Мы уже знали, что это была не ее вина и что всадницы просто воспользовались ее обликом, но горечь утраты и гнев от поражения, были слишком свежи. Кто-то даже кинул в нее камень. Мы проклинали ее, мы обзывали ее, мы сравнивали ее с самыми мерзкими тварями в природе. Она просто стояла посреди лагеря и играла желваками. Клянусь, я боялся, что сейчас наши набросятся на нее и разорвут на части. Конечно, если смогут — она все-таки Принцесса Лезвий, недаром ее выделял сам Учитель. Учитель! Пишу эти строки и не верю, что никогда больше не увижу его добрых глаз, не услышу его голоса…

Горо снова пролистал до очередного, отмеченного маркером, участка и погрузился в чтение.

Они все-таки вернулись. То ли для того, чтобы добить выживших, то ли для того, чтобы поиграть с нами. Никто не мог им противостоять, а потому мы приготовились к неминуемой жестокой смерти. И только Темная Ио, которой не было в лагере вчера, только она — выступила против всадниц Императора. Тогда я подумал, что так ей и надо, что будь она в лагере вчера — она точно так же висела бы на этих страшных кровавых кольях, нелепо дергая головой. От судьбы не уйдешь, думал я, все мы сейчас умрем, какая разница, встанешь ты между нами и палачами Императора, или нет — конец один. Как же я ошибался.

Темная Ио встала между самой Смертью и нами. Решительно. Несмотря на то, что мы плевали в нее, кидали камни и называли самыми мерзкими словами, проклинали самыми страшными проклятьями. Она встала между нами и Сумераги-тайчо.

И, конечно же — была повергнута ниц. Жестко. Сперва огнем. Потом — мечом. Потом — кровавым лезвием. Ее избивали у нас на глазах, давая понять, что никто из нас не сможет даже пальцем задеть никого из них. Что тому, кто осмелится поднять голову, наступит быстрый и жестокий конец.

Но она встала снова. Ее избили еще раз. Они не убивали ее, они улыбались, бросая ее на землю и клянусь, я слышал, как ломаются ее кости, как рвется ее плоть, не выдерживая избиения. А они… они смеялись.

Но она снова встала. Она едва могла стоять на ногах, ее руки висели вдоль тела, она не могла обороняться, она не могла ничего. Только стоять. И ее снова избили. Кто-то из толпы крикнул ей — Дурочка! Лежи! Не вставай! — это мог сказать каждый из нас. Мы не заслужили этого, думал я, глядя как Темная Ио с трудом поднимается на ноги. Мы не заслужили такой любви, такой верности, такой готовности пожертвовать собой…

Но она встала. И тогда Сумераги-тайчо рассмеялась и спросила ее, готова ли она пожертвовать собой ради выживания этих… — она обвели нас рукой.

Темная Ио кивнула — она не могла говорить, у нее была перебита гортань, уж я-то разбираюсь в этом.

Сумераги-тайчо вскинула руки и возле каждого из нас выросло кровавое лезвие, лишь едва касаясь подбородков. Чуть выше — и все. Еще одна бабочка на булавке. Сумераги-тайчо оглядела нас и сказала, что отныне каждый из нас живет только потому, что эта маленькая девчонка нашла в себе достаточно мужества, чтобы встать между ней и нами. И что каждый вздох, который мы делаем — этот вздох должен славить ее. Каждый шаг — должен быть сделан во имя ее. Потому что она, Сумераги, забирает ее к себе. Темная Ио все-таки смогла что-то прошептать Сумераги-тайчо и та улыбнулась — улыбкой сытой хищницы.

- Хорошо. — сказала она: — я выполню твою просьбу и твои люди будут в безопасности. Но взамен я хочу не только твое тело, но и твою душу. Отныне ты — моя. — и Темная Ио наконец склонила свою голову. И упала наземь. А потом — они ушли. Спокойно, зная, что никто не осмелится ударить им в спину. А мы — остались. Живущие только благодаря жертве одной из нас. Отданной в рабство за наши жизни.

Сумераги-тайчо требует от нас подчинения. Она требует порядка. Пусть. Пусть внешне мы будем подчиняться Всаднице Императора, но в душе, в самой ее глубине — всегда будет Темная Ио. Однажды мы наберемся сил и освободим тебя от твоей клятвы, Темная Императрица! Ты только дождись…

Горо закрыл отчет и вздохнул. Положение дел в городе менялось от плохого к худшему. Впрочем, как и всегда. Этот город никогда не будет сыт, и всегда будет жаждать крови и ненависти. И эта глава — тоже о крови и ненависти, которые породили еще большую ненависть. Когда Кеко-тян уедет в Токио — он подаст в отставку. Единственное, что не дает ему покоя — это старый файл с нераскрытым делом, маркированный одним словом. Чудовище. Он не хотел выиграть в лотерею миллион, не хотел стать Героем Нации и получить Орден Божественной Росы из рук Императора, не хотел в свою постель супермодель или айдола. Он хотел закрыть это дело и застегнуть наручники на руках… хотя, наверное, было бы лучше, если бы это сделала Сумераги-тайчо. В своем фирменном стиле — грязно и кроваво.

— Горо? Ау? Хьюстон вызывает Горо! — помахала рукой перед ним Кеко. — Ты чего?

— Да так, — сказал Горо, глядя на то, как Кеко-тян уморительно пытается оттереть следы сэндвича с уголков рта, — ничего.

Война любит победу и не любит продолжительности — так говорил Сунь Цзы. Именно поэтому в свое время мною и было принято решение о штурме лагеря Братства. Положа руку на сердце, следует признать, что ресурсов для ведения войны у нас нет. У нас есть ресурсы для короткого конфликта — буквально для одного штурма. И это — неправильно. С тем спектаклем, который по настоянию Акиры мы разыграли для остатков Братства, мы фактически взяли контроль над этими самыми остатками. Теперь важно установить, какие именно ресурсы мы приобрели и как не утратить контроль над ситуацией. А то все это начинает напоминать жонглирование включенными бензопилами верхом на велосипеде — слишком много точек, требующих нашего внимания. Потому, несмотря на усталость, мы собрались для обсуждения по итогам операции.

Собрались мы в комнате для брифингов у нас на базе. Никто не отменял режим повышенной готовности в связи с прибытием в город боевых троек Митсуи и «старой клюшки», кто бы эта самая клюшка ни была. Лично мне при этом слове представляется классическая Баба Яга из старых советских фильмов, которую играл Георгий Милляр — такая, с крючковатым носом и характерным злорадным смехом, потирающая сухонькие ладошки при мысли об очередной пакости. В любом случае, опасность существенная, учитывая как добрый дядька Минору на нее среагировал — даже выслал сюда Линду. С ней в наших рядах мы блистательны и непобедимы, хотя тот факт, что совсем недавно она хваталась за вспоротое горло на грязном бетонном полу — все же отрезвляет. И Линда — не панацея от всех бед. Тут только к самому Минору обращаться, а так как он и сам напрягается при упоминании «старой клюшки», то образ Бабы Яги преображается в Богиню Кали из индусской мифологии.

— Ссс…. — шипит Иошико, устраиваясь на кресле поудобнее. Она полностью излечена, но видимо следы от травм у нее не на теле, а в голове. Износ центральной нервной системы, перегрузка сенсорики. Еще бы, такие болевые импульсы в течение короткого времени, излечение, снова болевые импульсы. И так несколько раз подряд. Но она волевая девочка, да.

— Болит? — участливо спрашивает Майко и со стороны кажется, что та и впрямь сочувствует.

— Ну тебя. — говорит Иошико. — Я же уже извинилась. Обязательно было так вот… лупить со всей дури?

— Иначе не было бы правдоподобно. — щурится Майко, отпивая из бутылки … лимонад! Ей-богу, снег в Сейтеки летом пойдет, наша Майко на безалкогольные напитки перешла.

— Я совру, если скажу, что это не доставило мне удовольствия… — говорит она, отпив глоток. — По моему личному мнению ты этого заслуживала.

— Син, ну скажи ей… — говорит Иошико. — Я же уже извинилась и все поняла. Она меня травит.

— Не травит, а воспитывает. — поднимает палец вверх Читосе. — Ты просто субординацию в команде не понимаешь. Это у тебя в школе он — одноклассник Син, с которым ты на короткой ноге. Здесь он — Сумераги-тайчо.