Я повернулась к Патчу, но в спальне не было никого, кроме меня и Марси. Патч исчез.
Я схватила с кровати подушку и швырнула ее в стену.
В воскресенье утром я проснулась со странным, ненасытным чувством голода, скребущимся в животе. Я заставила себя вылезти из постели, прошла мимо ванной и направилась прямо на кухню. Я открыла холодильник, с жадностью глядя на полки. Молоко, фрукты, остатки бефстроганова. Салат, ломтики сыра, желе. Ничего из этого даже отдаленно не выглядело привлекательным, и все же мой живот скрутило от голода. Я сунула голову в кладовку, обшарив взглядом полки сверху вниз, но каждый увиденный предмет пищи по привлекательности равнялся жеванию резины. Мой необъяснимый аппетит еще больше активизировался отсутствием приемлемой еды, и я почувствовала тошноту.
Было еще темно, без чего-то пять, и я потащилась в постель. Если я не могу заесть свою боль, я ее пересплю. Проблема была в том, что мне казалось, будто голова была насажена на аттракцион «Вальс» — так сильно кружилась, ввергая меня в безумие. Язык был сухим и опухшим от жажды, но мысль о том, чтобы выпить что-то, даже такое безвкусное, как вода, заставила мои внутренности поднять восстание. Я вскользь подумала, что это может быть последствием удара ножом, но я слишком плохо себя чувствовала, чтобы много думать.
Следующие несколько минут я беспокойно каталась по кровати в поисках самого прохладного места на простыне, дабы облегчить страдания, когда бархатный голос прошептал мне на ухо:
— Угадай, сколько сейчас времени?
Я испустила искренний стон.
— Я не могу сегодня тренироваться, Данте. Мне плохо.
— Оправдание старо, как мир. Вылезай из постели, — сказал он, шлепнув меня по ноге.
Моя голова свисала с матраса, так что я видела его ботинки.
— Если меня вывернет тебе на ноги, ты мне поверишь?
— Я не такой брезгливый. Я хочу, чтобы в пять ты была на улице. Если опоздаешь, ты мне за это заплатишь. Дополнительные пять миль за каждую минуту просрочки звучат справедливо.
Он ушел, и мне понадобилась вся моя мотивация и даже больше, чтобы вытащить себя из постели. Я медленно зашнуровала ботинки, зацикленная на борьбе со свирепствовавшим голодом с одной стороны и резким головокружением с другой.
Когда я доползла до подъездной дорожки, Данте сказал:
— Прежде чем мы начнем, у меня есть кое-какие новости о тренировках. Одним из моих первых приказов в качестве лейтенанта было назначение офицеров в наших войсках. Я надеюсь, что ты это одобряешь. Обучение нефилимов идет хорошо, — продолжал он, не дожидаясь моего ответа. — Мы сосредоточились на техниках противодействия захвату, играх разума в качестве как наступательной, так и оборонительной стратегии, а также на строгой физической форме. Наша самая большая слабость — рекрутинг шпионов. Нам нужны новые хорошие источники информации. Мы должны знать, что планируют падшие ангелы, но в этом направлении наши усилия пока не увенчались успехом. — Он посмотрел на меня с надеждой.
— Э-э… Хорошо. Здорово, что сказал. Я подумаю об этом.
— Я хотел бы предложить, чтобы ты попросила Патча.
— Шпионить для нас?
— Используй ваши отношения в своих интересах. У него может быть информация о слабых местах падших ангелов. Возможно, он знает несколько падших, которых мы могли бы переманить на свою строну.
— Я не собираюсь использовать Патча. И я тебе уже говорила: Патч держится в стороне от войны. У него нет ничего общего с падшими ангелами. Я не буду просить его шпионить для Нефилимов, — сказала я почти холодно. — Я не буду его в это втягивать.
Данте коротко кивнул.
— Понятно. Забудь о том, что я спросил. Стандартная разминка. Десять миль. И во второй половине ускорься — я хочу, чтобы ты вспотела.
— Данте… — слабо запротестовала я.
— Я ведь предупреждал тебя о дополнительных милях? Они начисляются и за отговорки тоже.
Просто сделай это, пыталась я заставить себя. У тебя будет весь остаток дня, чтобы поспать. И поесть, поесть, поесть.
Данте усердствовал; после десяти миль разминки я практиковалась в прыжках через валуны в два раза выше меня, затем в беге вверх по крутым склонам оврага, и мы доводили до ума то, что я уже знала, в частности, игры разума.
Наконец, в конце второго часа, он сказал:
— На сегодня довольно. Дорогу домой сама найдешь?
Мы углубились далеко в лес, но по восходящему солнцу я с уверенностью могла сказать, где восток, и поэтому была уверена, что смогу добраться домой в одиночку.
— Не беспокойся обо мне, — ответила я и ушла.
На полпути к ферме я нашла валун, на котором мы оставляли свои вещи — ветровку, которую я сняла после разминки, и синюю спортивную сумку Данте. Он приносил ее каждый день, таща ее на несколько миль в лес, что должно быть не только тяжело и неудобно, но и непрактично. До сих пор он никогда не открывал ее. По крайней мере, в моем присутствии. Сумка, должно быть, содержала множество орудий пыток, которые он собирался использовать во благо моего обучения. Скорее всего, там была смена одежды и обуви. Возможно, в том числе — я рассмеялась при одной мысли об этом — пара узких белых трусиков или наоборот боксеров с пингвинчиками, которыми я могла бы его дразнить до скончания веков. Может быть, даже повесить их на ближайшем дереве. Вокруг не было никого, кто бы мог их увидеть, но Данте был бы достаточно смущен от одной мысли о том, что я это сделала.
Украдкой улыбнувшись, я приоткрыла молнию на несколько дюймов. Как только я увидела выстроившиеся в ряд стеклянные бутылки с жидкостью цвета голубоватого льда, желудок яростно скрутило болезненным спазмом. Голод вцепился в меня, как нечто живое.
Меня терзала неутолимая жажда. В ушах ревел пронзительный крик. На меня накатила неукротимая волна воспоминаний о крепком вкусе дьявольской силы. Ужасном, но оно того стоило. Я вспомнила всплеск силы, который она дала мне. Я едва могла сохранять равновесие — так была захвачена необходимостью ощутить тот неудержимый подъем снова. Увлекающие ввысь прыжки, непревзойденная скорость, животная ловкость. Голова закружилась, пульс зашкаливал, стуча в ушах и повторяя: «да, да, да». Перед глазами все поплыло, колени ослабли. Я уже почти ощущала облегчение и ощущение наполненности, которые приходят всего с одним небольшим глотком.
Я быстро пересчитала бутылки. Пятнадцать. Данте в любом случае не заметит, если одна бутылка пропадет. Я знала, что красть — неправильно, так же как и знала, что дьявольская сила вредна для меня. Но вдруг эти мысли стали тусклыми аргументами, бесцельно плавающими на задворках сознания. Я разумно рассудила, что обычные лекарства в неправильных дозах тоже пользы не приносили, но иногда я в них нуждалась. Так же, как сейчас я нуждалась в дьявольской силе.
Дьявольская сила. Я едва могла думать — была настолько охвачена страстью вновь ощутить мощь, которую она могла мне дать, что даже мысли не допускала о том, что это неправильно. Внезапно меня осенило — я могу умереть, если не приму ее, настолько сильной была жажда этой силы. Я все для этого сделаю. Я должна снова пройти этот путь. Несокрушимый путь. Недосягаемый.
Прежде чем я осознала, что делаю, я взяла бутылку. Она была прохладной и обнадеживающей в моей руке. Я даже не успела сделать глоток, как разум мой прояснился. Не будет больше головокружений, жажды и голода.
Бутылка вписалась в мою руку так, как будто была там все время. Данте хотел, чтобы я нашла эту бутылку. В конце концов, сколько раз он пытался заставить меня выпить дьявольскую силу? И разве он не говорил, что следующая бутылка — за счет заведения?