— Сорбуса?.. — ди Муян отшатнулась и поджала губы. — Не уверена, что у Вас получится, мисс Саем.

— Я напою его, после чего охмурить бедняжку не составит труда: он сам на меня прыгнет, — самодовольно усмехнулась Саем.

— Это нечестный приём! — запротестовала Стелла. — Мы не договаривались, что можно использовать зелья.

— Ты же всё равно не веришь в их действие.

— Допустим, — после некоторого размышления кивнула та. — Что Вы мне отдадите в случае проигрыша, мисс Саем?

— Я не из тех, кто проигрывает, — отозвалась фрейлина. — Но можешь помечтать об этом восхитительном колечке, — она подняла руку, демонстрируя изумрудный перстень — памятный подарок принца Персея в день маскарада.

— А вдруг посол отравится? — выпалила Исона.

— С'est la vie, — пожала плечами Диана. — Значит, будем искать другое средство.

Претворение плана в жизнь началось в тот же вечер. Ева-Мария, естественно, захотела устроить званый ужин, а Лорит, естественно, пытался ей помешать. Но поскольку в Досе гостил не кто попало, а высшие эриданские сановники, королю пришлось уступить; однако он не преминул публично высказать королеве своё осуждение ("У нас же траур!" и "Как Вы можете быть столь неразборчивы в тратах!"), после чего демонстративно покинул дворец и отбыл в неизвестном направлении.

Банкет проходил в угловой гостиной на первом этаже (там, где в прошлый раз принимали мроаконцев). Красивая большая комната напоминала залы ахернарского дворца, поэтому принцессе нравилось находиться здесь и представлять, что она дома. После ужина начались танцы. Королева пожелала, чтоб звучала только эриданская музыка. Пиранийцам пришлось подстроиться под капризы Её Величества, и хотя пожилые мегеры злобствовали у стен, молодёжь охотно участвовала в старинных танцах. Несколько юношей, исполняя с королевой павану, во время которой полагалось петь, выводили дрожащими от восторга голосами:

— Belle qui tiens ma vie сaptive dans tes yeux,

Qui m'a l'âme ravie d'un souriz gracieux,

Viens tôt me secourir, ou me faudra mourir.145

Диана Саем подбиралась всё ближе и ближе к послу. Дождавшись момента, когда министры и юристы закончат обсуждать виды на будущее и начнут проявлять интерес к винам и закускам, фрейлина уселась неподалёку от него на диване и принялась строить глазки, да так усердно, что к ней из разных сторон гостиной тут же устремились потоки мужчин.

— Oh, mademoiselle! — томно вздохнул юноша с тёмными курчавыми волосами. — Vous faites si beaucoup parler de vous! Je suis charmé de vous voir… Malheureux que je suis!146

Диана мало что понимала по-пиранийски, но терзания молодого человека ей льстили; с другой стороны вертелся бодрый пятидесятилетний господин, только и ждавший случая оказать любезность даме, третий пытался увлечь её весёлыми историями, четвёртый уговаривал станцевать, пятый восхищённо дышал в затылок. Постепенно кружок Дианы вырос, и Сорбус взмахом холёной ручки был приглашён присоединиться. Посол приблизился и скромно остановился в задних рядах. Симпатичный, хорошо сложенный, как все мроаконцы, он вел себя слишком сдержанно для праздника. Пиранийцы с пренебрежением глядели на его чёрную варварскую одежду.

— Сударь! Милорд! Подойдите к нам! — настойчиво воскликнула Диана. — Здесь говорят по-эридански.

Эдлер скупо улыбнулся и ответил:

— Я могу изъясняться на всех языках, синьора.

— Что, даже на китийском? — прищурилась фрейлина.

— Wǒ huì shuō kitinwén. Существует 9 способов сказать это по-китийски.

— Сказать? Может, спеть? Я слышала, китийцы говорят нараспев, будто мяукают.

— С Вашего позволения сообщу, что мне доводилось неоднократно бывать в Китии, — вмешался какой-то разряженный джентльмен. — Дивный, мелодичный язык — именно пение!

— Дипломат что ли? — зыркнула на него Диана.

— Нет, сударыня, я больше по торговым делам.

— Ах, купец! Тогда мне совершенно неинтересно. А Вы, господин Сорбус, много стран посетили? Да что Вы стоите в стороне? Присядьте, есть же место, — фрейлина немного отодвинулась, освобождая край дивана и заманчиво поигрывая локоном, но эдлер остался неподвижен.

— Я нахожусь на службе, а не путешествую, — отозвался он.

— Чего Вы от него хотите — это же дикарь! — отмахнулся торговец. — Вот послушайте, мадам: недавно я гостил у одного родственника в Южном Кресте…

— За океаном? — высокомерно перебил какой-то молодчик. — На Вашем месте я бы не стал кричать о таком родстве.

— А на Вашем месте, сударь, я бы поучился хорошим манерам.

— Эй, кто пустил во дворец лавочников?

— Нет, гляньте только, каков сопляк! Ну и молодёжь нынче пошла!

— Но-но, петушки! — прикрикнула фрейлина на распалившихся ухажёров. — У нас здесь великосветская беседа, а отношения извольте выяснять за дверью. Господин посол, как по-китийски будет "Я тебя люблю"?

— Wǒ ài nǐ.

— М-м, как красиво! — девушка даже облизнулась.

Вокруг дивана собиралось всё больше народу, а молодые пиранийки, скованные тяжкой опекой дуэний и крёстных, бросали в её сторону робкие завистливые взгляды.

— На восточных островах говорят "Seni seviyorum", — тут же сообщил знаток дальних стран.

— Я думаю, по-гельтски это будет "Ta gra agam ort", — блеснул другой.

— Язык сломаешь, — фыркнула Диана. — Будто шкаф двигают.

Стремясь произвести впечатление на девушку, все стали шумно вспоминать иностранные языки. Беседа завертелась, как весёлый хоровод. Фрейлина хохотала и жеманничала, а когда ей надоело, снова обратилась к послу:

— Что же Вы молчите? А как по-мроаконски?

— Никак. В нашем языке таких слов нет. Говорят "Ты мне нужен".

— А как же любовь? — заинтересованно спросила девушка.

— Любовь эфемерна, — пожал плечами Сорбус.

— Цинизм и дикость! — воскликнул экзальтированный молодой человек.

— Варварство и пошлость, — тут же добавил второй.

— Это ещё раз доказывает, что некоторые народы никогда не достигнут высшей ступени развития, — пустился в рассуждения третий. — Их недоразвитый язык не включает в себя таких жизненно важных социально-гуманистических понятий, как любовь и её эмоциональное переживание.

— Кстати, в античности существовало целых семь слов для обозначения любви, — влез молодой блондин, желающий щегольнуть своим образованием.

— Которые переводились как "любовь", но по факту ни одно из них "любовь" не означало, — ответил Сорбус, глядя через весь зал на Еву-Марию. Принцесса сидела на диване и умирала от смеха: во время танца с её ноги слетела подвязка, и среди кавалеров назревала драка за обладание этим изысканным трофеем.

— Тебе-то откуда знать, дикарь, — с вызовом сказал один из лордов.

Диана Саем громко фыркнула:

— Право, я тоже не верю в любовь, — заявила она, умело обмахиваясь веером (оборки на её груди поднимались и опадали от этих движений, лишая юношей мозгов и воли).

Все наперебой стали убеждать красавицу, что, мол, это не так, прекрасные кусты любви растут на каждом шагу и не натыкается на них только ленивый, а Сорбус в это время незаметно отошёл. Впрочем, что бы он ни делал, всюду его преследовала пара хищных зелёных глаз, и это означало только одно: пора убираться.

В длинной изогнутой галерее его догнал стук каблучков. Диана Саем шла за ним торопливыми шагами и нервно оглядывалась по сторонам.

— Zaderi tebya koza! — выругался Сорбус и резко повернул ей навстречу. — Заблудились, синьора?

— О господи! — вскрикнула от неожиданности фрейлина. — Вы-то что тут делаете? Подстерегаете меня, как хищный зверь?

— Даже мысли не было.

— Ну да! — девушка стрельнула глазами. — Что же, я Вам не нравлюсь совсем?

— А если я скажу нет?

— Не может быть, — игриво произнесла Диана, припав к нему пышным бюстом.

— Синьора, Вы меня не интересуете, — посол отстранил её.

— А кто Вас интересует? Королева Эридана? — весёлым, но злым голосом осведомилась Диана: проклятый мроаконец весь вечер был неприступен, а ей ох как не хотелось расставаться с кольцом. К тому же Стелла наверняка поднимет её на смех… И девушка вновь придвинулась к эдлеру, пытаясь обнять его за шею.