Денисов пропустил ее вперед, сам застрял в передней, осмотрелся еще раз и едва удержался от того, чтобы не добавить заклятьям Силы. Он мог бы и что-то посерьезнее подвесить из арсенала Светлых, мог Колькины экзерсисы поправить, но решил, что зятю это точно будет не по нраву. В этом доме он хозяин, он защитник. Если уж Денисов так хочет помочь – нужно эту помощь сперва предложить, а уж дальше только от хозяина будет зависеть, принять предложение или отказаться. Ах, как озадачили участкового эти богомолицы и богомольцы! Похлеще случая с агрономом озадачили. Там вполне конкретное преступление, а тут – сплошная непонятность.

– Ты кушай, папа, а я на тебя молча посмотрю, ладно? Соскучила-ась! Как там мама, зачем ты ее с собой не взял? Ты ей скажи, чтобы подзоры на постели мне не присылала, мы с Колей хотим в райцентре клетчатые покрывала заказать, «шотландка» называется, сейчас очень модно. А нам председатель обещал двух поросят дать – одного на откорм, чтобы осенью в колхоз сдать по весу, а второго в личное пользование! Я же тут обленилась совсем, поскольку скотины у меня нет никакой. Непривычно! Хотела хоть кур завести – свекровь ругается, мол, и так все есть, и корова, и птица домашняя, и нечего мне, мол, спину гнуть. Но раз председатель дает – не станем же мы отказываться, правда? Ой, папка, я же обещала молча сидеть, а сама трещу, как сорока! Это от неожиданности просто, такой ты мне сюрприз устроил!

Денисов доел щи, аккуратно отложил ложку и напрямик спросил:

– Плохо?

Катерина оторопела, даже отшатнулась:

– Что – плохо?

– Плохо тебе, Катюх?

– Да с чего ты взял?!

– Ты ведь многословная такая, чтобы меня заболтать. Я же вижу, что не о том ты говоришь, о чем думаешь.

Катерина легко соскочила с табуретки, пробежала три шага, приняла со стола грязную посуду, умчалась за занавеску в кухоньку.

– Глу-пос-ти ты го-во-ришь! – пропела оттуда.

– Не прячься, Катерина! – устало попросил Денисов. – Не маленькая же. Мне уж скоро ехать, а что я дома матери скажу? Ты учти, я врать ей не умею! Раз заметил, что у тебя нескладно что-то, так теперь и буду мучиться. А уж она и вовсе спать перестанет.

– Шантажист! – с отчаянием крикнула дочь, все еще оставаясь за занавеской.

– Ты давай, признавайся, что стряслось! Со здоровьем нелады, с ребеночком? Или Николай обижает?

– Ой, да вот еще – обижает! – Она наконец вернулась в обеденную комнату с пунцовыми щеками и растрепанной челкой, будто только что прятала лицо в ладонях. – И со здоровьем все в порядке, не выдумывай себе!

– Так что тогда?

Она прошла вокруг стола, медленная и тихая от задумчивости, такая юная и такая взрослая, что Денисову захотелось плакать. Катя добралась до кресла, устроилась в нем с ногами, отвернула голову к окну, заинтересовавшись то ли готовящейся зацвести черемухой, то ли клонящимся к западу солнцем. Посидела так, повертела пальцами пуговку на халате, покусала нижнюю губу.

– Я, оказывается, не очень хорошо знаю своего мужа, – заговорила она, и Светлый маг вздрогнул. – Это никоим образом не его вина, это исключительно моя ошибка, что я совсем не интересовалась его жизнью. Ты только ничего не подумай! Он очень заботливый, веселый, во всем меня поддерживает, помогает. Вечерами – представляешь? – на прогулку меня выводит! Не так, как до свадьбы, когда мы все укромные местечки после танцев искали, – она засмеялась, – нет, теперь мы по-другому гуляем, под ручку, чинно, важно, раскланиваясь налево и направо. Я говорю – зачем?! Он объясняет, что мне свежий воздух полезен. Ох, Господи, да как будто тут не везде свежий воздух! Окошко откроешь – уже, считай, тайгой дышишь. Вот от этих наших прогулок – все мои проблемы. – Она впервые посмотрела отцу в глаза. – Он ведь, оказывается, очень популярный, мой Коля-то! Ты знал об этом? Я – нет. Я думала, что он в Светлый Клин таскается, потому что во Вьюшке приличных девчат нету. Или замужем все, или старые, или страшные. – Она скривила лицо, выпятила челюсть, скосила глаза, демонстрируя отцу, какими страшными, по ее мнению, могли быть местные девушки. – А все оказалось не так. Девчат тут как раз пруд пруди, и все как на подбор – комсомолки, активистки, красавицы! Чуть попозже высыпятся под окно, как мошкара, сам увидишь. И вот когда идем мы с ним на прогулку, мне все кажется, что они это воспринимают как вызов. Вроде как дразню я их… Ты только не думай, Коля никуда не шастает! Просто…

– Просто он чичас заметный стал, – подсказал отец приглушенно. – Мало того что бригадиром назначен, по комсомольской линии его двигают, так еще и свадьбу совсем недавно сыграл, а жену взял в другой деревне…

– Вот-вот! – подхватила Катя. – В другой деревне! Я понимаю, тут обида должна быть, ревность какая-то, что ли… Такой завидный жених – и предпочел чужачку! Может, если бы женился на своей, остальные от него отстали бы, успокоились быстренько. А так – проходу не дают. Но это ладно, а вот то, что я за столько месяцев так и осталась чужачкой, – действительно обидно и трудно. Подруг у меня здесь нет, весь день одна и одна, а выйду в магазин – сразу и шепот за спиной, и шуточки, и злые взгляды. Ты бы слышал, как со мной продавщица в промтоварном отделе разговаривает! Шипит так, словно ужалить хочет. Я Кольку спросила, за что она меня не любит, а он признался: в школе, в восьмом классе, она ему нравилась. Как-то он ее на вечерку позвал, а она и отказала, и осмеяла, и всем в деревне про это рассказала – ославила его. Ну, нет так нет, он и думать про нее со временем забыл, а тут она вдруг… воспылала! У самой муж, а она при виде Кольки просто тает! Ты только… – вдруг спохватилась она, молитвенно прижала руки к груди, – ты с ним не говори про это, я очень тебя прошу! Он-то ни в чем не виноват! А я справлюсь. Ребеночек появится – так мне вообще не до них станет. Папа, что ты молчишь? Мы договорились?

А что еще оставалось делать Денисову, как не согласиться с дочерью? Не объяснять же ей, что популярность ее супруга вряд ли раньше нынешней зимы возникла? Иные почти все обладают поистине мистическим обаянием, могут, практически не прикладывая усилий, пленить, очаровать кого угодно. А уж если намеренно начнут свой шарм использовать!.. Ко всему прочему Николай был Темным Иным, а значит – эгоистом. Ему эти девицы, что сейчас вдруг сохнуть по нему стали, может быть, и вовсе не нужны, но внимание их приятно, и популярность свою он считает вполне заслуженной. А кого-то, как, например, замужнюю продавщицу промтоварного отдела, отказавшую ему в свидании еще в школьную пору, считает себя вправе проучить, наказать таким жестоким способом. Дескать, опомнилась? Вот и мучайся теперь!

Ах, какая гладкая жизнь сейчас началась у Николая! Все почти само в руки идет! Огромный дом, должность в колхозе, солидные премиальные, два поросенка от председателя… при желании – куча ласковых зазнобушек на любой вкус, на каждый день недели. Оставалось только надеяться, что желания такого у Николая не возникнет, а также что найдется Иной, который объяснит молодому Темному, предостережет его, научит, как не заиграться, не переступить грань, за которой начнутся претензии со стороны Ночного Дозора.

Евгений Юрьевич Угорь, Светлый маг третьего ранга, смотрел на солнечный диск, падающий в ложбинку между холмами, будто «двушка» в приемную прорезь телефона-автомата. Волнами пробегал розовый отсвет по бархатистой ткани тайги, плоские верхушки голубых кедров поблизости казались аккуратно обведенными по контуру нежно-оранжевой краской, ветер утишивался в кронах и пах почему-то черемухой, и сердце было не на месте. Вовсе не из-за предстоящей работы – к ней он был давно привычен. Вовсе не из-за странного соседства Темных – это было не раз обговорено и согласовано. Наверное, так действовала весна – когда толком не понимаешь, что бередит тебе душу, куда тебя тянет, куда зовет. Возможно, туда, где когда-то видел подобный роскошный закат в апреле… Домой?