– И пусть читают, – сказал Нодир. – Мало ли какие конторы в городе есть? Если прячешься, вывеску не вешаешь – сразу подозрительно. Либо милиция придет, либо бандиты с рэкетом. А так все видят: государственная организация, взять с нее нечего, пусть себе работают…

Я опомнился. В конце концов, это не Россия. Самаркандский Дозор не под нашей юрисдикцией. Это где-нибудь в Белгороде или Омске я могу права качать и претензии предъявлять. Самаркандским дозорным я не указ – хоть и Высший Светлый.

– Все понимаю. Но в Москве такое невозможно… чтобы Темные за стенкой сидели!

– Сидят, так что с того? – примиряюще сказала Валентина Ильинична. – Сидят себе и сидят. У них, чай, тоже работа не сахар. Нет, если что – мы принципами не поступимся. Помните, ребята, как три года назад жодугар Алия-апа на старика Назгула порчу навела?

Ребята закивали. Ребята оживились и явно были готовы вспоминать эту славную историю.

– На кого навела? – не выдержал я.

Все засмеялись.

– Это имя такое – Назгул. Это не те назгулы, что в американском кино, – сверкая белозубой улыбкой, объяснил Нодир. – Человек такой есть. Был, умер в прошлом году. Он долго помирал, а жена у него молодая была. Ведьму попросила извести мужа. Мы порчу заметили, ведьму арестовали, жену поругали, все как положено сделали. Порчу Валентина Ильинична сняла, очень хорошо все получилось. Хотя старик был вредный, совсем плохой старик. Злой, жадный и распутник, хоть и старый. Все обрадовались, когда умер. Но порчу мы сняли как положено!

Я подумал и сел на скрипучий венский стул. Да, знание узбекского языка мне бы не сильно помогло. Дело не в языке. Дело в менталитете.

Умное слово меня немного успокоило. Но тут я заметил взгляд Валентины Ильиничны – добрый, но снисходительно-сочувственный.

– Все-таки нельзя так, – сказал я. – Поймите, я ничего не хочу сказать, это ваш город, вы тут отвечаете за порядок… Но как-то непривычно.

– Это потому, что вы к Европе ближе, – разъяснил Нодир. Узбекистан он явно не считал совсем уж не относящимся к Европе. – А у нас ничего, у нас когда мир – тогда можно и рядом жить.

– Угу. – Я помолчал. – Спасибо за разъяснения.

– Вы за стол садитесь, – дружелюбно сказала Валентина Ильинична. – Что ж вы, будто чужой, в уголке присели?

В общем-то сидел я как раз не в уголке. В уголке Тимур заканчивал накрывать стол. На яркой скатерти, мгновенно превратившей два офисных стола в один большой, обеденный, уже стояли тарелки с фруктами: ярко-красные и сочно-зеленые яблоки; черный, зеленый, желтый и красный виноград; огромные, с мелкую дыньку размером, гранаты; какая-то очень аппетитная колбаса домашнего вида; нарезанное ломтями мясо и горячие, не иначе как магией разогретые лепешки. Я вспомнил, как Гесер когда-то в нечастый миг ностальгии принялся расхваливать самаркандские лепешки – и какие они вкусные, и что по неделе не черствеют, только разогреть надо – и ешь их, ешь, остановиться не можешь… Тогда я принял его слова за обычные старческие воспоминания из разряда «деревья раньше были большие, а колбаса вкусная». Теперь же рот наполнился слюной, и я вдруг заподозрил, что Гесер не так уж и преувеличивал.

А еще на столе было две бутылки коньяка. Местного, что меня сразу напугало.

– Вы не обессудьте, что стол пустой, – сказал Нодир невозмутимо. – Сейчас наш младший приедет с базара, сядем нормально. А пока перекусим чуть-чуть.

Я понял, что от торжественного обеда с обилием спиртного мне никуда не деться. И заподозрил, что Алишера заставил увильнуть от немедленного визита к дозорным не только вполне понятный интерес к судьбе школьной подруги. Пускай уже много лет визит московского гостя не был здесь визитом вышестоящего начальства. Все равно Москва осталась для самаркандских дозорных очень и очень важным центром.

– Дело в том, что я приехал по просьбе Гесера… – сказал я.

И увидел по лицам, что мой статус с просто высокого взлетел до немыслимого. Куда-то в космос, куда Иным нет дороги.

– Гесер просил меня разыскать его друга, – продолжил я. – Он живет где-то в Узбекистане…

А вот теперь наступила неловкая пауза.

– Антон, речь идет о девоне? – спросила Валентина Ильинична. – Но он уехал в Москву… в девяносто восьмом. И там погиб. Мы считали, что Гесер об этом знает.

– Нет, нет, речь не о девоне! – запротестовал я. – Гесер просил меня разыскать Рустама.

Молодые узбеки переглянулись. Валентина Ильинична нахмурилась:

– Рустам… я что-то слышала… – Она заколебалась. – Но это… это очень старая история. Совсем давняя. Ей тысячи лет, Антон.

– Он не работает в Дозоре, – признал я. – И, конечно, у него другое имя. Думаю, он сменил много имен. Я знаю только, что он Высший Светлый маг.

Нодир пригладил жесткие черные волосы и твердо сказал:

– Это очень трудно, Антон-ака. У нас в Узбекистане есть один Высший маг. Он работает в Ташкенте. Но он молодой. Если старый и сильный маг хочет спрятаться – он всегда спрячется. Тут нужен не только сильный, чтобы его найти. Нужен мудрый. Надо самому Гесеру искать. Кечрасыз, Антон-ака. Мы тебе не сможем помочь.

– Можно спросить Афанди, – задумчиво сказала Валентина Ильинична. – Он слабый маг и не слишком… не слишком сообразительный. Но память у него хорошая, и на свете он живет уже триста лет…

– Афанди? – насторожился я.

– Это наш пятый сотрудник. – Валентина Ильинична чуть смутилась. – Ну, сами понимаете, седьмой уровень. Он… больше по хозяйству. Но вдруг поможет?

– Я почти в этом уверен. – Я кивнул, вспоминая слова Надюшки. – А где он?

– Должен скоро подойти.

Выхода не оставалось. Я кивнул и пошел к «пустому» столу.

Мурат приехал через полчаса, с полными сумками, часть содержимого которых тут же перекочевала на стол. Остальное Мурат отнес в маленькую кухню, примыкающую к основному помещению Дозора. Моих кулинарных познаний хватило на то, чтобы понять – сейчас будут готовить плов.

А пока мы пили коньяк, оказавшийся неожиданно приличным, и закусывали фруктами. Валентина Ильинична уступила вести беседу Нодиру. И я вежливо выслушивал историю узбекских Дозоров от древних мифических времен до Тамерлана и от Тамерлана – до наших дней. Врать не стану, Светлые тут не всегда жили с Темными душа в душу. Хватало событий мрачных, кровавых и ужасающих. Но у меня сложилось ощущение, что противоборство Дозоров в Узбекистане обострялось по каким-то совершенно неведомым мне законам. Люди могли воевать и убивать друг друга, а Дозоры соблюдали вежливый нейтралитет. Зато во времена Хрущева и первые годы брежневского правления Светлые и Темные били друг друга с немыслимым ожесточением. Именно в ту пору погибли три Высших мага – двое из Дневного и один из Ночного Дозоров. Выкосила война и ряды Иных первого-второго уровня.

Потом все стихло, будто «застой» восьмидесятых годов распространился даже на Иных. И отношения Темных и Светлых с тех пор пребывают в вялом противостоянии, скорее на уровне подначек и насмешек, чем серьезной неприязни.

– Алишеру это не нравилось, – заметил Тимур. – Он по-прежнему в Москве?

Я кивнул, обрадованный удачным поворотом разговора.

– Да. Он в нашем Дозоре.

– Как он поживает? – вежливо спросил Нодир. – Мы слышали, у него четвертый уровень?

– Практически третий, – сказал я. – Но он сам расскажет. Он тоже прилетел, но решил вначале зайти к знакомым.

Вот эта новость дозорных явно не обрадовала. И Тимур, и Нодир теперь выглядели не то чтобы огорченными, но смущенными. Валентина Ильинична покачала головой.

– Кажется, я вас расстроил? – поинтересовался я. Распитая вместе бутылка вынуждала к откровенности. – Объясните, в чем дело? Почему вы так относитесь к Алишеру? Из-за того, что его отец – девона?

Дозорные переглянулись.

– Дело не в том, кто его отец, – сказала Валентина Ильинична. – Он хороший мальчик, Алишер. Но он… очень резкий.

– Разве?

– Возможно, он изменился в Москве, – предположил Тимур. – Но Алишеру всегда хотелось воевать. Не в свое время он родился.