— Эл… я не специально. Клянусь! — причитала, а под одеждой по спине расползались капли холодного пота. — Я хотела узнать… спряталась в доме Ансгара, а дочь Аи меня заметила. Мы повздорили, и вот…

— Что — вот?!

— Она там… лежит, — опустила ресницы, боясь взглянуть на месиво из ярости и злобы в глазах командира.

Безупречный ринулся к Шайле. Подскочив с кровати, замерла — некуда бежать. Отвратительный вечер, да вся её жизнь отвратительна — жалкое, никчёмное существование. Она ненавидела сестру, отца, мужчину, с которым делила кров и постель, но хуже остального — неудачи, что сыпались на голову, словно зерна из порванного мешка.

— Дочь Аи мертва? — схватил Шайлу за ворот шубы и тряхнул, будто щенка.

— Не знаю, — округлив глаза, замотала головой. — Она стала похожа на облако или что-то вроде того. Идём туда, Элман, сам увидишь.

— Безмозглая бабёнка! Ты умудрилась всё загубить, даже не начав!.. — орал безупречный. Шайла боялась дышать. Эл с ненавистью выбрасывал слова ей в лицо, а казалось — чистый яд: вдохнёшь и отравишься. — …Не будет тебе ни круга предков, ни столичной жизни, — шёпот командира обжёг губы Шайлы. — Тебе не жить, — оскалился.

— Прошу, не убивай! — чуть не ломая пальцы, цеплялась за его рубаху, умоляя взглядом — «не надо».

— Сдохнешь без моей помощи, — бросил безупречный и оттолкнул.

Элмана чуть не трясло, пока он натягивал полушубок, а Шайле казалось, что она обратилась в каменную статую. Такая же недвижимая, холодная, даже страх отступил, осталась только ледяная бесконечная пустота в груди.

— Вздумаешь бежать, мои ребята тебя прикончат, — бросил Эл и вышел из комнаты.

Ключ в замке повернулся несколько раз, а быстро удалявшиеся шаги за дверью принесли Шайле немного облегчения. Оцепенение понемногу отпускало. Не знала, зачем командир запер её здесь, но догадывалась, что ничего хорошего ждать не стоит. Прошлась по комнате, обняв себя за плечи — пыталась понять, как быть дальше. Эл слов на ветер не бросал: если сказал, что попытка побега закончится для неё смертью — так оно и будет. Сейчас Шайла жалела, что позарилась на безбедную жизнь. Её бы устроил жирдяй-пекарь и его деревенский дом. Какая дура… А теперь Элман её убьет, и никто горевать не станет. Сестра вздохнёт с облегчением, отец всплакнёт да забудет. Дуфф? Найдёт себе женщину и заживёт припеваючи. Лучше бы она тогда с Ансгаром осталась. Ничего этого сейчас не случилась бы, а страшную рожу и немощь воина можно было потерпеть.

Под подошвой сапога что-то хрустнуло. Шайла подняла ногу — письмо. Она уже видела этот конверт с надписью «Ансгар». Печать раскрошилась, да и терять нечего. Вынула желтоватый листок и принялась читать. С каждой строчкой, сердце в груди прибавляло удары. Гар — солдат, получивший увечья в бою, оставшийся в живых против воли Богов теперь получил награду — место в королевском Совете стратегов.

— Это… это… — Шайла задохнулась волнением, — это огромные деньжищи!

«Побывав пару дней на воле, я вернусь назад,

Изменившись так, что мне придется долго врать…»

© Группа «Пилот» — «Хорошо и тихо»

Прохладное летнее утро в Софии быстро трансформировалось в знойный полдень. Беременная Ёля плохо переносила жару и по дороге к дому мамы ни разу не пожалела, что ушла от Януша налегке, а вот телефон забывать не стоило. Мамочка распахнула дверь квартиры и с немым укором застыла на пороге.

— Почти два часа прошло с твоего «я еду», — наконец, заговорила она, вздёрнув бровь. — Почему трубку не берёшь?

— Сотовый остался там, — тяжело дыша, Ёлка уселась на тумбочку в прихожей.

— «Там», — эхом повторила мама. — Снова поругались?

— Я ушла от Януша, — освободив опухшие ступни от балеток, Ёля с облегчением выдохнула.

— Не живётся мирно, — пожала плечами. — Ладно, передумаешь ещё. Идём чай пить.

Ёлка скривилась — она не передумает. Хватит, и так перебор. В конце концов, семейная жизнь приведёт их с Яном к краю пропасти, дно которой устлано ненавистью — это никому не нужно. За малыша обидно, но рожать — это её решение. Януш детей не хотел, а беременность вышла незапланированной. Ёлка ни о чём не жалела, только не понимала, как грамотно подобранная контрацепция могла дать сбой. Узнав о её положении, Ян не обрадовался и попытался намекнуть на аборт, но спохватился, когда Ёлка начала собирать вещи. Януш извинялся очень натурально и даже сделал Ёле предложение, а она согласилась. Вот только кольцо на палец невесты Януш надел с выражением лица — «захомутала» и издержки жизни с беременной женой терпеть не стал. Скандалили часто, а Ёлины сны только подливали масла в огонь.

— Мам, — поднявшись с тумбы, пошла в кухню, — у тебя есть апельсины?

Мамуля ворковала над оладьями — запах потрясающий, но Ёлке не хотелось мучного. С некоторых пор она не могла жить без цитрусовых. Ела бы и ела, ничего другого не надо.

— В холодильнике. Для тебя всегда припрятан, — улыбнулась, выливая из ложки на сковороду жидкое тесто.

Масло заворчало, а у Ёли на сердце стало теплее. Она дома. Здесь хорошо пахло, никто на неё не кричал, и всегда были апельсины. Не хватало только крепких, нежных объятий её Ансгара. Ну что за бред?.. Мужчина из сна — ненастоящий, выдуманный. Он — её желания, которые так и не воплотились в жизнь.

— Мам, Януш сказал, что вы с ним считаете меня сумасшедшей, — крутя в руках прохладную апельсинку, заявила Ёлка.

— Так и сказал? — хмыкнула.

— Ага.

Она отставила сковородку с огня и выключила газ. Если перевести с «мамского» это означало «дочь, нам нужно серьёзно поговорить». Ёлка напряглась.

— Ёль, — мама вытерла руки полотенцем и уселась за стол, — Ян говорил, что ты бредишь во сне. Без конца повторяешь чьё-то имя. Я не считаю тебя сумасшедшей, а вот излишняя беспокойность налицо. В этом есть заслуга Януша?

— Нет, — отрицательно покачала головой, — он здесь совершенно не причём. Знаешь, — смущение улыбкой заиграло на губах Ёли, — если расскажу, ты подумаешь, что я и правда ненормальная.

— Попытаться всё равно стоит, — приготовилась слушать.

— Больше полугода я вижу один и тот же сон. Каждую ночь, — сердце затанцевало. — Я словно не свою жизнь проживаю, и это похоже на сказку.

— Добрую, надеюсь?

— И да, и нет. Это не наш мир. Там всё иначе. Нет современных технологий, но есть чудеса. Там я Богиня, мам.

— Ой! — она всплеснула руками и хохотнула.

— Не смейся, — улыбнулась в ответ, понимая, насколько нелепо всё это звучало. — Ещё там есть мужчина…

Тлеющая тоска по счастью, что кутало Ёлку во снах, вспыхнула от воспоминаний. Перед глазами стояли их ночи и дни с Ансгаром. Его негромкий, тяжёлый голос и говорящие о любви ласки. Всё, как мечтала — уютный дом и белый волк с задорным щенячьим взглядом, трескучий огонь в камине и сладкий кум-кум. Ёля могла хоть сейчас заговорить на языке, которого здесь никто не знал: невозможно поверить, что шинарский — плод её воображения.

— Ох, дочка, — мама покачала головой, — пора прекращать жить иллюзиями.

— Может быть, — задумчиво глядя на апельсин, шепнула Ёлка.

— Знаешь, если не надумаешь возвращаться к Яну, я помогу. А мужчина?.. Со временем всё будет и не во снах.

Ёлка вздохнула. Где бы найти такого, как Ансгар, а лучше отыскать его самого. Настолько реалистичных сновидений у Ёли ещё никогда не было. Многое утром забывалось, но не любовь, что дарил ей воин. Наверное, в том мире есть ещё кто-то, о ком неплохо было бы помнить, но, увы, Морфей играл по своим правилам, совершенно не заботясь о её желаниях.

Чем дальше Ансгар уходил от деревни, тем сильнее беспокойство жгло в груди. Дозор, словно с ума сошёл — всю дорогу пытался повернуть обратно, Гару приходилось то и дело окликать волка, указывая — «вперёд». Вышел из дома утром, а к обеду, когда утоптанная лесная тропа вывела к Охотничьей развилке, волнение уже нельзя было вынести. Вместо того чтобы надеть снегоступы и отправится к зимовью, воин убрал их в мешок, скрутил пляшущие нервы тугим узлом и выдохнул: