Я быстро посмотрел на него – и успел поймать краткий миг перед тем, как глуповатое выражение вернулось на лицо Афанди.

– А ты ведь не так глуп, как притворяешься, Афанди, – сказал я негромко. – Зачем ты ведешь себя будто выживший из ума старик?

Несколько секунд Афанди улыбался. Потом посерьезнел:

– Слабому лучше выглядеть дурачком, Антон. Только сильный может позволить себе быть умным.

– Ты не так уж и слаб, Афанди. Ты вошел на второй слой и пять минут пробыл там. Хитрость какую знаешь?

– У Рустама было много секретов, Антон.

Я долго смотрел на Афанди, но лицо старика оставалось невозмутимым. Потом перевел взгляд на Алишера. Тот выглядел задумчивым.

Интересно, мы с ним пришли к одной и той же мысли?

Скорее всего да.

Афанди – он и есть Рустам? Глуповатый старик, который десятилетиями безропотно прибирал офис провинциального Дозора, – один из старейших в мире магов?

Все может быть. Все что угодно. Говорят, что с годами каждый Иной меняет характер, упрощается: на первый план выходит какая-то одна, доминирующая черта личности. Хитроумному Гесеру хотелось интриг, так он и интригует до сих пор. Фома Лермонт, который мечтал о спокойной и уютной жизни, теперь ухаживает за своим садиком и работает антрепренером. А Рустам, если в его характере преобладала скрытность, вполне мог дожить до полной паранойи и скрываться в обличье слабого и недалекого старика…

Но если так – он не раскроется, даже выскажи я свою догадку. Рассмеется в лицо, начнет старую песенку про своего учителя… А ведь он вовсе не сказал, что Рустам инициировал его! Он рассказал эту историю от третьего лица: Рустам, глупый старик, инициация. Это мы сами поместили Афанди на место глупого старика!

Я снова посмотрел на Афанди. Теперь мое воспаленное воображение готово было найти в его взгляде и лукавство, и болезненную скрытность, и даже ехидство.

– Афанди, я должен говорить с Рустамом, – сказал я, аккуратно выбирая слова. – Это очень важно. Гесер послал меня в Самарканд, просил разыскать Рустама и в память о старой дружбе попросить у него совета. Только совета!

– Хорошая вещь – старая дружба, – кивнул Афанди. – Очень хорошая! Когда она есть. Но я слышал, что Рустам и Гэсэр рассорились. Так сильно рассорились, что Рустам плюнул вслед Гэсэру и сказал, что не желает видеть его на узбекской земле. А Гэсэр рассмеялся и ответил, что тогда Рустаму надо выколоть себе глаза. На дне бутылки хорошего старого вина может выпасть горький осадок, и чем старее вино, тем сильнее осадок горчит. Так и старая дружба может породить очень, очень большую обиду!

– Ты прав, Афанди, – сказал я. – Ты во всем прав. Но Гесер сказал еще одну вещь. Ему довелось спасать жизнь Рустама. Семь раз. И Рустаму довелось спасать его жизнь. Шесть раз.

Нам принесли шурпу, и мы замолчали. Но Афанди и после того, как паренек удалился, сидел с плотно сжатыми губами. И с таким выражением лица, будто что-то считал в уме.

Наши с Алишером взгляды встретились. Алишер едва заметно кивнул.

– Скажи, Антон, – произнес наконец Афанди. – Если твой друг расстроился, когда его любимая женщина ушла от него… так расстроился, что решил покинуть этот мир… а ты пришел к нему и месяц жил у него, с утра до вечера пил вино, заставлял ходить в гости и рассказывал, как много вокруг других красивых женщин… это считается спасением жизни?

– Я думаю, зависит от того, действительно ли друг готов был расстаться с жизнью от любви, – осторожно сказал я. – Каждому мужчине, который пережил подобное, казалось, что незачем жить. Но очень, очень редко они кончали с собой. Ну, разве что были глупыми безусыми юнцами.

Афанди снова замолчал.

А у меня, будто дождавшись паузы, звякнул телефон.

Я достал трубку в полной уверенности, что звонит либо Гесер, которому доложили о случившемся, либо Светлана, почувствовавшая неладное. Но никакого номера или имени на дисплее не было. Он просто светился ровным серым светом.

– Да? – произнес я.

– Антон? – спросил голос. Знакомый голос с легким прибалтийским акцентом.

– Эдгар? – обрадованно воскликнул я. Нормальный Иной звонку Инквизитора радоваться не станет. Тем более если этот Инквизитор – бывший Темный маг. Но сейчас была слишком нестандартная ситуация. Лучше уж Эдгар, чем незнакомый ревнитель равновесия, увешанный амулетами с ног до головы и подозревающий в преступлениях всех и вся.

– Антон, ты в Самарканде. – Эдгар, конечно, не спрашивал, а утверждал. – Что там творится? Наши провешивают портал от Амстердама до Ташкента!

– А почему до Ташкента? – не понял я.

– Проще. Этой трассой хоть раз пользовались, – пояснил Эдгар. – Так что там у вас?

– Про Эдинбург знаешь?

Эдгар только насмешливо фыркнул. Да уж, задал я вопрос. В Инквизиции вряд ли остались даже стажеры, не слыхавшие про попытку похитить артефакт Мерлина. Что уж говорить об опытных сотрудниках.

– Судя по всему, та же команда. Только там они пользовались услугами наемников. А здесь задурили головы местным военным и полицейским. Все в амулетах и чарах, пули заговорены…

– Понятно, отпуск у меня накрылся, – безнадежно сказал Эдгар. – Хоть бы ты туда не совался! Меня с пляжа выдернули! Потому что я имел опыт работы с тобой!

– Ценю такое внимание, – ехидно сказал я.

– Все очень серьезно? – помедлив, спросил Эдгар.

– Сотня человек, натравленных на оба местных Дозора. При отходе погибли двое Светлых. А потом нас атаковал дэв. Перекусил пополам Темного. Я его три минуты трамбовал!

Эдгар выругался. Спросил:

– Чем трамбовал?

– Прахом. Хорошо хоть знал случайно…

– Восхитительно! – с сарказмом произнес Эдгар. – Молодой московский маг случайно помнит заклинание против големов, которое не применялось лет сто!

– Уже статью шьешь? – усмехнулся я в ответ. – Приезжай, тебе понравится. Кстати, заклинания против големов подучи, тут, по слухам, еще один ошивается.

– Это какой-то кошмар… – пробормотал Эдгар. – Я на Крите. В плавках стою на пляже. Мне жена спину мажет солнцезащитным кремом. А мне велят через три часа быть в Амстердаме и немедленно отправляться в Узбекистан! Это как называется?

– Глобализация, сэр, – сообщил я.

Эдгар застонал в трубку. Потом сказал:

– Меня жена убьет. У нас медовый месяц. Она, между прочим, ведьма! А меня вызывают в какой-то там Узбекистан!

– Эдгар, тебе не идет говорить «какой-то там», – снова не удержался я от ехидства. – Как-никак в одном государстве раньше жили. Считай это своим отсроченным патриотическим долгом.

Но Эдгар явно не был расположен ни к сарказму, ни к пикировке. Тяжело вздохнул, потом спросил:

– Как мне тебя найти?

– Звони, – просто ответил я. И прервал связь.

– Инквизиция, – понимающе кивнул Алишер. – Спохватились. Им тут работка найдется.

– Для начала бы свои ряды почистили, – сказал я. – Ведь кто-то орудует у них в конторе.

– Не обязательно, – попытался вступиться за Инквизицию Алишер. – Это может быть Инквизитор в отставке.

– Да? И откуда тогда люди узнали, что Гесер направил нас в Самарканд? Он сообщил только Инквизиции!

– Среди предателей есть и Светлый целитель, – напомнил мне Алишер.

– Ты хочешь сказать – Высший Светлый из нашего Ночного Дозора? Целитель? И он работает на врага?

– Да хоть бы и так! – упрямо сказал Алишер.

– У нас в Дозоре был только один Светлый целитель высшего уровня, – спокойно напомнил я. – Только одна, точнее. Моя жена.

Алишер осекся. Замотал головой:

– Прошу прощения, Антон! Я не имел в виду ничего подобного!

– Ай, хватит ссориться! – прежним дурашливым голосом сказал Афанди. – Шурпа остыла! Что хуже остывшей шурпы? Только горячая водка!

Он воровато огляделся и провел рукой над пиалами с шурпой. От остывшего бульона снова пошел пар.

– Афанди, как нам поговорить с Рустамом? – повторил я.

– Шурпу ешь, – буркнул старик. И подал нам пример.

Отломив кусок лепешки, я принялся за шурпу. Что поделать, Восток есть Восток. Прямо отвечать здесь не любят. Наверное, лучшие в мире дипломаты – восточные. «Да» и «нет» не говорят, но это вовсе не значит, что они воздерживаются…