– Хочу. – Наташа кивнула. Ее охватило ощущение легкой нереальности происходящего. Значит – хлоп в ладоши, и не будет нерожденного еще ребенка? Хлоп другой – и она родит своему любимому идиоту дочку?

– Берешь на себя грех? – требовательно спросила ворожея.

– Какой там грех, – с прорвавшимся раздражением отозвалась Наташа. – Да этот грех каждая женщина хоть раз, да делала! Там, может, и нет совсем ничего!

Ворожея задумалась, будто вслушиваясь во что-то. Покачала головой:

– Есть… Кажется, и верно – дочка.

– Беру, – с прорвавшимся раздражением отозвалась Наташа. – Все грехи на себя беру – какие хочешь. Мы договорились?

Ворожея посмотрела строго и неодобрительно:

– Так нельзя, дочка… Про все-то грехи. Мало ли что я на тебя навешу? И свое, и чужое… будешь потом перед Богом отвечать.

– Разберемся.

Дарья вздохнула:

– Ох, молодые… глупые. Да есть ему дело – в грехах человеческих копаться? Каждый грех свой след оставляет, по следам и суд идет… Ладно, не бойся. Чужого тебе не припишу.

– Я и не боюсь.

Ворожея уже будто и не слушала ее. Сидела, настороженно вслушиваясь во что-то. Потом пожала плечами:

– Ладно… Давай дело делать. Руку!

Наташа неуверенно протянула правую руку, с тревогой следя за дорогим бриллиантовым кольцом. Хоть и туго слезает с пальца, но…

– Ой!

Ворожея уколола ее в мизинец так быстро и ловко, что Наташа даже ничего не почувствовала. Застыла в остолбенении, глядя на набухающую красную каплю. Дарья как ни в чем не бывало бросила в немытую тарелку с застывшими остатками борща крошечную медицинскую иглу – плоскую, с остреньким жалом. Такими берут кровь в лабораториях.

– Не бойся, у меня все стерильно, иглы одноразовые.

– Да что вы себе позволяете! – Наташа попыталась было отдернуть руку, но Дарья перехватила ее неожиданно сильным и точным движением.

– Стой, глупая! Снова колоть придется!

Из кармана она достала аптечный пузырек темно-коричневого стекла. Этикетка была отмыта, но плохо: даже угадывались первые буквы: «На…» Ловко открутила пробку, подставила пузырек под Наташин мизинец, встряхнула. Капля сорвалась внутрь пузырька.

– Некоторые считают, – удовлетворенно произнесла ворожея, – что чем больше крови в привороте – тем сильнее он будет. Неправда. Кровь необходима качественно, но совершенно не важна количественно…

Ведунья открыла холодильник. Достала пятидесятиграммовую бутылочку водки «Привет». Наташа вспомнила, что ее шофер как-то называл такие «реаниматорами»…

Несколько капель водки ушло на клочок ватки, которой Наташа послушно залепила палец. Бутылочку ведунья протянула Наташе.

– Будешь?

Почему-то Наташе живо представилось пробуждение завтра утром – где-нибудь на другом конце города, обобранной, изнасилованной и ничего не помнящей о происшедшем. Она замотала головой.

– Ну, я выпью. – Дарья поднесла «реаниматор» ко рту и одним глотком всосала водку. – Так оно лучше… работается. А ты… ты зря меня боишься. Не разбоем живу.

Несколько остававшихся в бутылке капель тоже ушли в пузырек с приворотным зельем. Потом, не стесняясь любопытного взгляда Наташи, ведунья добавила туда соль, сахар, горячую воду из чайника и какой-то порошок с сильным запахом ванили.

– Это что? – спросила Наташа.

– У тебя насморк? Ваниль это.

Ведунья протянула ей пузырек:

– Держи.

– И все?

– Все. Напоишь мужа. Сумеешь? Можно в чай вылить, можно в водку – но это нежелательно.

– А где тут… волшебство?

– Какое волшебство?

Наташа вновь почувствовала себя дурой. Сказала, почти срываясь на крик:

– Тут капля моей крови, капля водки, сахар, соль и ваниль!

– И вода, – добавила Дарья. Уперла руки в бока. Иронически посмотрела на Наташу: – А ты чего хотела? Сушеный глаз жабы? Яйца иволги? Или мне туда высморкаться? Тебе что нужно – ингредиенты или эффект?

Наташа молчала, ошеломленная этой атакой. А Дарья, уже не скрывая насмешки, продолжала:

– Милая ты моя… да если бы я хотела впечатление на тебя произвести – произвела бы. Не сомневайся. Важно не то, что в пузырьке, важно – кто делал. Не бойся, иди домой и пои мужа. Зайдет он еще к тебе?

– Да… вечером, звонил, что вещи заберет кое-какие… – пробормотала она.

– Пусть забирает, только чайком его напои. Завтра обратно вещички потащит. Если пустишь, конечно. – Дарья усмехнулась. – Ну что ж… последнее осталось. Берешь на себя тот грех?

– Беру. – Наташа вдруг поняла, что уже не может с полным основанием посмеяться над сказанным. Что-то здесь было не смешно. Уж слишком серьезно обещала ворожея. И если завтра и впрямь вернется муж…

– Твое слово, мое дело… – Дарья медленно развела руки. Заговорила скороговоркой: – Красная вода, чужая беда, да гнилое семя, да лихое племя… Что было – того нет, чего не было – не будет… Вернись в никуда, растворились без следа, по моей воле, по моему слову…

Ее голос упал до нечленораздельного шепота. Минуту ворожея шевелила губами. Потом с силой хлопнула ладонями.

Видимо, разыгралось воображение – Наташе показалось, что по кухне пронесся порыв ледяного ветра. Зачастило сердце, кожа пошла мурашками.

Дарья тряхнула головой, посмотрела на Наташу, кивнула:

– Все. Иди, милая. Иди домой, дочка, жди мужа.

Наташа встала. Спросила:

– А что… когда мне…

– Как понесешь – сама про меня вспомнишь. Ждать буду три месяца… а если не дождусь – не обессудь.

Наташа кивнула. Сглотнула возникший в горле комок. Почему-то сейчас она твердо верила во все, обещанное знахаркой… и при этом до боли ясно понимала, что через три месяца, если и впрямь все получится, ей будет нестерпимо жалко отдавать деньги. Появится искушение списать все на совпадение… ну не отдавать же пять тысяч долларов этой грязной шарлатанке?

И в то же время она понимала – отдаст. Может быть, до последнего дня протянет, но принесет.

Потому что будет помнить этот легкий хлопок неухоженных ладоней и эту волну холода, внезапно распространившуюся по кухне.

– Иди, – с легким напором повторила ворожея. – Мне еще ужин готовить, в квартире убираться. Давай, давай…

Наташа вышла в темную прихожую, с облегчением скинула тапочки и надела туфли. Колготки, кажется, выдержали… надо же, и не надеялась…

Она посмотрела на ворожею, пытаясь найти какие-то слова – поблагодарить, уточнить, может быть даже – пошутить, если получится, конечно…

Но Дарье было не до нее. Глаза ворожеи округлились, она смотрела прямо в запертую дверь, слабо водила перед собой руками и шептала:

– Кто… кто… кто?

А в следующий миг дверь за спиной Наташи с грохотом распахнулась. Прихожая враз оказалась заполненной людьми: двое мужчин крепко держали ворожею за руки, еще один быстрым шагом прошел на кухню – не оглядываясь, видимо, хорошо знал планировку. Рядом с Наташей оказалась молодая черноволосая девушка. Все мужчины были одеты просто и как-то нарочито неприметно: шорты, в которых по случаю невиданной жары ходило девяносто процентов мужского населения Москвы, футболки. У Наташи вдруг мелькнула неожиданная и пугающая мысль, что сейчас такая одежда – нечто вроде неброских серых костюмов работников спецслужб.

– Как нехорошо, – осуждающе сказала девушка, глядя на Наташу и качая головой. – Как гнусно, Наталья Алексеевна.

В отличие от мужчин она была в темных джинсах и джинсовой куртке. На шее поблескивал кулон на серебряной цепочке, на пальцах – несколько массивных серебряных колец: вычурных, фигурных, с головами драконов и тигров, переплетающимися змеями, какими-то странными, похожими на буквы неизвестного алфавита, узорами.

– О чем вы… – упавшим голосом спросила Наташа.

Вместо ответа девушка молча расстегнула ее сумочку, достала пузырек. Поднесла Наташе к самым глазам. И вновь укоризненно покачала головой.

– Есть! – крикнул с кухни ушедший туда парень. – Все налицо, ребята.

Один из державших ворожею вздохнул и каким-то скучным голосом произнес: