— Слушаю.

Это уже не Лариса. Ночью обычно дежурит Павел.

— Говорит Антон. Гостиница «Космос», где-то рядом, во дворах. Иду следом.

— Бригаду? — В голосе появился интерес.

— Да. Я уже разрядил амулет.

— Что случилось?

Бомж, прикорнувший в середине перехода, протянул руку, будто надеясь, что я отдам ему початую бутылочку. Я пробежал мимо.

— Там другое… Быстрее, Павел.

— Ребята уже в пути.

Я вдруг почувствовал, как челюсти пронзило раскаленной иглой. Ах ты ж сволочь…

— Паша, я за себя не отвечаю, — быстро сказал я, обрывая связь. И остановился перед милицейским нарядом.

Ну вот так всегда!

Почему человеческие стражи порядка всегда появляются в неподходящий момент?

— Сержант Каминский, — скороговоркой произнес молодой милиционер. — Ваши документы…

Интересно, что мне собираются пришить? Пьянство в общественном месте? Вернее всего.

Опустив руку в карман, я коснулся амулета. Едва теплый. Но тут многого и не надо.

— Меня нет, — сказал я.

Две пары глаз, обшаривающих меня в предвкушении добычи, опустели, их покинула последняя искра разума.

— Вас тут нет, — хором повторили оба.

Программировать их времени не было. Я бросил первое, что пришло в голову:

— Купите водки и отдыхайте. Немедленно. Шагом марш!

Видимо, приказание упало на подходящую почву. Схватившись за руки, будто малыши на прогулке, милиционеры рванули по переходу к киоскам. Я почувствовал легкое смущение, представив последствия своего приказа, но времени выправлять положение не было.

Из перехода я выскочил в полной уверенности, что уже опоздал. Нет, как ни странно, мальчик далеко не ушел. Стоял, чуть покачиваясь, метрах в ста. Вот это сопротивляемость! Зов звучал с такой силой, что казалось странным, почему редкие прохожие не пускаются в пляс, почему троллейбусы не сворачивают с проспекта, не врываются в подворотню, навстречу сладостной судьбе…

Мальчик оглянулся. Кажется, посмотрел на меня. И быстро пошел вперед.

Все, сломался.

Я двинулся следом, лихорадочно решая, что буду делать. Стоило бы дождаться бригады — ей ехать минут десять, не больше.

Но как-то нехорошо выйдет — для мальчика.

Жалость — штука опасная. Сегодня я поддавался ей дважды. Вначале в метро, истратив заряд амулета на бесплодную попытку сбить черный вихрь. А теперь снова, двинувшись вслед за мальчиком.

Много лет назад я услышал фразу, с которой никак не хотел соглашаться. Не соглашаюсь и до сих пор, хотя уж сколько раз убеждался в ее правоте.

«Благо общее и благо конкретное редко встречаются вместе…»

Да, я понимаю. Это правда.

Но, наверное, есть такая правда, которая хуже лжи.

Я побежал навстречу Зову. Я слышал его наверняка не так, как слышал мальчик. Для него призыв был манящей, чарующей мелодией, лишающей воли и сил. Для меня, наоборот, будоражащим кровь набатом.

Будоражащим кровь…

Тело, над которым я издевался неделю, бунтовало. Мне хотелось пить, не воды — я способен без всякого для себя вреда утолить жажду грязным городским снегом, не спиртного — шкалик с поганой сивухой был под рукой и тоже не принес бы мне вреда. Мне хотелось крови.

И не свиной, не коровьей, а именно человеческой. Будь проклята охота…

«Ты должен пройти через это, — сказал шеф. — Пять лет в аналитическом отделе — многовато, не находишь?» Не знаю, может, и многовато, но мне нравится. В конце концов, сам шеф уже больше ста лет оперативной работой не занимается.

Я пробежал мимо светящихся витрин, уставленных поддельной «гжелью», заполненных бутафорской едой. Мимо, по проспекту, неслись машины, шли редкие прохожие. Это тоже было подделкой, иллюзией, одной из граней мира, единственной доступной для людей. Хорошо, что я не человек.

Не прерывая бега, я вызвал сумрак.

Мир вздохнул, расступаясь. Будто ударили по мне со спины аэродромные прожекторы, высекая длинную тонкую тень. Тень клубилась и обретала объем, тень тянула в себя — в пространство, где вообще нет теней. Тень отрывалась от грязного асфальта, вставала, пружинила, будто столб тяжелого дыма. Тень бежала передо мной…

Ускорив бег, я пробил серый силуэт и вошел в сумрак. Краски мира стали тусклее, а машины на проспекте будто замедлились, завязли.

Я приближался к месту своего назначения.

Нырнув в подворотню, я уже готов был увидеть развязку. Неподвижное, опустошенное, выпитое тело мальчика и исчезающих вампиров.

Но я успел.

Мальчик стоял перед девушкой-вампиршей, уже выпустившей клыки, и медленно стаскивал шарф. Вряд ли ему сейчас страшно — Зов заглушает сознание начисто. Он скорее мечтает о прикосновении острых сверкающих клыков.

Рядом стоял парень-вампир. Я сразу почувствовал, что в паре он главный: именно он инициировал девушку, именно он натаскивал ее на кровь. И самое мерзкое: у него была московская регистрационная метка. Вот скотина!

Зато у меня прибавилось шансов на успех…

Вампиры повернулись ко мне, но растерянно, еще не понимая, что происходит. Мальчик был в их сумраке, я не мог, не должен был его видеть… как и их самих.

Потом лицо парня начало разглаживаться, он даже улыбнулся — дружелюбно, спокойно.

— Привет…

Он принял меня за своего. И не стоило его винить за ошибку: сейчас я действительно был одним из них. Почти. Неделя подготовки не прошла даром: я стал чувствовать их… но и сам почти перешел на Темную сторону.

— Ночной Дозор, — сказал я. Протянул вперед руку с амулетом. Он разряжен, но это не так-то легко почувствовать на расстоянии. — Выйти из сумрака!

Наверное, парень подчинился бы. В надежде, что я не знаю о тянущемся за ним кровавом следе, что дело удастся классифицировать как «попытку неразрешенного взаимодействия с человеком». Но девушка не имела его выдержки и не способна была что-либо соображать.

— А-а-а-а!!! — С протяжным воем она бросилась на меня. Хорошо еще, что не впилась зубами в мальчика: она сейчас была невменяема, как наркоман в ломке, у которого выдернули из вены едва вколотый шприц, как нимфоманка, с которой слезли за миг до оргазма.

Для человека рывок был слишком быстрым, парировать его не смог бы никто.

Но я был с вампиршей в одном слое реальности. Вскинул руку и плеснул из початого шкалика прямо в исковерканное трансформацией лицо.

Почему вампиры так плохо переносят алкоголь?

Угрожающий вопль перешел в тонкий визг. Вампирша закрутилась на месте, колотя руками по лицу, с которого пластами сходили кожа и сероватое мясо. А вампир повернулся и бросился бежать.

Все складывалось даже слишком просто. Регистрированный вампир — это не залетный гость, с которым пришлось бы сражаться на равных. Я швырнул бутылкой в вампиршу, протянул руку и поймал послушно раскрутившуюся нить регистрационной метки. Вампир захрипел, хватаясь за горло.

— Выйди из сумрака! — крикнул я.

Кажется, он понял, что дело пошло уж совсем плохо. Кинулся на меня, пытаясь ослабить давление нити, в движении выпуская клыки и трансформируясь.

Будь амулет полностью заряжен, я бы просто его оглушил.

А так пришлось убивать.

Метка — слабо светящаяся голубым печать на груди вампира — хрустнула, когда я послал беззвучный приказ. Энергия, вложенная кем-то куда поспособнее меня, хлынула в мертвое тело. Вампир еще бежал. Он был сыт, крепок, и чужие жизни еще подпитывали мертвую плоть. Но сопротивляться удару такой силы было невозможно: кожа ссохлась, пергаментом обтянув кости, из глазниц потекла слизь. Потом переломился позвоночник, и дергающиеся останки рухнули к моим ногам.

Я обернулся — вампирша уже могла успеть реанимироваться. Но опасности не было. Огромными скачками девушка бежала через двор. Из сумрака она так и не вышла, и увидеть это потрясающее зрелище мог лишь я один. Ну и собаки, конечно. Где-то в стороне заливалась истеричным лаем мелкая псина, скованная сразу и ненавистью, и страхом — всеми теми чувствами, что собачий род испокон веку питает к живым мертвецам.