Однако поручик Нестеров не собирается сдаваться. Он — мужчина, его судьба — в его руках. Не так уж и сильны маги, почти любого можно убить просто выстрелом из винтовки. В средневековье маги были единственным супероружием, но сейчас… у человечества появились аэропланы, пулеметы, артиллерия, отравляющие газы, мины-ловушки и минометы. И теперь монополия магов на полет была нарушена. Сегодня в небе над полем боя будут не только маги, сегодня это небо вместе с Ледяной Княжной — разделит и он, поручик Нестеров на своем «Ньюпор-IV».

Впрочем, ладно. Надо собраться, впереди полет, впереди — бой. Он трясет головой, выкидывая ненужные мысли и смотрит на своего друга.

— Сашка! — говорит он, повышая голос, чтобы перекричать шум двигателя «Ньюпора»: — я же тебя знаю! Ну никак ты не мог тут случайно нарисоваться! Говори, чего тебе нужно? А то у меня времени мало, перед полетом сюда еще заклинатель-менталист из СИБ должен прийти!

— Менталист из СИБ? — переспрашивает Александр и хмурится. Никто не любит СИБ, а особенно — лейб-гвардия.

— Да. — Нестеров морщится. Сегодня он полетит под заклинаниями ментальной стабильности. Его роль в бою настолько важна, что специально для него выделили особого заклинателя их Службы Имперской Безопасности. Ему это не нравится, но тут его мнения никто не спрашивает. Он уверен, что справится и без костылей СИБ, но командование ясно дало понять, что это не обсуждается. Таков приказ. Так что прямо перед вылетом он получит «благословление» от менталиста СИБ. Слышал он о таком. Убирает страх, тремор в конечностях, дает ясную голову и спокойную уверенность в своих силах. Гарантирует что в сложном механизме боя человеческий фактор не поломает картину, не сломается, не согнется, выдержит все. Так что сегодня Первый Воздухоплавательный обеспечен как никогда — валькирии освящают бомбы, СИБ благословит пилотов. Вчера приходил князь Дивлеев и усилил плоскости «Ньюпоров» касанием.

— Ну… так я чего пришел… — мнется Александр и Нестеров усмехается. Краем глаза он замечает идущую к ним фигуру в черной форме СИБ, аэродром словно огромный стол, скрыться на нем невозможно.

— Вот ты уже кавалер Аннинского оружия, у тебя и орден на сабле и темляк, а все как будто мальчик! — говорит Нестеров, повышая голос, чтобы его было слышно за шумом двигателя.

— Сам-то. — буркает в ответ Александр и поручики приходится напрягать слух, чтобы услышать.

— Что⁈ — кричит он.

— Я говорю — сам-то! — кричит его друг в ответ: — до сих пор по Ледяной Княжне сохнешь! А у нее кузен! У которого куча баб!

— Да не сохну я! Дался мне этот Уваров и его бабы! — кричит в ответ Нестеров: — если чего пришел сказать — так говори! Вон, СИБ уже к нам идет!

— Так я и говорю! Елену Николаевну я… в общем прошу благословления! Твоя сестренка и я — хотим быть вместе! — Александр отводит глаза в сторону.

— Что⁈ Ты мою сестру обесчестил⁈ — Нестеров ищет рукой на поясе кобуру.

— Что ты! Что ты⁈ Петя, как бы я мог⁈ У нас все по-честному! Я о свадьбе пришел договариваться! Лена и я — мы любим друг друга! — вытягивает руки вперед Александр, делая шаг назад: — успокойся, Петя. Не нужно так горячиться…

— Вот так⁈ — кричит Нестеров, оставляя кобуру в покое и складывая руки на груди. Он не в состоянии определиться со своими чувствами. Его сестренка, Леночка — еще совсем малышка, какой там замуж, какая свадьба⁈ Она едва-едва после болезни оправляться стала, бледная еще совсем и худенькая, а этот… Казанова. Нет, положительно, пусть папа умер, но он, как старший брат — не потерпит бесстыдства! Особенно с Сашкой, который только о непристойностях и думает!

— Это пока предварительно, но свадьбу мы проведем в моем поместье! — кричит Александр: — Елена Николаевна очень умная и благородная девушка. Я обещаю, что буду заботиться о ней и стану лучшим супругом и достойным отцом!

— Через мой труп! — кричит в ответ Нестеров, испытывая жгучее желание наорать на техников, чтобы те наконец заглушили двигатель и дали ему поговорить по-человечески: — через мой труп она выйдет замуж! Никакая она не Елена Николаевна, она еще Леночка! Ей всего-то семнадцать лет! А ты — держись от нее подальше, Казанова!

— Да не Казанова я! У меня любовь! Мы с ней как увидели друг друга, так и влюбились! Петр Николаевич! Петя! Ну не губи ты нас! Ты же у нее заместо отца теперь! Разве счастья не желаешь родной сестре!

— Ее счастье — не твое дело! Никаких свадеб! Ты на себя посмотри! Бонвиван несчастный!

— А ты сам! До сих пор Ледяную Княжну к «Неуязвимому Отшельнику Восточного Фронтира» ревнуешь!

— Да кому этот твой Уваров нужен!

— Господа! — рядом с ними останавливается девушка в красно-черной униформе СИБ, с золотым треугольником Глаза Гора на лацкане, фуражке с высокой тульей и золотым же орлом. Один глаз у нее скрыт под черной повязкой. Запоминающаяся внешность.

— Ирина Васильевна Берн. Старший оперативник Службы Имперской Безопасности, — представляется она и ее голос почему-то отчетливо слышен, несмотря на шум двигателя рядом: — а теперь расскажите мне, почему вы на весь аэродром треплете имя моего супруга?

Глава 19

— Ваш чай, профессор. — Майя протиснулась между металлических направляющих, поддерживающих «Изделие номер три» на весу. Она совершенно точно знала, что у профессора Завадского с утра обязательно будет изжога, если только ему не выпить вовремя чаю, но не простого, а именно с бергамотом и медом, не слишком горячего, а скорее теплого. Потому у нее все время с собой был термос, наполненный этим чаем нужной температуры и степени сладости. А еще она знала, что профессор терпеть не может когда его отвлекают по пустякам, особенно когда он занят такими важными делами. Но выхода у Майи не было, профессор должен выпить чай и все тут. Иначе он потом животом болеть будет, а это недопустимо. В конце концов он — сам профессор Завадский!

— Ваш чай, профессор, — повторила она, встав у него за спиной с блюдцем. Прямо сейчас она выглядела неуместно — девушка в коротком сером пальто с меховым воротником, держащая в руках блюдце с чашкой, из которой шел пар. Неуместно она выглядела на фоне окружающего их пространства — металлических балок, суетящихся инженеров, вспышек сварочных аппаратов и сыплющихся искр, шума моторов и перепачканных смазкой рабочих.

Но Майе Сорокиной, ассистентке профессора Завадского было все равно как она выглядит со стороны. Ей было важно, чтобы профессор выпил чаю, чтобы у него не мерзли ноги, и чтобы он был накормлен ровно в двенадцать часов. У нее в чемодане был упакован обед, который приготовили профессору дома.

— … что же вы делаете, голубчик! Здесь важна даже доля градуса! Обжатие портального камня должно быть одновременным! А у вас угол наклона не соответствует, я даже на глаз вижу! — говорит профессор и инженер, который отвечает за сборку «Изделия номер три» — выглядит очень виноватым. Он кивает головой, соглашаясь и тут же принимается устранять недостатки, подзывая к себе троих рабочих, перепачканных в чем-то черном. Они аккуратно отвинчивают болты, а профессор следит за ними, помогая и указывая, где именно обнаружен недостаток.

Майя понимает, что он сейчас занят, потому она становится чуть правее от него, держа в руке свое блюдце с чашкой на нем. Великие люди не должны отвлекаться на мелочи, думает она, ее задача — быть рядом так, чтобы профессору не было нужны думать о чае или еде или о назначенных встречах, или о тысяче бытовых мелочей. Профессор Завадский — гений. А она, Майя Сорокина — всего лишь его ассистент. И потому она сделает все для того, чтобы он не думал о том, что ему нужен чай, она просто будет рядом и подождет.

— Вот так. Да, продолжайте так. — говорит профессор: — а что с электричеством? Батареи проверили?

— Как есть проверили, Сергей Павлович! — говорит инженер: — запасные тоже есть. Заряд у всех не ниже девяноста процентов, все заряжены. И провода прозвонили по нескольку раз.