— Ты определенно помнишь ту ночь со мной.

— Мы снова к этому возвращаемся? — Холли насмешливо вздохнула. — Мне так жаль, что твоего мастерства оказалось недостаточно, чтобы прорваться сквозь мою психику. Но я уверена, что действительно хорошо провела время.

Джош посмотрел на нее сквозь густые ресницы.

— Признай это, — его голос был хриплым. Манящим.

— Покажи мне, что у тебя в кармане, — ответила Холли, приподняв бровь.

— Ты действительно хочешь посмотреть?

Холли кивнула. Это было странно, но она хотела. Она не могла понять, что это, черт возьми, такое, и это не давало ей покоя.

— И если я покажу тебе, ты признаешься, что помнишь ту ночь?

Она сделала вид, что раздумывает над этим.

— Если ты хочешь, чтобы я тебе солгала.

— Тогда я ничего тебе не покажу, — его глаза были наполнены весельем. Почти искрились. — Вместо этого приходи сегодня на ужин ко мне.

Холли моргнула от его резкой смены разговора.

— Что?

— Позволь мне пригласить тебя на ужин. Может быть, мы сможем прийти к какому-то взаимному соглашению. Услуга за услугу, — то, как он это сказал, густым, тягучим голосом, заставило ее почувствовать, что он говорит вовсе не о ее памяти или о том, что было у него в кармане. А о чем-то другом, более грязном.

И, черт возьми, если бедра не сжались от этой мысли.

— Я занята сегодня вечером.

— Собрание? — он кивнул. — Приходи после.

— Мне нужно помыть голову.

Он рассмеялся, и у нее почти перехватило дыхание. Он выглядел беззаботным, мальчишкой и таким чертовски привлекательным, что ей пришлось сжать губы, чтобы сдержать протяжный вздох.

— Прежде чем я покину этот город, ты скажешь мне, что помнишь.

— Почему ты так отчаянно хочешь, чтобы я вспомнила ночь, которая случилась много лет назад? — Холли наклонила голову набок, пытаясь разобраться.

— Я не отчаянно хочу, чтобы ты вспомнила. Я знаю, что ты помнишь. Просто хочу, чтобы ты признала это.

— Почему? — упорствовала она.

— Потому что я всегда играю, ради выигрыша, — в его голосе чувствовалась напряженность. Это вызвало дрожь.

— И поэтому ты здесь? — спросила она. — Потому что думаешь, что это игра?

Джош перехватил ее взгляд. Он ничего не сказал, рассматривая ее так, словно она была загадкой, которую он хотел разгадать. Она почувствовала, как ее щеки потеплели от его пристального внимания и от воспоминания о той ночи, когда она точно знала, насколько сильно его тело может прижиматься к ней.

Она не хотела признавать, что помнит его. Что она все еще почти чувствовала тепло его кожи, мягкость его поцелуев, глубокое рычание в его горле, когда он доводил ее до грани боли и удовольствия.

Потому что, если бы она призналась в этом, он увидел бы правду в ее глазах. Что она надеялась не на одну ночь. Что в течение года после его ухода ждала, что он свяжется с ней. Он оставил ей записку, и она хранила ее аккуратно сложенной в сумочке, пока не стало ясно, что он не вернется, и она подожгла эту чертову бумажку.

— Я остался, потому что от тебя одни проблемы, — сказал он ей. — А я хочу убедиться, что эта продажа пройдет без проблем.

— От меня одни проблемы, но при этом ты находишь забавным, что мы проводим митинг в театре, которым ты владеешь?

Он снова улыбался, и, черт возьми, ей хотелось стереть эту улыбку прямо с его лица.

Своими губами. И языком.

И, возможно, внутренней стороной бедер.

Ух. Почему он должен быть таким привлекательным?

Он доел свое лакомство и запил его остатками кофе, не сводя с нее глаз. Ее взгляд не дрогнул. Это было похоже на какой-то вызов. Смотреть, как Джош Гербер ест свой завтрак, и делать вид, что это не заставляет ее думать о сексе. Смотреть, как крошки прилипают к его нижней губе, и делать вид, что она не хочет слизать их с него. Заметить, как волнообразно дергается его горло, когда он глотает последний глоток кофе, и не думать о том, как бы она хотела поцеловать его в шею, а затем расстегнуть пуговицы дорогой рубашки, чтобы обнажить его красивое подтянутое тело.

— Увидимся вечером, Холли, — пробормотал он. Это было похоже на обещание.

— Да, увидимся, — она зажала нижнюю губу между зубами, и его глаза вспыхнули.

И когда он вышел из кафе, она задумалась, как долго будет продолжать лгать ему.

— Вы не можете провести это собрание, — дядя Джо скрестил руки на груди. Его лицо было бледным, глаза казались крошечными белыми шариками под густой монобровью. — Продажа состоялась. Все кончено. Вы все получите выгоду, в конце концов. Черт, мы даже можем поговорить о том, чтобы дать вам немного сейчас, если это то, о чем вы беспокоитесь.

Дядя Ноэль негромко хмыкнул, как будто он совсем не был согласен с этим.

Холли заметила, что ее мамы здесь нет. Но девушка не спросила, где она. Честно говоря, ей было не интересно.

Ни капельки.

— Мы можем это сделать, и мы это сделаем, — Эверли подняла подбородок и уставилась прямо на отца. Челюсть дяди Джо начала подрагивать. — Бабушка хотела бы, чтобы мы защищали город. Это дело всей ее жизни. Мы в долгу перед ней, и ты тоже.

— Твоя бабушка не оставила достаточно денег, чтобы оплатить даже месячные расходы на содержание этого места. У нас нет выбора, мы должны его продать, — дядя Ноэль был тише, чем Джо, но он все еще выглядел разъяренным. Его взгляд был устремлен на Норта, который вытянулся во весь свой рост — сто девяносто один сантиметр. В глазах старшего кузена чувствовалась угроза, от которой Холли задрожала.

Неудивительно, что женщины Винтервилля бросались на него. Норт был идеальным сочетанием джентльмена и бандита.

В театр начали прибывать люди. Проходя мимо, они с интересом разглядывали семью Винтер, словно не могли понять, почему Джо и Ноэль выглядят такими разъяренными. До сих пор им удавалось хотя бы сохранять видимость единства семьи при общении с горожанами, даже если оно было полностью искусственным. Но эта конфронтация не оставляла сомнений в том, что старшее поколение Винтеров совершенно не согласно с Холли и ее кузенами.

Это было неприятно.

Рядом с собой она чувствовала, как дрожит Аляска. Холли положила свою руку на ее руку и крепко сжала ее. Аляска вцепилась в нее изо всех сил.

— Нам нужно войти, — сказала Холли, наблюдая за толпой, заполняющей театр. — Мы обещали, что начнем в семь. Мы не хотим их задерживать.

— Она права. Сегодня вечером прогнозируется снег, — Гейб кивнул. — Пойдем.

— Если вы пойдете туда, то все. Не просите нас ни о чем. Мы с вами закончим, — дядя Джо потянулся к Эверли, но Норт встал между ними, заслоняя ее.

— Они не могут войти. Театр им не принадлежит. Мы можем остановить их, — дядя Ноэль говорил почти взволнованно, как будто эта идея только что пришла ему в голову.

— Технически, ты тоже им не владеешь, — заметила Холли. — И у меня есть разрешение на его использование, — она посмотрела дяде Ноэлю прямо в глаза. Он струсил в ответ. Она не боялась его. Или дядю Джо. В Чикаго она каждый день ела на завтрак самоуверенных богачей. Она могла справиться с ними и здесь. — А теперь пойдемте, нам нужно поговорить с городом.

Они воспользовались служебным входом, пройдя по знакомым коридорам, которые раньше были заполнены танцорами и певцами, а воздух был наполнен отзвуками настраиваемого оркестра. На половине представления Кэнди, запыхавшись, вбегала в зал с неизменным опозданием. Тогда атмосфера менялась и переходила в режим тихого благоговения. Куда шла Кэнди, туда смотрели все.

А сейчас ее не было. Холли все еще держала Аляску за руку. Им потребовались все силы, чтобы уговорить ее прийти.

— Все здесь, — прошептала Эверли, выглядывая из-за занавеса. Мгновение спустя она издала протяжный свист. — Ух ты!

— Что? — Норт нахмурился.