Мишка мелко-мелко заморгал, провел ладонью по бледному лицу.

– Не позорь меня, дядь Федь, самому тошно. – С трудом, в три приема вдохнул, резко выдохнул, выговорил, сжав зубы: – Все ты правильно сказал: не мог я пустым вернуться, когда меня друзья богачом ждали. Стыдно. Главное, на сберкнижке-то деньги есть, но она тут, дома была… А часы я выкуплю. Я в комиссионном договорился, что они три дня их «под прилавком» подержат, не будут на продажу выставлять. Съезжу, сниму деньги с книжки, выкуплю…

– Энто все понятно, Мишань, – ласково проговорил Денисов. – Я другого понять не могу: как же так случилось, что, отработав две недели на стройке, ты не только деньгой не разжился, но ишшо и с книжки своей должен снять то, что заработал раньше? Энто что такое получается?

– Это получается – дурость моя.

– Дурость! – всплеснул руками Федор Кузьмич. – Энто как же? Потому что ежели ты там себе зазнобу нашел, да головы лишился, да подарок ей дорогущий купил, а она, скажем, замужней оказалась, – энто одна дурость. А вот ежели тебя втянули в какую-нить махинацию, вложил ты деньги в рискованное предприятие, скажем, зафрахтовал буксир до начала навигации…

– Да какой буксир, дядь Федь? – с досадой отмахнулся Мишка. – В карты я проигрался, в карты! Доволен?

– В карты? – опешил участковый, будто не сам несколько минут назад предположил возможный проигрыш. – Ты же не азартный совсем!

– Не азартный, – с тоской подтвердил гармонист. – У меня другой азарт был, дядь Федь. В училище из всех наук я больше к математике был способный. А тут такое дело… Я в одном бараке с шабашниками жил. После работы – я уж тебе говорил – возьму книжку, валяюсь на койке, а они по соседству картишками балуются. Особо-то я не приглядывался, но слышно же, когда кто-то крупно выигрывает. И вот замечаю – есть среди них один везунчик, в какую игру ни зарядятся – он везде первый! Даже если кон-другой проиграет, в конце все равно в плюсе оказывается, и чаще – в очень даже большом плюсе. Заинтересовался я, думаю: тут наверняка какая-то система есть! Стал издаля посматривать – ничего не понял. А тут и он мой интерес просек. Что ж ты, говорит, мы тут зрителя не приглашали! Ежельше, говорит, на шулерстве меня споймать хочешь, так это дохлый номер, а коли следить за картой взялся, так садись, ставь рублики да играй, мож, научишься, говорит, пока я добрый!

– На слабо тебя взял, короче говоря!

– Ну, это как сказать, дядь Федь. По теории вероятности, не может одному человеку всегда везти, а другим – никогда. Думаю, если парень не шулер, то секрет – в его мастерстве, а мастерство в игре – это умение думать, просчитывать варианты, помнить вышедшую карту и так далее. Нешто, думаю, я со своим образованием, со склонностью к математическому анализу не осилю человека, который семь классов навряд окончил?!

– И, стало быть, не осилил, – с грустью покивал Денисов.

– Не осилил, дядь Федь! Такого монстра никому не осилить, я таких и не видывал никогда. Он будто бы все карты насквозь знал, не только те, что на руках, а и те, что в колоде – какая сверху, какая в середке, какая последняя лежит. Будто рентгеном просвечивал! Я, дядь Федь, из-за него взаправду в фарт поверил, потому что везение у него не только в картах – он любой спор выигрывал. Вот было один раз, – оживился Мишка, свернув с собственной оплошности на другую, более легкую тему, – заспорили Витек из Ивантеевки и Аркаша Манучаров откуда-то с Кавказа, с кем из них после кино леспромхозовская учетчица Глаша гулять пойдет. Ленька просто мимо проходил – обломись, говорит, ребяты, Глафиру нынче до дома Валерка провожать будет.

– И что? – заинтересовался Денисов. – Проводил Валерка учетчицу?

– А то! – усмехнулся Мишка. – А самое чудное знаешь что? Что Витек с Аркашей возле Глаши три дня увивались, а Валерка до того вечера с ней вообще знаком не был!

– Так, может, подговорил их Ленька, чтобы познакомились да ради смеха позволили ему пари выиграть?

– Не-е, дядь Федь! Я уж к тому времени внимательно за ним наблюдал. Ничего такого не было, ни шулерства, ни договоров. Просто фартовый он, этот Ленька.

– Фартовый… – задумчиво повторил за Мишкой Денисов, поднялся с места, прошелся по комнате. – А чей он будет, откель такой?

– Да из соседнего района! Загаринский вроде, но это я точно не вспомню.

Денисов еще походил туда-сюда, округлив рот и собрав на лбу складки, потом поправил, сам того не заметив, рубашку на спинке стула, развернулся лицом к хозяину.

– Вот ведь как выходит, Мишань: я сюда пришел про воровство узнать, а ты мне, похоже, профессионального картежника удружил.

– Какое воровство? – встрепенулся гармонист. – Впервые слышу. Вроде при мне ничего такого не было!

– А ты и не мог покамест слышать. Ты вот вчера уехал из Вьюшки, а нынче ночью со стройплощадки кирпича и бревен умыкнули вагон и маленькую тележку. У тебя-то алиби стопроцентное – ты в энто время в Зойкиной горнице коньяк за двенадцать рублей двадцать копеек употреблял. Но я, скажу честно, надеялся, что ты мне хоть чем-нить поможешь. Вдруг обсуждали при тебе что-то, вдруг отрывочек беседы интересной застал, вдруг кто-нить подозрительный среди шабашников шастал?

– Что-то ты меня огорошил, дядь Федь… От какого сруба-то хоть украли?

– Таких подробностей у меня нет. А энто может иметь значение?

– Кто его знает? – Мишка почесал в затылке. – На каждой площадке своя бригада работает, с некоторыми я и не пересекался ни разу. Я сейчас начну себе голову ломать, вспоминать, что да как, а кража, может, совсем на другом конце деревни случилась.

– Ну, голову ломать точно не след! – улыбнулся участковый. – Вспомнишь что-то дельное – приходи. Мне, наверное, придется во Вьюшку съездить, сориентироваться на месте… Ладно, Мишань, чаю я у тебя в другой раз выпью, а сейчас пойду.

Гаврилов, увидев в коридорчике старшего товарища, взметнул брови так высоко, что Денисову почудилось, будто фуражка участкового инспектора сама собой поползла на затылок.

– Здра-авия жела-аю… – озадаченно поприветствовал он Федора Кузьмича.

– Ты, друг мой сердечный, сердитым глазом не зыркай и подозрительно на меня не косись тоже! Дело твое я присваивать не намерен, а что я тут внезапно оказался – так энто по другому поводу. Да и повод так себе – я, можно сказать, придумал себе причину, чтобы во Вьюшку съездить, дочку повидать. Ты же понимаешь, ежели часто в гости заезжать – так энто только зятю глаза мозолить, – со смехом объяснял Денисов, входя следом за Гавриловым в кабинет. – Долго ли он назойливого тестя терпеть будет? А так – весьма уважительная отговорка. Я бы и к тебе не зашел, да уж по пути получилось. А раз получилось, то вот тебе информация: с причала Светлого Клина никто с прошлого года не отгружался. Побеседовал я и с возможным свидетелем, который тут у вас подрабатывал. То есть свидетелем вывоза материалов он не мог быть по той причине, что энтой ночью отмечал свое возвращение с друзьями. Но я надеялся, что он застал момент организации и подготовки кражи. Увы, тут тоже пусто.

В кабинете было пыльно и солнечно, мебель почти вся такая же, насквозь казенная, но главным отличием от служебного помещения, в котором размещался Денисов, было наличие свисающих отовсюду липких лент с насмерть приклеившимися к ним мухами. То ли насекомые во Вьюшке оживали после зимы уже в апреле, то ли ленты остались с прошлого лета. Гаврилов расположился за столом, снял фуражку, покатал в ладонях карандаш.

– Да ты присаживайся, Федор Кузьмич! – спохватился он. – Что ты передо мною грудь выпячиваешь, словно рапортуешь? За информацию спасибо. С Колобоковым твоим – а ведь ты его имеешь в виду? – я и сам пообщаться хотел, да сегодня не до него было, слишком много народу опросить пришлось. Так что и тут ты мне помог, облегчил задачу. Ладно, буду копать дальше. Чую, придется следователя из района вызывать, потому как собственными силами могу и не справиться.

– Никаких зацепок?