тайн и недоразумений.

— Хорошо, я слушаю.

Солнце выкатилось из-за туч, ослепительно брызнуло в окно, зайчики запрыгали по приборам. Алексей зажмурился.

— Веня, закрой жалюзи, пожалуйста.

И потом, в полумраке, он стал рассказывать — об осенней дороге, о машине, вылетевшей на берег озера, и о том, как жалеет, что не взглянул тогда на Машу…

…Машина стоит, а перед ней — огромная, восхитительная гладь озера. Алексей смотрит, как солнце играет на воде, и жмурится. Рядом шевельнулась Маша… Что происходит?

Прежде чем он успевает что-либо сказать, от берега встают какие-то люди, трое, в масках. Черные люди, черные автоматы, косой, красный свет солнца, сухие щелчки выстрелов. Эхо грома, звездчатые дырочки на лобовом стекле, тихий крик-вздох Маши, горячий удар в правый бок, что-то теплое бежит по спине, горячо. Совсем не больно. Люди подходят ближе. Мысли бьются, свиваются в клубки, ускользают…