Особо оберегались мосты, тоннели и другие крупные железнодорожные сооружения. С началом войны охранный режим ужесточился, но полковник Акаси, как ему виделось, разработал безупречный план.

Тоннель должны были взорвать с помощью хитрой мины, которую разработал полковник-артиллерист Танака Хиротаро, проходящий в это время стажировку в Германии на заводах Круппа. Получив задачу и схему охраны тоннелей, он предложил следующее.

Два пуда динамита размещались в деревянном ящике, замаскированном под кусок сломанной шпалы. К этому «куску дерева» крепилась хитрая петля с катушкой крепкой бечёвки, которая заканчивалась терочным запалом. Локомотив, тянущий эшелон с боеприпасами, зацеплял петлю, бечевка разматывалась, срабатывал запал, горение длилось столько, чтобы взрыв произошел в середине состава. А дальше – подрыв эшелона, и тоннель выходит из строя очень надолго.

Оставалось только каким-то образом разместить заряд в середине тоннеля. И в этом помогли поляки.

Нашёлся на Кругобайкальской железной дороге сын ссыльного за восстание 1863–1864 годов, который проживал в посёлке Култук и входил в состав работников, обслуживающих Второй Каторжанский двухпутный тоннель длиной 538 метров. И этот молодой человек, воспитанный в ненависти к русскому самодержавию, готов был оказать помощь в установке мины. О том, когда пойдёт эшелон с боеприпасами, ему должны были сообщить другие участники этой операции.

Взрыв моста через Сунгари рядом с Харбином был разбит на два этапа. Один из представителей Польской социалистической партии под видом французского коммивояжёра должен был проследовать из Москвы до Харбина в скором «Сибирском» поезде, везя в багажном вагоне два больших дорожных чемодана с тротилом. Взрывчатку в Москву обещал переправить из Германии Циллиакус. У него был свой канал доставки, который они использовали для перевозки в Россию нелегальной литературы.

На остановке в Аньде, где-то за сто пятьдесят километров до Харбина, агент должен будет активировать химический запал для подрыва тротила, чтобы взрыв произошёл на мосту. Данный запал был разработан кем-то из революционеров. По словам Наркевича-Иодко, было опробовано шесть капсул, которые сработали очень близко по времени, уложившись в тот момент по расписанию движения скорого поезда, когда он будет проходить километровый участок моста.

По расчетам полковника Танака Хиротаро, взрыва шестидесяти килограммов тротила хватит, чтобы сильно повредить пролёт моста, возможно, даже его обрушить. Всё зависит от того, где на мосту произойдёт взрыв. Багаж большего веса может вызвать подозрение, так как перевозка десяти фунтов груза в багажном вагоне «Сибирского» поезда стоила двести тридцать шесть рублей. Таким образом, багаж весом в шестьдесят килограммов встанет в три с лишним тысячи рублей. Это огромная сумма. Остается надеяться на то, что выбранный кандидат обладает достаточным лоском, чтобы не вызвать подозрений такими тратами.

Вторая часть операции по мосту зависит от результата взрыва. Если пролёт не обрушится, то в дело вступят японские агенты из китайцев, которых привлекут к ремонту моста. Там уже будут работать коллеги Акаси из Харбина.

Полковник достал из кармана жилетки часы и посмотрел на время. Через десять минут должен был прийти Наркевич-Иодко за деньгами и документами для своего агента. Положив часы на место, Акаси отошел от окна и, подойдя к зеркалу, посмотрел, как он выглядит в гражданском платье. В этой гостинице он останавливался не под своим именем.

Стряхнув невидимую пылинку с плеча, полковник улыбнулся и подмигнул своему отражению, которое ответило тем же. В этот момент в дверь постучали.

«Нет, этих поляков никогда не приучишь к точности», – подумал Акаси, направляясь к двери номера.

«Нет такой крепости, которую не мог бы взять осел, нагруженный золотом», – такую фразу приписывают царю Филиппу II Македонскому.

Умный был дядька. Золотая монета в сто франков позволила получить от портье всю информацию о мужчине азиатской наружности, который часто останавливается в одном и том же номере «Hotela d’Iena».

Вторая стофранковая золотая монета позволила беспрепятственно проследовать к номеру, куда, по словам портье, буквально через пять-десять минут должен был прийти гость, о котором постоялец предупредил портье.

О том, что полковник Акаси в Париже, как правило, останавливается в «Hotela d’Iena», сообщил Красин, который решил, что без вести пропадать не хочет. Он пока находился под наблюдением одного из моих людей в снятой для наших целей квартире в Женеве.

Буров, Горелов и Дубров, один из двух новеньких агентов, привлечённых к этой операции, остались в Швейцарии, чтобы решить вопрос с Аксельродом. Я же с Зарянским и Волжиным, вторым новеньким, отбыл в Париж, и в настоящий момент мы стояли перед дверью гостиничного номера, где проживал полковник Акаси, сжимая в руках револьверы с глушителями.

Этот прототип, как у братьев Митиных, был в первый раз изготовлен для нашей операции в Лондоне, а теперь стал, можно сказать, обычным атрибутом для спецопераций Аналитического центра. А браты должны были обкатать «БраМит» в боях в Маньчжурии и Корее, где им придётся повоевать. Для этих целей им было отпущено с собой больше сотни глушителей, в основном для карабинов.

Японский резидент в Европе был нашей последней целью. В идеале хотелось и ему устроить несчастный случай, но этот клиент был профессиональным военным из самурайского рода и, как я представлял, наверняка имел хорошую подготовку. Поэтому без телесных повреждений, боюсь, его будет не взять.

Временной цейтнот заставил действовать нахрапом, практически без подготовки. При самом плохом варианте предусматривались интенсивный допрос Акаси с применением акупунктуры Ли Джунг Хи и дальнейшая ликвидация полковника.

Пока французская полиция опомнится, мы будем уже далеко. Тем более мы использовали грим, парики, а на руках у нас были тонкие лайковые перчатки, благо на улице не май, а декабрь месяц.

Стук в дверь, Зарянский и Волжин страхуют по бокам, я же стою перед дверью, скрестив на паху руки, чтобы револьвер с глушителем сразу не бросался в глаза.

Дверь открывается, и я встречаюсь взглядом с полковником, и по тому, как изумлённо распахнулись его глаза, понимаю, что он меня узнал.

– Добрый день, полковник. Извините, что без приглашения, но нам надо с вами переговорить, – с этими словами я двинулся на Акаси, направив револьвер ему в живот.

Надо отдать должное японцу, тот, как говорится, лица не потерял, даже попытался сделать жест, приглашая меня пройти вперёд, но я ответным жестом показал полковнику, чтобы тот двигался в номер.

Акаси развернулся и с напряжённой спиной прошёл в свои апартаменты. Я шёл за ним, держа безопасную для удара дистанцию и контролируя каждое движение противника. Следом за мной в номер зашли Зарянский и Волжин, закрыли дверь и растеклись по бокам.

– Чем обязан вашему визиту, господин полковник? – невозмутимо спросил Акаси, подойдя к столу, на котором стояли чайник и несколько чашек с блюдцами. – Может быть, чаю? Признаться, был в своё время удивлён, что в этом отеле подают прекрасный чай.

С этими словами Акаси, взяв чайник, неторопливо налил в чашку чаю. Поставив чайник на место, он медленно приподнял блюдце вместе с чашкой левой рукой, правой подхватил чашку и, резко развернувшись на сорок пять градусов, одновременно бросил блюдце в Волжина, а чашку с напитком метнул в Зарянского.

Проделав это, полковник, согнувшись, крутнулся на триста шестьдесят градусов, успев за этот оборот подхватить трость, стоящую в специальной подставке рядом со столом, достать из неё клинок и рубануть в моём направлении.

Всё было проделано настолько молниеносно, что я только благодаря рефлексам успел откачнуться назад. Блюдце попало в лоб Волжина, и он начал заваливаться на спину. Зарянский оказался шустрее нашего молодого товарища, успев увернуться от чашки, но не от чая, который попал ему в глаза, также выведя из строя.