— Вы не думали рассказать пророчество людям?
— Нет, — сказал Фан. — Не думали. Его не слышал ни один человек… да и ни один Иной. Когда придет мой срок, я унесу его с собой в Сумрак и похороню там.
— Понятно, — кивнула Арина. И, помедлив, добавила: — Время было тяжелое.
— Не бывает легких времен, — уточнил Фан.
— Само существование Поднебесной как единого государства вызывало сомнения.
— Поднебесная ныне разделена, — сказал Фан.
— Но, наверное, мог быть и худший вариант? — вкрадчиво спросила Арина.
Фан налил себе еще чая. Потом сказал:
— Мы знали, что если пророчество останется с нами, то придет Тигр. Летописи хранят предания… и мы догадывались, почему некоторые пророки предпочитали умереть, никому не сказав, что они увидели в грядущем. Мы не хотели умирать. И мы стали искать выход…
— Самый простой выход — изменить пророчество, — сказала Арина. — У меня тоже был такой случай. Он грозил… очень нехорошим будущим для России. Мы поведали пророчество людям, а потом я сделала так, что оно не сбылось.
— Значит, это было не пророчество, а предсказание. — Фан пожал плечами. — Озвученное людям пророчество нельзя отменить. Оно сбудется.
— Это было пророчество, и я его изменила! — твердо сказала Арина.
Фан на мгновение задумался. Потом посмотрел на Арину каким-то другим взглядом.
— Мне очень жаль, уважаемая госпожа Арина. Но пророчество, пришедшее к людям, сбывается всегда. Единственное, что можно сделать, — это отсрочить его, уничтожив самый ближний и явный путь его реализации. Но пророчество, не случившееся вовремя, только накопит свою силу — и ударит снова, даже с большими последствиями. Мне очень жаль.
У Арины дернулось веко. Потом на щеках проступили красные пятна.
— Это чушь!
— Увы, госпожа Арина. Как вы понимаете, в свое время я очень хорошо изучил этот вопрос. Более того, я продолжил его изучение позже. Вот уже восемьдесят лет я собираю всю доступную мне информацию о пророчествах, Тигре, возможностях изменить пророчество…
— Вы не можете знать все! — Чуть ли не в первый раз я увидел, что Арине изменяет выдержка. — Вы не знаете моего случая! Пророчество не случилось и не случится!
— Я не знаю, что вы в свое время услышали и что сделали. — Фан склонил голову. — И не смею спрашивать, хотя… если вы поделитесь со мной, я буду признателен. Но спросите саму себя — возможно ли ныне то, что вы пытались предотвратить?
Повисла тишина, только пели в парке птицы и стрекотали какие-то насекомые. Я вспоминал рассказ Арины.
Сомнения, если честно, вызывал только «царь».
Впрочем, пророчества всегда иносказательны, они пропущены через сознание пророка. Не могла же подруга Арины, тем более привыкшая рифмовать свои предсказания, изречь «президент»? Или… или «генеральный секретарь»…
— А могло пророчество уже случиться? — спросил я. — Арина, ведь кое-что вполне можно считать…
— Молчи! — рявкнула Арина. — Фан, как убить Тигра?
— Его нельзя убить. — Фан развел руками. — Тигр — это воплощение Сумрака в реальном мире. Можешь ли ты убить Сумрак, ведьма?
— Я ведунья!
— Ты сменила цвет, но ты была, есть и будешь ведьмой, — спокойно ответил Фан. — В моих словах нет оскорбления. Еще раз спрошу — можешь ли ты убить Сумрак?
— Зачем он приходит, Фан? — быстро спросил я, опережая Арину.
Я не думал, что он ответит. Но Фан начал отвечать, причем с явным удовольствием — наверное, ему нечасто попадались столь заинтересованные слушатели.
— Сумраку нужна Сила. Силу дают люди, обычные люди, и чем сильнее их радость или горе — тем больше Силы. Сумрак не жесток, но он требует свое. Человеческая радость его тоже вполне устраивает, но редко бывает так, чтобы радости было больше, чем горя. Гораздо чаще люди становятся равнодушны и пресыщенны… а значит — Сумрак начинает голодать. Синий мох — это самый простой и слабый инструмент Сумрака, он впитывает Силу и может раскачивать человеческие эмоции. Но если в мире все больше и больше равнодушных, если добро и зло уступает место спокойствию и апатии… тогда Сумрак порождает Тигра. Пророки рождаются постоянно, но если Сумраку достаточно пищи, они могут поступать как им угодно — изрекать пророчества хорошие или плохие, таить их, забывать… А вот если род людской успокаивается, говорит себе, что достиг равновесия и покоя, — Тигр приходит к пророкам. Он не разбирает между хорошими и плохими пророчествами. Ему лишь надо, чтобы они прозвучали. Рано или поздно пророк открывает дорогу великим потрясениям, горю и радости. И Сумрак снова насыщается. Он не злой. Он просто живет… и как все живое — хочет кушать.
Фан взял кусочек какого-то засахаренного плода и бросил себе в рот.
— Но ведь Сумрак это просто… просто… — Я запнулся.
— Что — просто? — усмехнулся Фан. — Просто иной мир? Просто другое измерение реальности? И мы, Иные, способные войти в него, просто так произносим «гори» — и извергаем пламя, или превращаем свои тела в демонические, или видим будущее? Уважаемый Антон, ты пользуешься магией и считаешь это само собой разумеющимся. Но как именно ты пользуешься магией?
— Вхожу в Сумрак… или просто… — я осекся и дал себе зарок не употреблять больше это слово, — или тянусь к нему…
— И что дальше? У тебя вместо руки вырастают пушки, а вместо пальцев клизмы? Как ты сражаешься и исцеляешь? Как ты можешь говорить на китайском языке, который никогда не учил? Откуда все это берется, по-твоему? Из Сумрака? В ответ на твои желания? Что же тогда для тебя Сумрак — компьютер, где ты тычешь пальцем в экран и получаешь желаемое? Но компьютер кто-то придумал, кто-то сделал, а кто-то написал для него программы. Компьютер не имеет разума, и ты не заставишь его сварить тебе кофе или выполоть грядку. А Сумрак послушно делится с тобой Силой, которая нужна ему самому, и позволяет совершать один фокус за другим…
— Зачем же, если он разумный? — воскликнул я.
— Синий мох тоже не только собирает Силу, но и ест ее, — усмехнулся Фан. — Синий мох нужен Сумраку… для одной цели. Тигр — для другой. Иные — для третьей. Но все вместе мы занимаемся одним и тем же — тормошим человечество, дергаем людей, заставляем их что-то делать, придумывать, к чему-то стремиться… иногда достигая успеха, иногда набивая шишки. Мы все — часть Сумрака, его симбионты, если угодно. Его руки и ноги, глаза и уши. Грабли и лопаты, которыми он управляется со своим огородом — человечеством. Ты хочешь восстать против Тигра? Ты восстанешь против Сумрака. И значит, против самого себя, против своей природы, своих способностей, своей жизни. Тигра нельзя убить.
— Что же тогда вы сделали? — спросила Арина. Я посмотрел на нее и вздрогнул — она постарела. Нет, ее маскировка не исчезла, но теперь это была лишь маска красивой и уверенной в себе женщины на лице несчастной опустошенной старухи.
— Мы принесли ему жертву. Тигру нет нужды убивать пророка, если тот озвучил предсказание людям и тем самым запустил механизм. И если пророк готов умереть, но все равно не раскрыть пророчество… если Тигр понимает, что это действительно так… он уходит. Он не жесток. Он не наказывает за сопротивление. Он всего лишь пытается добиться результата. Если результат невозможен — Тигр теряет интерес к пророку.
— И ты убил своего лучшего друга, чтобы показать Тигру — пророчество не придет к людям… — прошептала Арина.
— Нет. Умереть должен был я. Мы все продумали… — Фан запнулся. — Но Ли продумал чуть больше. Он обманул меня. И сделал так, что я убил его, убил на глазах Тигра, уверенный, что погибну сам. Это убедило Тигра. Он понял, что Ли приносит себя в жертву, и понял, что я никогда не оскорблю его подвиг и не повторю его слов. Тигр повернулся и ушел. В мире все время рождаются новые пророки, и каждый из них однажды произносит то, что может перевернуть все человечество. Тигр ушел… — Фан замолчал, но потом все-таки добавил: — Сказав напоследок, что сочувствует мне. Это было трогательно. Я тоже хотел умереть, но Ли просил, чтобы я жил. Мне пришлось жить.