В ходе истории своих формообразований естественное сознание оказывается «лишь понятием знания». Оно всегда обращает внимание только в сторону столкновения с вещью-как-объектом, поэтому оно всегда остается односторонним, в силу чего подвергаемым непрерывно сомнению, которое завершается скептицизмом. Оно принимает свои воззрения за истину, оно постоянно претендует на свою особую истину, но коль скоро оно, будучи односторонним, оказывается в своей внутренней сути зараженным скептицизмом, оно тем самым неизбежно вовлекается в беспокойное напряжение само-трансцендирования. В таком напряжении естественное сознание выходит за пределы себя, оно как бы жертвует собой, проходя всю полноту «форм нереального сознания», ибо только благодаря преодолению себя оно может достигать «воскрешения» себя, причем в своей собственной природе, поэтому Гегель и говорит, «что изображение неподлинного сознания в его неистинности не есть только негативное движение (с. 45). И далее: „Такое одностороннее воззрение: имеется у естественного сознания; и знание, которое возводит эту односторонность в свою сущность, есть один из видов незавершенного сознания, сам вовлекающийся в движение этого пути и в нем представляющийся нам. А именно этот вид есть скептицизм, который видит в результате только чистое „ничто“ и абстрагируется от того, что это ничто определенно есть „ничто“ того, из чего оно получается как результат. Но только „ничто“, понимаемое как „ничто“ того, из чего оно возникает, на деле есть подлинный результат; оно само, следовательно, есть некоторый определенный результат, и у него есть некоторое содержание“ (с. 45).

Через идущий напролом скептицизм естественное сознание результируется в „некоторое содержание“, и таким образом оно как бы насильственно вовлекается в „реальное знание“ потому, прежде всего, что оно „воскрешается“ в своей собственной природе, поскольку сознание есть для себя свое собственное понятие („сознание для себя самого есть понятие себя“). На пути к реальному знанию Гегель уже ведет речь не просто о естественном сознании, но о самом сознании без каких-либо его квалификаций. Сознание как „понятие себя“ означает являемость сознания себя в своей собственной природе, т. е. в своей истине. Сознание вынуждено обнаруживать себя в своем понятии; поэтому через полноту всех своих форм естественное сознание обречено на то, чтобы быть подвергаемым насилию, пребывать постоянно под воздействием той силы, которая устремляет его к истине; устремляет помимо его воли, принуждающей его к собственному выживанию; и в этой связи Гегель говорит о „чувстве насилия“, буквально: „под воздействием этого насилия“ (bei dem Gefuhle dieser Gewalt). Слова самого Гегеля: „Сознание: само себя насильно заставляет испортить себе ограниченное удовлетворение. Чувствуя это насилие, страх перед истиной может, конечно, и отступить, и стремиться сохранить то, чему угрожает опасность быть утраченным. Но этот страх не может найти покоя: если он захочет пребывать в безмысленной косности, то безмыслие будет отравлено мыслью, и косность нарушится ее беспокойством.“ (с. 46).

Процесс обретения сознанием своей природы, т. е. своего понятия, получает освещение, проясняется, говоря иначе, только в идее абсолютного знания. Когда достигается абсолютное знание, тогда о знании не может идти речь как лишь о средстве или инструменте постижения абсолюта, понимаемого в статусе объекта. [78] Абсолютное знание в определенном аспекте предшествует сугубо человеческому знанию, которое в сфере доминирования практического разума всегда оказывается инструментальным, в силу этого проблематичным, гипотетическим и даже „фикциональным“ (Г.Файхингер). Если абсолютное знание есть не просто нечто данное и как бы извне приходящее к естественному сознанию, а наделенный изначально и внутренне волей процесс, благодаря которому сознание движется к своему адекватному понятию, тогда сознанию необходимо иметь критерий понятия себя, своей подлинной природы. Реальное знание не может обретаться „вне абсолютного“, так как „только абсолютное истинно“ и „только истинное абсолютно“ (с. 42). Но сознание, наделенное стремлением осуществить себя в действительности как свое собственное понятие, чтобы тем самым быть истинным, в конечном счете абсолютным, должно иметь критерий своей подлинной природы, поскольку только при наличии этого критерия оно будет иметь возможность испытывать себя, т. е. постоянно проверять, в поступательном движении „через полный ряд форм“ к понятию самого себя. Естественное сознание, направленное только в одну сторону, в сторону только объектов, ими вполне и ограничивается, поэтому производимое им знание оказывается лишенным надлежащей рефлексии, необходимого осознания самой способности объективации познаваемого и себя как субъекта объективирования. Как в таком состоянии знания мышление может удостовериться в том, что познаваемое является во всей своей истине? Сознание при таком условии, согласно Гегелю, вынуждено постоянно возвращаться к своей собственной природе, и в этом возвращении оно принуждается обращаться к присущей ему способности рефлексии, благодаря которой оно осознает противоположность между его знанием и познаваемым, имеющим „характер“ (или характеристики) объектов. Через рефлексию освещается истина этой противоположности, через нее сознание оказывается критерием своей природы, тем самым мерой своего знания как несомненно реального; и оно таким образом становится постижением подлинного понятия познаваемого. Вот как сам Гегель разъясняет эту „суть дела“: „Сознание в себе самом дает свой критерий, и тем самым исследование будет сравнением сознания с самим собою: В сознании одно есть для некоторого иного, или: ему вообще присуща определенность момента знания; в то же время это иное дано не только для него, но также и вне этого отношения, или в себе; это момент истины. Следовательно, в том, что сознание внутри себя признает в качестве в-себе[-бытия] или в качестве истинного, мы получаем критерий, который оно само устанавливает для определения по нему своего знания. Если мы назовем знание понятием, а сущность или истинное — сущим или предметом, то проверка состоит в выяснении того, соответствует ли понятие предмету. Если же мы назовем сущность или в-себе[-бытие] предмета понятием и будем, напротив, понимать под предметом понятие как предмет, то есть так, как он есть для некоторого иного, то проверка состоит в выяснении того, соответствует ли предмет своему понятию. Очевидно, что и то и другое — одно и то же. Главное, однако, в том:, что оба эти момента, понятие и предмет, бытие для иного и бытие в себе самом, входят в само исследуемое нами знание и, следовательно, нам нет необходимости прибегать к критерию и применять при исследовании наши выдумки и мысли; отбрасывая их, мы достигаем того, что рассматриваем суть дела так, как она есть в себе самой и для себя самой“ (с. 47).

Сознание обретает свою подлинную природу только в самом процессе движения к реальному знанию. Это процесс, посредством которого сознание раскрывает себе самому реальное или, можно сказать, онтологическое измерение своего знания. Сознание в условии „естественного знания“ „зацикливается“ на представляемости как таковой, на своих выдумках и мыслях; оно в таком условии оказывается сугубо психологичным, только лишь субъективистским, коль скоро оно не обременяет себя рефлексией, позволяющей ему понять, что как раз из деятельной его природы проистекает сама способность объективации сущего в себе самом. Представлять себе все познаваемое — это ведь и есть природа самого сознания. Однако сие только лишь одна сторона рассматриваемой сути дела. Познаваемое сущее как предмет отличается от сознания в его „самости“, т. е. того, кто познает; и это отличие осуществляется через посредство знания. Припомним, говорит Гегель, „прежде всего абстрактные определения знания и истины в том виде, в каком они выступают в сознании. А именно сознание отличает от себя нечто, с чем оно в то же время соотносится; или, как выражаются, оно есть нечто для сознания; и определенная сторона этого соотношения или бытия „нечто“ (von Etwas) для некоторого сознания есть знание. Но от этого бытия для чего-то иного мы отличаем в-себе-бытие. То, что соотнесено с знанием, в свою очередь отличается от знания и устанавливается как обладающее бытием также и вне этого соотношения; эта сторона этого „в-себе“ называется истиной“ (с. 46–47).