Ева-Мария прислушалась к его удалявшимся шагам и села дописывать письмо. Как только с ответом Хазару было покончено, она вызвала Сорбуса (переписка с королём Мроака осуществлялась без участия пиранийских гонцов и архивариусов). До обеда оставалось ещё немного времени, и девушка решила посвятить его составлению стиха, дабы отвязаться от Лорита. К моменту, когда Её Величество пригласили отобедать, рядом с мусорной корзиной валялась изрядная куча бумаги.
В дверь постучали. Вошёл Сорбус, сопровождаемый статс-дамой. Он быстрым взглядом оценил масштабы бедствия и хмыкнул:
— Знает ли принцесса, что по китийской традиции исписанную бумагу нужно сжечь, а пепел в счастливый день бросить в воду?
— Какая глупость! У нас нет счастливых дней, — Ева-Мария протянула мроаконцу сложенный вчетверо лист.
Леди Лермен ахнула и кинулась оттирать измазанные чернилами пальцы королевы.
— А счастливые ночи?
Девушка вспыхнула.
— Идите вон, — сказала она с досадой: эдлеры Хазара не отличались скромностью, и никто из них не воспринимал её брак с Лоритом всерьёз.
Мроаконец отсалютовал и вышел. Находясь в сильном раздражении, Ева-Мария спустилась в столовую и заняла место рядом с супругом. В этот раз стол был сервирован более изысканно, чем обычно. Лорит болтал всякую высокопарную чушь, справа сопел сир Орк, пиранийские министры обсуждали дела, фрейлины хихикали, а музыканты играли на скрипках. Среди обеденной кутерьмы девушка вдруг почувствовала себя совершенно одинокой и несчастной; звуки голосов отдалились, и она сидела, как оглушённая, машинально водя ножом по кусочку мяса в тарелке. Внезапно кто-то прикоснулся к её плечу; Ева-Мария вздрогнула и выронила прибор. За столом наступила тишина: все были смущены нарушением этикета. Супруг искательно заглянул ей в лицо:
— Почему Вы молчите, донна?
— А что? — нелюбезно отозвалась Ева-Мария, с трудом приходя в себя.
— Как это что! Господин посол Гиппигеи изволил спросить, скоро ли в нашей семье появится маленький ангелочек.
— Господина посла Гиппигеи это не касается! — в сердцах ответила принцесса. — Но с Вашими затяжными отъездами на охоту этого точно никогда не случится!
— Сударыня, я обещаю быть прилежным мужем! — смутившись, сказал Лорит. Гости заулыбались, но Еве-Марии было не до забав: при мысли о брачных обязательствах её захлестнула волна отвращения. — У нас с донной родится много прелестных детей, мсьё посол.
— Они, без сомнения, унаследуют красоту донны и ум Вашего Величества, — льстиво заметил мужчина, не отрывая глаз от королевы Эридана.
— Как бы не вышло наоборот, — проворчал сир Орк.
— Grand papa, Вы опять!
— Опять, да, опять! Если и родится нормальное дитё, то уж точно не от тебя.
Лорит отчаянно покраснел и нервно огрызнулся:
— Что он там болтает? Сир, Вы слишком пьяны!
— Цыц! Ты когда спальню жены в последний раз посещал?
— Ну…
— Вот чтоб сегодня же взялся за дело! — рявкнул дед и выплюнул оливку. — Тьфу, что за гадость! Неужто таракан? Уж мне эти кулинарные изыски.
— Но я ведь и не отказываюсь, — жалобно проблеял Лорит и попытался улыбнуться Еве-Марии.
— Ах, не пора ли закрыть наконец эту щекотливую тему?! — злым голосом воскликнула королева, которой до ужаса надоело публичное обсуждение её супружеской жизни.
— Пора за ум браться обоим, — отрезал советник.
Девушка поднялась с места.
— Донна! Что такое?! Куда Вы? — всполошились дамы.
— У этого сыра был скверный вкус. Просим извинить нас, мы чувствуем дурноту, — произнесла она, и в общем-то, глядя на лицо Её Величества, ей было трудно не поверить.
— Нормальную еду надо есть, а не камамберы свои! — позлорадствовал дед, откидываясь на спинку стула и сытно рыгая, в то время как королева покидала обеденный зал.
К ужину она не появилась, и Лорит послал секретаря узнать, в чём дело: аппетитные крылышки на столе приманивали его взор, и он был не в силах отказать себе в удовольствии немедленно попробовать их.
— Помимо этого, сударь, — промямлил король, жуя сочную корочку, — Её Величество обещали нам стихи. Ступайте в библиотеку и разыщите их.
Франц Бренна бегом метнулся на второй этаж. Разумеется, к королеве его не пустили, и юнец направился в кабинет, придумывая, какую бы мелкую гадость устроить принцессе: насыпать сахара в чернильницу, перевести часы или запустить из сада несколько пчёл. Порывшись в бумагах и ящиках стола, он исследовал содержимое мусорной корзины. Одна из бумажек заинтересовала его: секретарь мстительно хихикнул и спрятал её в нагрудный карман.
Вскоре после этого молодой человек вернулся в зал и сообщил, что Её Величество чувствуют себя плохо — наверное, чем-то отравились. Лорит кивнул, и ужин продолжался. Через два часа, наслушавшись наставлений деда, король предпринял попытку любовного наступления, но был отослан из спальни врачом Евы-Марии. Ещё несколько дней девушка пролежала в постели, и было трудно сказать, что в большей мере способствовало её болезни: злосчастный сыр или нежелание встречи с Лоритом.
Между тем наступил день саммита. Неприятности начались с самого утра: во время примерки наряда Ева-Мария взбрыкнула.
— Мы не наденем это дурацкое платье! — капризно выкрикнула она.
— Pourquoi pas, Votre Majesté?144 — спросила оскорблённая костюмерша.
— Пиранийские корсеты так ужасно жмут! — пожаловалась девушка. Фрейлины, которых тоже заставляли носить пиранийские платья, возмутились вслед за королевой.
— И где они жмут? — леди Спика суетливо ощупала жёсткий, толстый как панцирь коричневый корсет с прикреплённой к нему юбкой. — Ах, мадам, Вы опять привередничаете! Сделано просто превосходно.
— Отвратительно сделано! Невозможно дышать!
— А Вы вдыхайте понемногу — и давить не станет, и дыхание будет лёгким, красивым.
— Но Вы так затягиваете, что у нас постоянное головокружение!
— Зато все могут любоваться на Ваш тонкий стан.
— Мы и без того стройны и не нуждаемся в подобных технических приспособлениях!
— Но платья не носят без корсета!
Возник продолжительный спор, и в итоге королеву чуть ли не силой одели в злополучное платье. Вдобавок волосы ей собрали в узел на макушке, натянули на голову маленькую шапочку и обвязали основание узла голубой лентой, как требовал этикет. Мстительная костюмерша так сильно затянула корсет, что королева побледнела.
Потом явился Лорит и принялся кричать, что он не допустит во дворце никаких сборищ, грозился отправить посла обратно, укорял жену в легкомыслии, сетовал на то, что вообще согласился на этот брак и т. д. Супруги в очередной раз поругались, а у придворных появился новый повод посудачить.
Мроак официально представлял эдлер Сорбус. На вопрос, привёз ли он письмо от Хазара, тот ответил отрицательно. Разговор происходил в библиотеке; у дверей, как обычно, стояла охрана, а рядом с королевой дежурил паж.
— Почему? — Ева-Мария не скрывала раздражения: из-за непредсказуемости мроаконцев иметь с ними дело становилось всё сложнее.
— Он плохо разбирается в поэзии, — хладнокровно ответил Сорбус. — Там были какие-то любовные стихи.
— Что за глупости Вы говорите?! — королева начала краснеть.
— Ничего страшного, принцесса, с кем не бывает. У халдора много поклонниц.
— Прекратите сейчас же! Мы не писали никаких стихов!
Глядя на её горящее лицо, эдлер сжалился.
— Всё просто, синьора — Ваше письмо подменили.
— Кто и зачем?
— Вероятно, статс-дама. Она подозрительно долго копошилась у стола в прошлый раз.
— Какая ерунда! — с негодованием сказала Ева-Мария.
Незримое присутствие леди Лермен, которую она приблизила к государственным делам, стало слишком привычным, чтобы допускать мысль о чьих-то третьих интересах. С другой стороны, пропажа письма и поразительная осведомлённость советника наводили на подозрения.
— Вызовите её сюда, — настаивал эдлер. — Намекните, что всё знаете. Послушаем, что она ответит.