— Зеркало? — тихо спросила она. — И — безымянный ужас, в который превращается твоё отражение? — Марк растерянно кивнул. — Раньше снилось такое?

— Несколько раз — давно, в детстве.

Она рассеянно покачала головой, хлопнула его по плечу и приподнялась, собираясь спрыгнуть вниз.

— Стой! — Марком снова овладел страх, и он схватил её за руку — наверное, крепче, чем собирался. — Не уходи!

Карина удивлённо замерла. Он поспешно разжал пальцы, и она непроизвольно потёрла руку, где остался след.

— Да, прости, — пристыженно пробормотал он. — Это просто глупо. Всё нормально, иди.

Но она ещё какое-то время сидела рядом, задумчиво его разглядывая, словно собираясь и не решаясь что-то сделать. Затем привстала на коленях и потянулась к дальнему углу кровати, туда, где деревянное изголовье сходилось с потолком и разделяющей комнаты стеной. Марк отвёл глаза, чтобы не смотреть на белоснежные майку и шорты, даже в тусклом свете ночника оттеняющие смуглую кожу.

Что-то щёлкнуло. Он озадаченно понаблюдал, как старшая тянется теперь в противоположный угол, у изножья кровати. Второй щелчок.

— Я сейчас, — бросила она, одним бесшумным движением спрыгивая вниз.

Совсем скоро послышались ещё два похожих щелчка — но приглушённых. Марк отдёрнул ногу — стена принялась двигаться, сначала медленно, а затем резко ушла вниз и стукнулась об ограничитель. Он обескураженно уставился на наставницу, как ни в чём не бывало усевшуюся на своей кровати, затем на щель между матрасами, куда отъехала толстая деревянная панель, заменявшая, как выяснилось, часть стены.

Так вот, оказывается, откуда ноги растут у тех нелепых слухов, что в Форсе студенты спят в одной кровати с наставниками.

— Теперь не уйду, — она откинулась на свою подушку, укутываясь в одеяло. — Только, Марк… Не привыкай. И не говори никому из атров, ладно? Наставники сами должны показать, если…

— Если что?

— Если сочтут, что достаточно доверяют своим ученикам.

Марк, несмотря на всё ещё колотящееся с перепугу сердце, улыбнулся.

— Значит, ты мне достаточно доверяешь?

— Угу. Спи.

— А если зря?

— Что — зря?

— Знаешь, — Марк нахмурился, — а я ведь пару раз чуть не набросился на тебя. Еле сдержался. Этот чёртов кнотис…

Карина молчала, и он решил, что она уже спит. Но потом тонкая рука протянулась через разделяющую кровати щель, смуглые пальцы легли поверх его собственной пятерни.

— Ты мне ничего не сделаешь, — ровным голосом сказала она.

Он так и не решился уточнить, что это было — высокомерие, угроза или всё-таки доверие.

Глава 17. Последняя Арена

Арену в Кумсоре проводили дважды в год — весной и осенью. Марк часто бывал там вместе с Михом, у него имелись любимые постоянные бойцы. Участвовать разрешалось любому совершеннолетнему рену — при условии, что кто-то захочет с ним сражаться. Бои на Арене служили кумсоринцам развлечением, стимулом к тренировкам, а порой и средством выяснения отношения — как в случае с Марком и Ретоком.

Только вот обычно трибуны были забиты до отказа, список дуэлей тянулся на десятки строчек, а иногда приходилось растягивать мероприятие на два дня… Но не в этот раз. Всё же ощутимая часть дуэлянтов набиралась из форсов, которых в короне сейчас было совсем мало — рассеялись по городам внешнего мира, по заданиям. А тем, кто остался, было не до игрушечных драк. Ивера громко жаловалась, что если бы не приказ сопровождать всюду провинившегося Ортея, она бы поучаствовала. А то позорище — со всей короны набралось лишь шестнадцать пар.

— Ну как, волнуешься? — толкнул Марка локтем Талат.

Нотт лишь пожал плечами. Не объяснять же одногоднику, что он вот уже почти сутки ходит с ограждением от собственных эмоций…

У судейского стола на краю площадки Реток запустил руку в ящик с жетонами, вытянул один, скривился и показал Марку. Тут Марк был с противником солидарен — он бы тоже предпочёл закончить всё поскорее, а не выступать в самую последнюю очередь.

Чтобы свести к минимуму общение противников до поединков, участников делили на две группы, из которых выпускали на поле по одному человеку. Марка отправили в комнату под трибунами на южной стороне.

В стене были заботливо проделаны смотровые отверстия, чтобы томящиеся в ожидании дуэлянты могли наблюдать за предшествующими схватками. Пока зрители рассаживались по полупустым трибунам, Марк углядел на противоположной стороне поля, в проходе между сидениями, фигурку наставницы. Та о чём-то переговаривалась с Ортеем. Куратору приходилось наклоняться, чтобы слышать и быть услышанным. Через некоторое время Ортей развернулся и принялся бочком протискиваться вдоль сидений, а Карина стремительно сбежала по ступенькам вниз и, к разочарованию Марка, пропала.

Зато теперь взгляд выцепил среди пёстрой толпы светловолосую девушку в голубой рубашке с алой повязкой на рукаве. Нилана пришла не одна — судя по таким же повязкам, уговорила пару подружек-медик. Сердце неприятно ёкнуло. Странно: ему так хотелось, чтобы наставница была рядом во время схватки, но совсем не тянуло сражаться под взглядом собственной девушки. Особенно проигрывать — а в таком исходе боя он почти не сомневался.

Злясь на время, которое в этот раз решило сыграть с ним злую шутку — одновременно стремительно лететь и мучительно медленно тянуться, — Марк провёл час, бездумно наблюдая за боями. Цель, как и частенько на тренировках, была в том, чтобы выбить противника за пределы очерченного на земле круга. Если через пять минут оба бойца оставались внутри поля, объявлялась ничья.

Участники покидали комнату один за другим. Их оставалось четверо, когда появилась Карина. Молча встала рядом, покосилась на него. Так, не говоря ни слова, они и досмотрели двенадцатую дуэль до конца.

— Никто не ждёт от тебя выигрыша, — повторила она, пока выходил следующий боец. — Проиграешь, даже с позором — не беда. Вытянешь на ничью — будет идеально.

Марк кивнул. Это он и так знал. Но всё равно её слова смутно грели что-то внутри…

— И Орт просит передать, чтобы ты снял своё дурацкое ограждение. Он даже докричаться до тебя не может.

— Я и так собирался.

— Лучше сними прямо сейчас, а то потом шарахнет.

— Что бы ты понимала, — проворчал Марк, но повиновался.

Сотни эмоционалов зазвенели вокруг, хлынули в сознание. Марк с готовностью прогнал по собственному кругу лёгкий ударный импульс, помотал головой. Отмахнулся от взволнованного эмоционала стоящего наготове следующего дуэлянта, вслушался в свой собственный. Неплохо — пожалуй, даже лучше, чем он ожидал от себя. Страха почти нет, лишь немного усталости, капля азарта (ну а вдруг?) и желание закончить поскорее.

Глубоко вдохнул, улыбнулся Рине, наблюдавшей за ним с любопытством. Она вернула улыбку — такую тёплую, что внутри снова всё подпрыгнуло — и молча убежала обратно на трибуны.

Он был готов, когда завершилась пятнадцатая дуэль. Был готов, когда усиленный голос судьи вызвал на поле последних участников. Но оказавшись лицом к лицу с Ретоком, обнаружил, что на самом деле ни черта-то он не готов.

Одно лишь радовало — точно такие же чувства он читал на лице противника. Смятение, смешанное со злостью — злостью на нотта, который всё видел. Реток тоже был на Арене впервые. И, видно, только сейчас до него дошло, что тренировочный бой на глазах у собственной семьи — совсем не то же самое, что схватка под сотнями жадных незнакомых взглядов.

Марк ухмыльнулся. Будь что будет.

Душераздирающий гудок — сигнал к началу боя. Сразу же — резкий, но предсказуемый выпад Ретока, уклонение. Крики толпы. Скрипнувший упругий настил под ногами. Белая линия далеко. Удар, просто для пробы. Второй — проверить, уйдёт или отобьёт. Барьер-обманка — на самом деле рывок вбок, перекат, удар снизу. Отбит…

Сознание прояснялось. Мир приобретал чёткость и яркость, как никогда прежде. Всё кругом жило, пело, двигалось в неуловимой гармонии: и собственное тело, и пробегающие по нему энергетические волны, и движения противника, и шум толпы, и сияющее в небе солнце, и свежий ласковый ветерок… Марк радовался, как ребёнок, ощущая, как всё это дышит и дрожит вокруг, словно сотканное из невидимых натянутых нитей…