— Я пришел бы и один.

Далия кивнула, потому что не сомневалась в его словах, и улыбнулась, несмотря на струившиеся по щекам слезы.

— Я мало что помню, — призналась она. — В мыслях неразбериха, и я совсем запуталась…

— Киммуриэль исправит это, — пообещал Энтрери.

— Но одну вещь я твердо знаю. — Она протянула руку, погладила мужчину по щеке, мокрой от слез. — Я знаю, что люблю тебя, Артемис Энтрери. Только тебя, и всегда буду любить тебя, и никогда не полюблю другого.

— Я люблю тебя, — ответил Энтрери и обнял женщину.

Еще совсем недавно он представить себе не мог, что когда–либо произнесет эти слова. Он не говорил их никому с раннего детства, лишь матери до того, как мать предала его. Он не думал, что это чувство — любовь — доступно ему.

Но это была правда: он полюбил, полюбил искренне и больше не боялся предательства. Это было так чудесно — не бояться.

Артемис Энтрери наконец узнал, что такое душевный покой.

Кэтти–бри взмокла от пота, едва не падала от усталости, но испытывала чувство глубокого удовлетворения. Она поднесла великолепный меч к своим огромным синим глазам, и в них отразились звезды, искрящиеся внутри нового клинка Сверкающего — теперь меч получил лезвие из стеклостали.

У Видрината был слегка изогнутый клинок, как и у Сверкающего, и поэтому больше подходил ему, чем Ледяной Смерти; кроме того, Кэтти–бри частично вернула оружию Дзирта защитные магические свойства. Но теперь у оружия был клинок Видрината, выкованный из стеклостали и наполненный крошечными звездочками, острее и прочнее всех других; никто не мог бы его сломать. Меч по–прежнему оправдывал свое имя, Видринат, «Колыбельная», потому что, повинуясь приказу владельца, впрыскивал в рану усыпляющий яд дроу.

«Подходящее оружие для Дзирта», — подумала Кэтти-бри, потому что он убивал противника лишь в том случае, если не оставалось иного выбора.

Она безмолвно поблагодарила Предвечного за то, что он наделил ее силой и способностью к прозрению, за то, что он показал ей истинное могущество главного горна Гаунтлгрима. Эти дары были сверхъестественными; ни один обычный горн, сколь угодно жаркий, не мог сотворить подобного. Это было не просто огненное щупальце, но древнейшая магия, дар божества, и поэтому Кэтти–бри обратилась к Предвечному со словами искренней благодарности.

Теперь она не сомневалась: ее план сработает, она сумеет заново вырастить Главную башню тайного знания в Лускане и спасти Гаунтлгрим.

С грохотом распахнулась дверь, и в зал ворвался Дзирт; за ним следовал Бренор в сопровождении толпы хохочущих подвыпивших дворфов.

— Что это ты здесь делаешь?! — воскликнул Бренор.

Дзирт подбежал к жене, и взгляд его был устремлен на меч.

— Видринат и Сверкающий, — объяснила Кэтти–бри, и Дзирт закивал: именно это он и ожидал увидеть, когда выбежал из тронного зала, словно безумный.

Он не произнес ни слова, просто взял у нее новый меч, поднял его, проверил, как он лежит в руке, почувствовал его могущество — могущество, которого он прежде не ощущал в оружии. Держа в руке этот клинок, чувствуя силу Видрината, Дзирт про себя удивился собственной победе над его прежним хозяином, Тиаго Бэнром.

Он перевел взгляд с крошечных звездочек на прекрасную женщину, от которой получил этот дар, и все темные мысли оставили его. Он прижал ее к себе.

А затем Дзирта охватил ужас: он испугался, что все это лишь иллюзия, обман, самообман, и снова несчастный почувствовал себя так, словно его засасывала неумолимая трясина. Мир никогда, никогда не будет таким, как прежде. Никогда ничто не будет в порядке.

Неужели он обнимает королеву демонов?

Два весьма дородных хафлинга топтались в конце пешеходной дорожки, обсаженной живой изгородью и выходившей на главную улицу богатейшего квартала города Дельфантл. Хафлинги старались принять небрежный вид, несмотря на то что весь город знал, кто они такие и чем занимаются. Они неумело притворялись, будто болтают друг с другом, а сами непрерывно обшаривали взглядами улицу.

Реджис ухмыльнулся при виде охранников. Они с другом выглядывали из–за угла таверны, расположенной дальше по улице.

— То самое место? — спросил Вульфгар.

— Морада Тополино, — подтвердил Реджис.

— Прошло пять лет, — напомнил ему Вульфгар. — Наверное, многое изменилось.

Реджис бросил на варвара суровый взгляд: он сейчас был не в том настроении, чтобы предаваться сомнениям.

— Доннола Тополино не менее хитра и изворотлива, чем Джарлакс, — довольно кислым тоном промямлил хафлинг. — Если Морада Тополино стоит на месте — а так оно и есть, — значит, она там.

Вульфгару захотелось ответить: «Ночи в Дельфантле наверняка долгие и темные…» Но варвар прикусил язык. Он и так уже сказал достаточно и недвусмысленно озвучил свое мнение насчет безграничной преданности Доннолы Тополино.

— Мы любим друг друга по–настоящему! — воскликнул Реджис, с тоской и нетерпением глядя на дом, где жила его возлюбленная.

— Когда–то я тоже так думал, — буркнул Вульфгар.

Реджис удивился: это был намек на Кэтти–бри. Тогда, давно, они не успели пожениться с Вульфгаром, потому что йоклол утащила его в Бездну.

— У нас все иначе, — возразил Реджис. — Доннола знает, что я рано или поздно вернусь. А тогда, много лет назад, мы считали тебя мертвым, Вульфгар, и отнюдь не без основания…

— Да знаю я, знаю. — Варвар махнул рукой и улыбнулся, желая дать понять, что искренне сожалеет о невольно вырвавшихся словах.

— Прошло столько лет, а ты все еще не можешь забыть, — вздохнул Реджис и вдруг ахнул. — Значит, поэтому ты ушел со мной? Тебе неприятно находиться рядом с Кэтти–бри и Дзиртом?

Вульфгар рассмеялся — вполне беззаботно.

— Нет, конечно же. Я сболтнул глупость насчет твоей возлюбленной… но только потому, что сейчас боюсь за тебя. В конце концов, несколько лет — срок немалый. Но я уверен, что напрасно беспокоюсь.

— То, что ты сказал, я много раз передумал сам, — признался Реджис. — Каждый день с того момента, как мне пришлось бежать из этого города, спасаясь от призрака Темной Души, я мечтал об этой минуте, о том, как вернусь к ней и заключу ее в объятия. — И Реджис снова взглянул на пресловутый дом. — Доннола была рядом со мной, когда я скакал по дорогам вместе с «Ухмыляющимися пони», ожидая назначенного дня; мысль о ней не оставляла меня все время, пока я добирался до Пирамиды Кельвина, а потом путешествовал через северные земли к Мифрил Халлу. Только воспоминания о ней поддерживали меня, когда мы с тобой заблудились в Подземье. — Он глубоко вздохнул, пару раз моргнул и прошептал: — Я так долго ждал этого момента и в то же время боялся его. Если ее там нет…

— Она там, — твердо произнес Вульфгар, снова удивив Реджиса. — Она там и ждет твоего возвращения.

— Но ты же сам только что сказал…

— Наверное, я не понял тебя. Я никогда прежде не слышал, чтобы ты так говорил о ней, но если твоя любовь к ней так глубока, тогда мне остается лишь верить в то, что ее любовь не менее сильна. Ты ждал бы ее до конца своих дней, верно?

Реджис улыбнулся и кивнул.

— Даже лежа на смертном одре, я смотрел бы в сторону двери, ожидая, что вот–вот повернется ручка и войдет она.

— Ну что ж, благодаря везению и могущественным друзьям ты можешь быть уверен: до этого не дойдет, — усмехнулся Вульфгар. — Идем, Редж… Паук Паррафин, найдем твою потерянную возлюбленную.

Вульфгар взял Реджиса за локоть и хотел было завернуть за угол, но остановился и пригляделся к нужному дому.

— Как ты думаешь, я туда влезу? — спросил варвар, рост которого достигал почти семи футов.

— Пригнись, — посоветовал Реджис. — И не садись в кресла с подлокотниками, потому что, боюсь, мы не сумеем извлечь твое могучее тело из их жадных объятий.

Смеясь, два непохожих и странных на вид товарища, один из которых был более чем в два раза выше и в три раза тяжелее другого, вышли на открытое место и направились к дому Морада Тополино. Когда они преодолели половину пути, стражники наконец обратили на них внимание и принялись в изумлении разглядывать незнакомцев.