— Госпожа Таверия, там люди! — подбежала к усталой женщине в длинном, не раз штопанном сером платье одна из воспитанниц, вместе с которыми они собирали все съестное, что смогли найти в окрестностях выхода из убежища.
— Они вас увидели? — устала спросила она.
— Нет… — опустила голову девушка.
— Так чего же ты беспокоишься? К сожалению, нас никто не видит и не слышит…
Смертельно уставшая женщина присела на камень немного передохнуть, в глазах темнело от голода, она боялась просто упасть. Воспитательница держалась из последних сил, понимая, что без нее воспитанницы погибнут. Таверия даже плакать позволяла себе только когда ее никто не видел, чтобы не смущать девочек, для которых была последней опорой после смерти госпожи Каларии. Но прекрасно понимала, что жить ей осталось совсем недолго, отдавала все относительно нормальное съестное детям, сама обходясь травяной кашей и редкими сухими ягодами, срываемые с кустов по дороге.
Кто мог знать, что созданное предками убежище окажется ловушкой? Страшной ловушкой, из которой не вырваться. Во время нападения клановых боевиков на женский лицей для сирот благородного происхождения директриса отправила нескольких сотрудниц и не успевших эвакуироваться учениц в подвал, где открыла древнюю на вид дверь светящимся в темноте ключом, а затем, произнеся заклинание на неизвестном языке, вонзила ритуальный кинжал в свою грудь. Кто знает, что понадобилось клановым боевикам в лицее, наверное, «сладенького» захотели, сволочи. Допустить попадания девочек в их руки директриса не могла, поэтому пожертвовала жизнью, открыв легендарное древнее убежище и активировав его, это можно было сделать только таким образом. Дверь, политая ее кровью, со страшным скрипом отворилась, и воспитательницы, сквозь слезы глядя на мертвую директрису, поспешили завести в нее сходящих с ума от страха детей.
Вот только, как уже говорилось, это убежище оказалось ловушкой, выбраться из которой было невозможно, только поняли это далеко не сразу. Когда резная дверь подземелья закрылась за детьми и воспитательницами, внутри странного подвала словно все посерело, стало каким-то призрачным, потусторонним. Возникло ощущение, будто все вокруг словно сдвинулось с места, у всех вошедших закружилась голова, показалось, что они куда-то падают. А сразу после этого стены у входа стали прозрачными, показывая, что происходит снаружи. А там происходило нечто невозможное и невероятное. Подвал медленно поднимался вверх, разрушая по пути здание лицея и давя ворвавшихся в него боевиков, пока не оказался снаружи. А поднявшись на поверхность, покрылся то ли паром то ли туманом, после чего вокруг все начало медленно меняться — площадь Благодарения города Таурада, столицы Арканийского королевства, медленно выцветала, словно нечто невидимое выпивало из нее все краски. А затем убежище провалилось в серое ничто.
Спасшиеся девочки, а их было больше тридцати, продолжали плакать, учительница и две воспитательницы, отправленные директрисой с ними, принялись утешать бедняжек. Затем они вспомнили, что людям вообще-то нужно есть и пить, а у них с собой ничего нет. Поэтому, отобрав наиболее вменяемых учениц, Таверия и ее коллега Лимания отправились исследовать идущие от входа два коридора. Подвал, если его можно так назвать, это явно было что-то другое, оказался полностью пуст, в нем обнаружили только бесконечные анфилады комнат, напоминающих склепы. Что самое страшное, в убежище не было ни воды, ни еды. Хотя вода потом нашлась в нескольких непонятно для чего предназначенных небольших помещениях, потекла из какой-то загогулины после того, как Таверия случайно покрутила рычажок над странной светло-зеленой емкостью. Также после этого вода появилась в странных штуках, стоящих в углу каждого такого помещения. Казалось, эти штуки предназначены для того, чтобы сидеть на них, на зачем сидеть на непонятно чем с водой внутри? К счастью, госпожа Калария, увидев их, объяснила, что это такое подобие сортира, в домах высших аристократов есть что-то похожее. Поэтому не пришлось использовать какое-то помещение для справления естественных потребностей, потому и вони в «подвале» не было, все смывала куда-то идущая под напором вода, стоило человеку встать.
Однако наличие воды не отменяло отсутствия еды, а дети на следующий день захотели есть, не желая понимать, что есть нечего. Да и необходимость спать на твердом и холодном железном полу вызывала жалобы. И кто только додумался использовать дорогое железо для пола? Дерева, что ли, не было? Или хотя бы камня? Тщательный осмотр всех помещений ничего не дал — внутри было пусто. Попытки открыть двери и выбраться из ловушки тоже оказались безрезультатными — дверь не открывалась.
Однако через несколько дней серая муть вокруг убежища внезапно прояснилась, и оно оказалось посреди леса. Дверь отворилась. Женщины и девочки радостно кинулись наружу, вот только лес был каким-то серым, словно выцветшим, хотя в небе сияло солнце, но тоже светило через какую-то неприятно выглядящую дымку. А спустя несколько часов из-за горизонта появилось второе солнце, маленькое и красноватое, из чего стало ясно, что они не в родном мире. О других мирах в Аркании знали, по слухам, где-то в соседней стране даже имелся портал, позволяющий перемещаться в них.
К счастью, неподалеку от убежища, сейчас выглядящего как каменный серый шар, нашлись усыпанные ягодами кусты. Воспитательницы заметили, что ягоды поклеваны птицами, и разрешили голодным детям есть их. Они оказались вкусными и сладкими. Также удалось собрать немало грибов, опять же поклеванных, целые не брали. У госпожи Каларии имелось с собой огниво, благодаря чему удалось разжечь костер и поджарить грибы. Они оказались безвкусными, но позволили набить желудки. К счастью, никто не отравился, и утром, переночевав на охапках лапника у опушки леса, воспитательницы вместе с детьми отправились искать людей. Они понимали, что те могут оказаться разбойниками или кем-то похуже, но также понимали, что в одиночку им не выжить. Было бы в группе хоть двое мужчин, выжили бы, но слабые женщины, да еще и горожанки, понятия не имели, как выживать в лесу.
Людей нашли довольно быстро, уже через день Таверия с тремя самими крепкими девочками вышла к костру, вокруг которого сидели странно одетые парни с девушками и что-то пели под аккомпанемент незнакомого музыкального инструмента. Воспитательница кинулась к незнакомцам, не выглядевшим агрессивными, что-то радостно восклицая, но… пробежала сквозь них, словно они были призраками. Но самое страшное, что они не видели и не слышали ни ее, ни детей! Таверия до самого вечера пыталась дозваться до них, но ничего не вышло. Не видели ее местные жители, и все тебе тут!
На следующий день женщина с девочками встретила еще немало местных жителей, передвигающихся на вонючих повозках без лошадей, но так и не смогла привлечь ничьего внимания. Доведенная до отчаяния Таверия решилась на страшное для нее деяние — воровство. Но ей надо было накормить детей! Она зашла в какую-то лавку, присмотрелась к тому, что покупают люди, на что пришлось потратить немало времени, поскольку дома таких огромных лавок не было, и набрала в полупрозрачные пакеты с непонятными надписями разных колбас, хлеба и выпечки.
Не успела женщина выйти наружу, как с ней произошло нечто странное. В глазах потемнело, и она вместе с девочками оказалась внутри убежища. Дверь закрылась, и мир вокруг начал снова сереть. Все, кто вошел в нее в Таураде, снова оказались здесь. Судя по тому, что стенами снова воцарилась серая хмарь, убежище покинуло мир двух солнц, отправившись еще куда-то.
С тех пор прошло три года, за это время убежище посетило больше двухсот пятидесяти разных миров, населенных и не населенных, но нигде и никто не видел его узников. А отпускать их убежище не хотело, позволяя пребывать в любом мире не более трех суток, после чего выдергивало отовсюду и снова отправлялось в путь. Эти дни относительной свободы женщины и дети тратили на заготовку продовольствия, они давно не гнушались воровством, если попадали в населенную местность. А не попадали, так собирали дары леса. Запасы дров в убежище были давно созданы, а из камней сложены очаги, посуду захватили из населенных миров, так что готовить еду было на чем. По возможности внутрь тащили все, что казалось съедобным.
