Монстр застыл. Потом медленно развернулся в мою сторону. Красный огонь в его глазах погас. Дэв тонко заскулил, будто щенок, которому прижали лапу. Разжал ладонь. Пенис отвалился и рассыпался горой искр, будто вылетевшая из костра головешка. Затем стали осыпаться пальцы на руках. Дэв уже не скулил – всхлипывал, протягивая ко мне беспалые руки и мотая ослепшей головой.

Вот так их и укрощали великие маги Востока…

Я держал и держал знак Праха, позволяя силе течь сквозь меня. Долго – минуты три по времени второго слоя, пока дэв окончательно не обратился в горстку пепла.

– Холодно, а? – сказал Афанди, приплясывая. Подошел к останкам дэва, вытянул руки, потер их, согревая. Потом плюнул на пепел, пробормотал: – У, сын греха и отец мерзости…

– Спасибо, Афанди, – сказал я, поднимаясь с заиндевелой земли. На втором слое и впрямь было ужасно холодно. Хорошо хоть, каким-то чудом я ухитрился даже не потерять сумку с вещами, она так и болталась у меня на плече. Хотя… не было ли это чудо наложенным Светланой заклинанием сродства? – Спасибо, дедушка. Пойдемте отсюда, вам трудно тут долго находиться.

– Ай, спасибо, могучий воин. – Афанди просиял. – Ты сказал мне спасибо? Я буду гордиться этим всю свою бесцельную жизнь! Победитель дэва похвалил меня!

Я молча взял его под локоть и потащил на первый слой. В уничтожение дэва я всадил столько Силы, что и мне самому было трудно находиться в Сумраке.

В чайхане было сумрачно и грязно. Под потолком, вокруг слабых лампочек в загаженных абажурах, кружили с жужжанием жирные мухи. Мы сидели на засаленных и пестрых не то подушках, не то маленьких матрасиках вокруг низенького, сантиметров пятнадцать от пола, стола. Самого обычного стола, только с укороченными ножками. На столе была скатерть – яркая, но тоже грязная.

В России такое кафе мгновенно бы закрыли. В Европе посадили бы владельца в тюрьму. В США собственнику влепили бы немыслимого размера штраф. А где-нибудь в Японии хозяин подобного заведения от стыда сам сделал бы себе сеппуку.

Но таких вкусных запахов, как в этой маленькой, совершенно не туристической чайхане, я нигде не слышал!

Оторвавшись от преследования, мы разделились. Темный ушел искать своих и докладывать о происшедшем. Валентина Ильинична и Нодир отправились собирать Светлых, состоящих в резерве Дозора, отзваниваться в Ташкент, просить подкрепление. А мы с Алишером и Афанди поймали такси и добрались до этой чайханы на окраине Самарканда, рядом с небольшим базаром. У меня зародилось подозрение, что базаров в Самарканде больше десятка и уж точно больше, чем музеев и кинотеатров вместе взятых.

По пути я наложил на себя заклинание личины и стал двойником Тимура. Молодые маги почему-то считают дурной приметой принимать внешность покойника. Поверья с этим связаны самые разные, от «скоро умрешь» и до «чужих привычек нахватаешься». Можно подумать, что привычки – это блохи, которые после смерти хозяина разбегаются по сторонам в поисках кого-то максимально похожего… Я никогда не был суеверным, так что принял внешность Тимура без колебаний. Все равно надо было замаскироваться под местного. Приезжий с европейской внешностью и в этой чайхане выглядел бы так же нелепо, как папуас на сенокосе в русской деревне.

– Здесь очень вкусно кормят, – объяснил Алишер вполголоса, сделав заказ. Я, не понимая по-узбекски ни слова, в присутствии молодого парнишки-официанта молчал. Афанди, к счастью, тоже: только временами крякал, потирал залысину и гордо поглядывал на меня. Видимо, взгляд подразумевал: «Как мы этого дэва, а?» Я послушно кивал в ответ.

– Верю, – ответил я. У стены стояла здоровенная китайская магнитола с огромными хрипящими динамиками и мигающими разноцветными лампочками. Играла кассета с чем-то национальным, исходно интересным, но безнадежно испорченным переделкой в ритмы поп-музыки и качеством магнитолы. Но зато громкость звука была достаточной, чтобы спокойно говорить по-русски, не рискуя вызвать удивленные взгляды соседей. – Пахнет вкусно. Только, извини, грязновато тут.

– Это не грязь, – ответил Алишер. – Точнее, не та грязь. Знаешь, когда в Россию приезжают из Западной Европы, тоже морщатся: мол, грязно у вас везде. А ведь грязно не оттого, что не убирают! В России почвы другие, больше эрозия земли, в воздухе от этого пыль и она повсюду оседает. Вымыл тротуар с мылом, так в Европе он три дня останется чистым, разве что клочок бумаги ветром принесет. А в России хоть языком вылизывай, пыль через час снова осядет. В Азии пыли еще больше, поэтому и европейцы, и русские говорят: «Грязь, бескультурье, дикость!» Неправда это! Просто местность такая! В Азии если пахнет хорошо – это не грязь. В Азии надо верить не глазам, а носу!

– Любопытно, – сказал я. – Никогда не задумывался об этом. Наверное, поэтому на Востоке глаза у людей узкие, зато носы большие?

Алишер мрачно посмотрел на меня. Потом вымученно рассмеялся:

– Ладно, уел. Смешно. Но я и вправду так думаю, Антон. На Востоке все иначе.

– Даже Иные, – кивнул я. – Алишер, а я ведь не поверил в дэва. Извини.

– Знаешь, по твоему описанию – это был не тот, что меня преследовал, – серьезно сказал Алишер. – Тот пониже ростом, но очень юркий. С ногами. Похож скорее на обезьяну с рогами.

– Тьфу на них, отрыжка мироздания, творение безответственных магов! – подхватил Афанди. – Мы с Антоном победили этого безнравственного, развратного дэва! Если бы ты видел этот бой, Алишер! Хотя не стоит юноше смотреть порнографию…

– Дедушка Афанди… – начал я. – Умоляю!

– Зови меня просто – бобо! – велел Афанди.

– Что это значит? – спросил я с подозрением.

– Это значит «дедушка». – Старик похлопал меня по плечу. – Мы с тобой победили этих дэвов, ты мне теперь как внук родной!

– Афанди-бобо, – попросил я. – Пожалуйста, не вспоминайте этот бой. Мне очень неловко, я не сразу смог поразить дэва.

– Дэвов! – твердо повторил Афанди.

– Дэва? – наивно предложил я.

– Дэвов! Их там было два! Большой сжимал маленького в руке и размахивал им налево-направо, направо-налево!

Афанди привстал и очень красочно изобразил поведение «дэвов».

– Хай, великий воин Афанди, – быстро сказал Алишер. – Их было два. Антон не заметил второго от страха. Сядьте, нам несут чай.

Минут десять мы пили чай со сладостями. Я опознал халву, рахат-лукум и что-то вроде пахлавы. Все остальные сладкие кондитерские чудеса Востока были мне незнакомы. Но получить удовольствие от вкуса это не помешало. Тут были разноцветные кристаллы сахара (я предпочел не размышлять, чем именно их подкрашивали), мотки тонких, очень сладких нитей, что-то похожее на халву, но белое, сухофрукты. Все очень вкусное. И все очень сладкое, что для нас было особенно важно. После потери Силы всегда тянет на сладкое. Пусть мы оперируем чужой Силой, всего лишь перераспределяя ее в пространстве, но и это непросто. Глюкоза в крови падает так, что легко свалиться в гипогликемической коме. Если это случится в Сумраке, то спасет лишь чудо.

– Потом будет шурпа и плов, – сказал Алишер, наливая себе уже пятую пиалу зеленого чая. – Здесь простая еда. Но настоящая.

Он замолчал. И я понял, о чем он думает.

– Они погибли в бою. Как положено дозорным, – сказал я.

– Это был наш бой, – негромко произнес Алишер.

– Общий бой. Даже для Темных. Мы должны найти Рустама, и никто нам в этом не помешает. Вот Мурата жалко… и людей положил, и сам жить не смог.

– Я бы смог, – мрачно сказал Алишер.

– И я тоже, – признался я. Мы обменялись понимающими взглядами.

– Люди против Иных. – Алишер вздохнул. – Поверить не могу! Как в кошмарном сне! Их всех зачаровали, это работа для Высшего!

– Как минимум трое Высших, – сказал я. – Темный, Светлый и Инквизитор. Вампир, целитель и боевой маг.

– Настал конец времен. – Афанди покачал головой. – Никогда не думал, что сойдутся вместе Свет, Тьма и Страх…