— Что вы такое говорите⁈ — возмущается валькирия: — Нельзя такое говорить! В моде у социалистов атеизмом и нигилизмом баловаться! От вас, Владимир Григорьевич не ожидала! Я… сейчас молчать тогда буду! Как ни стыдно!

— Ну все, все… — поднимаю руки, сдаваясь: — не буду больше такого говорить. Буду щадить неокрепшие чувства юных и непорочных валькирий.

— И вовсе не юная я… — ворчит Цветкова, но я вижу, что уже не сердится: — а с лошадью своей фон Келлер правильно попрощался… не везет животным этим, чего уж тут…

— Это почему?

— Так ведь времени у нас нет — объясняет Цветкова: — торопимся мы. Маги некоторые могут ускоряться, а некоторые нет. Все на лошадях поедут. Даже мы, у нас ведь шага-скорохода нет. Амуницию дополнительную повезем. Но внутри периметра даже трава ядовитой становится… если мы быстро все закроем, то это ничего страшного, организм магов привычен к нагрузкам… а вот лошади почитай все падут. Для них это дорога в один конец, — шмыгает носом она: — жалко лошадок.

— Интересная у тебя логика, валькирия Цветкова, — говорю я, качая головой: — лошадей ты жалеешь, а люди пусть падут во славу веры и отечества, так что ли?

— Вот вы Владимир Григорьевич смеетесь, — укоризненно замечает та в ответ: — а лошадки ни в чем не виноваты.

— Ты у меня Цветкова допросишься, — говорю я: — после всего этого закрытия Врат буду я с тобой беседовать. Вдумчиво так. Лекцию прочту. Надо вас тут просветить, а то скоро начнете скальпы снимать и жиром с ворванью губы у идолов мазать. Что за средневековье.

— Если бы я сама, своими глазами Святую Елену не видела я может быть и не верила бы так истово. — отвечает мне Цветкова: — Однако же мне и рай показали и ад. Все я видела и верую, ибо правильно это! Даже словами передать не могу насколько в раю лепо! Все, что вокруг вижу — не сравнится с красотой и благодатью райских кущ!

— Вот как. Прямо показали тебе райские кущи? А… это первое твое воспоминание, верно?

— Потому что не может сущность человеческая выдержать воспоминания о рае, вот и забыла я все, что до этого было. — поясняет та, сверкнув глазами: — Встреча с божественным слишком совершенна и идеальна для нашего умишка.

— Ага. Знавал я одного старика… — невпопад отвечаю я. Невпопад — потому что и правда знаю о чем речь. Похожие техники Старец Горы использовал, создав государство ассасинов или хашишинов. Сперва показывал бедным юношам, едва ли не умирающим от голодной смерти, а уж о встрече с девушкой и не мечтающим, — рай. Погружал в наркотическое опьянение и переносил в свой сад, где юноша, очнувшись — видел красоту вокруг, много еды, вина, деликатесов, а самое главное — гурий. Красивые девушки, соблазняющие его и тут же отдающиеся в его руки — для человека, у которого никогда ничего подобного в жизни не было, это действительно был рай. Невероятный контраст между его обычной жизнью и красотой якобы рая. После того, как мальчик, наевшись, напившись и вдоволь покувыркавшись с гуриями, засыпал — его переносили обратно в место инициации и объясняли, что вот то, где он побывал — и есть рай. И если он хочет заслужить место в этом раю — следует беспрекословно подчиняться Старцу Горы, а если и когда он умрет по приказу Старца, то немедленно попадет в свой рай. Со временем воспоминания о так называемом рае принимали все более привлекательные черты, ведь это воспоминания юности, тогда, когда твое тело звенит натянутой струной в ответ на прикосновение девушки… если бы юношу оставили в этом «рае» на недельку — он бы успел ему наскучить, но Старец мудро использовал время, не давая неофитам «зажраться» и насытиться — ни едой, ни вином, ни девушками.

Так и представляю, как юный неофит влюбляется в одну из гурий и всю свою жизнь проводит в служении Старцу Горы, проходя через невероятные испытания, предавая и убивая всех, на кого тот покажет, а в то же время его «гурия» так же последовательно — инициирует других неофитов, пока еще молода и упруга… и о чем это нам говорит? О том, что тот, кто обладает информацией, владеет миром и никак иначе.

Надо будет узнать про валькирий больше… уж больно они на ассасинов Старца Горы похожи по происхождению и фанатичной верности. Непорочность эта опять же… не дает мне покоя. И не потому, что мне так охота под шинель к Цветковой и ее подругам залезть, нет. То есть, да, охота, девушки они привлекательные, позитивные и чем-то на котят похожи — умилительные. Как не хотеть? Но не только эталонная похоть гвардии лейтенанта Уварова толкает меня в этом направлении, нет. Что-то царапает меня и в поведении валькирий и в их отношении к раю, аду и прочему. Слишком оно у них личное, интимное даже.

— Уваров! — из моей палатки вылетает барышня Лан из рода Цин, она уже переоделась в форму валькирий (другой на складе не было), только без шевронов и аксельбантов, ее глаза мечут молнии. Шинели на ней нет, только брюки и расстегнутый на груди китель — расстегнутый слишком уж сильно для погодных условий. На ногах — хромовые сапожки. И вообще вот так вот она скорее напоминает одну из валькирий, чем Лан из рода Цин. В такой вот форме я ее вполне под командой Цветковой представить могу и фамилию ей подобрать… ну скажем… скажем Китаева. Или там — Шелковая. А имя… хм… Наташа Шелковая. Звучит, нет?

— Вот ты где! Отдай мне мои секиры! Сейчас же! — топает она ногой и в мерзлой земле тут же образуется ямка от ее удара. Глядя на все это, я только успеваю задаться вопросом — когда это барышня Лан из рода Цин успела настолько в себя поверить, что начала мной помыкать пытаться? Вот вроде совсем недавно в углу ямы этой сидела и взгляд поднять боялась, обрывочками своего ципао прикрывалась, а тут вон — и голос на меня повысила и даже ножкой топнула. Что за перепады в настроении?

— С каких таких пирогов я тебе должен твое оружие вернуть? — отвечаю вопросом на вопрос я: — Ты у нас пленница, вот и сиди в плену. Твое дело телячье — сидишь в палатке и ждешь, когда тебя дальше повезут.

— Как ты можешь так! Ванбадан! — надувает губы барышня Лан: — Я же твоя наложница! В отсутствие жены — главная твоя женщина. И без оружия! А у вас — Девятые Врата, я слышала! Все понадобятся!

— Ну, во-первых, о изменении твоего статуса я ничего не слышал. — говорю я: — Во-вторых, застегни пуговицы на мундире, простудишься, у тебя же там все до самого Челябинска видно, отморозишь себе достоинства.

— Она и правда ваша наложница⁈ — округляет глаза стоящая рядом Цветкова: — Грех-то какой!

— И не говори, — откликаюсь я, глядя на покрасневшую барышню Лан: — сплошной грех. Содомский. Кстати о Содоме…

— Н-не надо! — тут же отстраняется барышня Лан и прикрывает ладошкой что-то позади себя, одновременно краснея: — Не надо Содома! Я… сама потом! Секиры только верни!

— Вообще-то у нас сейчас каждый маг на счету, — задумчиво говорит Цветкова: — хоть и грех, конечно, содомский, но все-таки. Я бы с нее клятву взяла что в спину не ударит…

— Да за кого ты меня принимаешь⁈ — возвысила голос барышня Лан, но на всякий случай — все же сделала шаг назад от меня: — Я — Мастер Парных Секир из рода Цин!

— Слышала уже, — машет рукой Цветкова: — секиры «взад-вперед»… Мне Вероника Зимина рассказала по чему ты там мастерица. Или… «туда-сюда»? Или все-таки «и туда и сюда»?

— Для непорочной девы и монашки ты как-то подозрительно легко в таких намеках разбираешься. — поднимаю я бровь и Цветкова краснеет.

— Вот теперь я узнаю брата Володю! — раздается громогласный голос и Леоне фон Келлер спрыгивает со своего коня: — Когда вокруг него все барышни краснеют, а он стоит и похабщину несет! Ну что, смертнички, собрались? Замечательный день чтобы умереть, может кто-то все-таки поцелует гусара напоследок?

— Смотри-ка, чжуры тоже тут. — ворчит фон Келлер, натягивая поводья своей лошади. Я держусь с ним рядом, навыки езды верхом не самая сильная моя сторона. Слава богу и гвардии лейтенант Уваров в свое время тоже не был замечен за джигитовкой с двумя шашками стоя в седле, так что гусар только хмыкнул, глядя на то, как я в этом седле держусь. Наградив меня чем-то вроде «ну, хоть не падаешь и то ладно».