Наблюдающая психология, которая прежде всего говорит о своих восприятиях всеобщих модусов, встречающихся ей в деятельном сознании, находит всевозможные способности, наклонности и страсти, и так как при перечислении всей этой коллекции нельзя подавить воспоминания о единстве самосознания, то она должна по меньшей мере дойти до изумления от того, что в духе, как в мешке, могут находиться вместе столь многие и столь неоднородные друг по отношению к другу случайные вещи, в особенности поскольку они оказываются не мертвыми покоящимися вещами, а беспокойными движениями.

В перечислении этих разнообразных способностей наблюдение держится всеобщей стороны; единство этих многообразных способностей есть сторона, противоположная этой всеобщности, есть действительная индивидуальность. — Но опять-таки постигать различаемые действительные индивидуальности и рассказывать о них таким образом, что, мол, один человек более склонен к тому-то, а другой более склонен к другому, что у одного больше рассудка, чем у другого, — гораздо менее интересно, чем даже перечислять виды насекомых, мхов и т. д.; ибо эти последние дают наблюдению право брать их так порознь и не постигая в понятии, потому что они по существу относятся к стихии случайной обособленности. Брать же сознательную индивидуальность лишенной духа как единичное сущее явление противоречит тому, что сущность ее есть всеобщность духа. Но так как постигание позволяет ей в то же время вступить в форму всеобщности, то оно находит ее закон и, как кажется, имеет теперь разумную цель и занято необходимым делом.

Моменты, которые составляют содержание закона, суть, с одной стороны, сама индивидуальность, а с другой стороны, ее всеобщая неорганическая природа, т. е. оказавшиеся налицо обстоятельства, ситуация, обычаи, нравы, религия и т. д.; исходя из них и нужно понять определенную индивидуальность. В них содержится определенное точно так же, как и всеобщее, и в то же время они суть то, что имеется налицо, что предстает наблюдению и выражается на другой стороне в форме индивидуальности.

В законе этого отношения обеих сторон должно было бы теперь содержаться [указание на] то, какое воздействие и влияние оказывают на индивидуальность эти определенные обстоятельства. Но эта индивидуальность как раз в том и состоит, что она в такой же мере есть всеобщее, и потому спокойно и непосредственно сливается с имеющимся налицо всеобщим, с нравами, обычаями и т. д., а также с ними сообразуется, в какой она противополагает себя им и, напротив, преобразовывает их, — так же, как в своей единичности она относится к ним совершенно равнодушно, не дает им воздействовать на себя и не проявляет какой-либо деятельности по отношению к ним. Что должно оказывать влияние на индивидуальность и каково должно быть это влияние, — что, собственно говоря, означает одно и то же, — зависит поэтому только от самой индивидуальности; вот почему «эта индивидуальность стала этой определенной индивидуальностью», означает лишь, что она уже была таковой. Обстоятельства, ситуация, нравы и т. д., которые оказываются, с одной стороны, имеющимися налицо, а с другой стороны, в «этой» определенной индивидуальности, выражают только неопределенную сущность ее, с которой нечего делать. Если бы не было этих обстоятельств, образа мыслей, нравов, этого состояния мира вообще, то, конечно, индивид не стал бы тем, что он есть, ибо эту всеобщую субстанцию и составляют все [индивиды], которые находятся в данном состоянии мира. — Но подобно тому, как это последнее обособлялось в «этом» индивиде, и о таковом следует составить понятие — оно само в себе и для себя должно было бы обособляться, и в той определенности, которую оно себе сообщило, воздействовать на индивид; только так оно сделало бы его «этим» определенным индивидом — таким, каков он есть. Если бы внешнее само в себе и для себя было таково, каким оно проявляется в индивидуальности, о последней можно было бы составить понятие, исходя из внешнего. Мы получили бы двойную галерею образов, из коих одна была бы отражением другой; одна — галерея полной определенности и отграничение со стороны внешних обстоятельств, другая — та же, переведенная в тот вид, в каком эти обстоятельства имеются в сознательной сущности; первая — поверхность шара, вторая — центр, который ее представляет внутри себя.

Но поверхность шара, мир индивида, непосредственно имеет двусмысленное значение: он есть в себе и для себя сущий мир и ситуация и он есть мир индивида — или постольку, поскольку индивид лишь сливался бы с сущим миром, предоставлял бы ему входить в себя в том виде, в каком этот мир есть, и относился бы к нему лишь как формальное сознание; или: он есть мир индивида в том виде, в каком то, что имеется налицо, им преобразовано. — Так как вследствие этой свободы действительность способна иметь это двоякое значение, то о мире индивида следует составлять понятие, исходя только из самого индивида, и влияние, оказываемое на индивида действительностью, которая представляется сущей в себе и для себя, приобретает благодаря индивиду тот абсолютно противоположный смысл, что индивид или предоставляет потоку действительности свободу влияния на себя или обрывает и преобразовывает его. Но в силу этого психологическая необходимость становится пустой фразой таким образом, что налицо абсолютная возможность того, чтобы то, что должно было бы оказывать это влияние, его могло бы и не оказывать.

Тем самым отпадает то бытие, которое было бы в себе и для себя и должно было бы составлять одну, и при том всеобщую, сторону некоторого закона. Индивидуальность есть то, что есть ее (ihre) мир как мир, ей принадлежащий (ihrige); она сама есть круг своего действования, в котором она проявилась как действительность и есть просто лишь единство имеющегося налицо и созданного бытия — единство, стороны которого не распадаются, как в представлении психологического закона, на мир, имеющийся налицо в себе, и на сущую для себя индивидуальность; или: если каждая сторона так и рассматривается сама по себе, то налицо нет необходимости и закона их отношения друг к другу.

Психологическое наблюдение не находит закона отношения самосознания к действительности или к миру, противополагающемуся ему, и в силу равнодушия обоих друг к другу оно отброшено назад к специфической определенности реальной индивидуальности, которая есть в себе самой и для себя самой или содержит уничтоженной в своем абсолютном опосредствовании противоположность для-себя-бытия и в-себе-бытия. Она теперь стала предметом наблюдения, иначе говоря, наблюдение переходит к ней.

Индивид есть в себе самом и для себя самого: он есть для себя, или он есть свободное действование; но он есть также в себе, или: он сам обладает некоторым первоначальным определенным бытием — определенностью, которая согласно понятию есть то же, что психология хотела найти вне его. Таким образом, в нем самом противоположность выступает как двойная противоположность: движение сознания и прочное бытие некоторой являющейся действительности — такой действительности, которая есть непосредственно в нем его действительность. Это бытие, тело определенной индивидуальности, есть первоначальность ее, не результат ее действования (ihr Nichtgetanhaben). Но так как индивид в то же время есть только то, что получается в результате его действования, то его тело есть им же созданное выражение его самого и вместе с тем некоторый знак, который не остался непосредственной сутью дела, но в котором индивид дает только знать, что он есть в том смысле, что он осуществляет свою первоначальную природу в произведении.