Чарри, Дендерида и остальные нервно переглянулись. Разумеется, они были бессильны сделать это. Пять жриц, даже при содействии знаменитой и могущественной дочери Громфа, намного уступали Малкантет.

— Мы не можем вернуть ее в филактерию, — уныло призналась Чарри.

— Вы это сделаете, — объявила Ивоннель и начала бормотать что–то вполголоса.

— Но, госпожа Бэнр, это невозможно! — воскликнула одна из младших жриц, почти ребенок, как раз в тот момент, когда Ивоннель закончила свое заклинание.

Ивоннель вытянула руку в сторону молодой девушки; луч магической энергии ударил жертву, и она пронзительно вскрикнула.

А затем раздалось кваканье — там, где только что стояла девушка, сидела большая лягушка, растерянно озиравшаяся по сторонам.

— Ты сделаешь в точности так, как я прикажу, — угрожающим тоном обратилась Ивоннель к Чарри, затем обернулась, дав понять, что это предупреждение относится также к Дендериде и прочим. — Если ты неверно произнесешь хоть одно слово или один слог, ошибешься в интонации, я уничтожу тебя, а заодно и весь Дом Ханцрин. — Она снова взглянула в лицо Чарри: — Мы договорились?

Женщина сглотнула ком в горле, но промолчала, и Ивоннель, отойдя, наступила на лягушку каблуком; от несчастной осталась лишь лепешка на каменном полу.

— Вы сомневаетесь в моих словах? — обратилась она к разинувшим рты жрицам Ханцрин. — Может быть, ты хочешь вызвать прислужницу Ллос, жрица Чарри, и попросить ее помощи в воскрешении своей молодой подчиненной?

— Ее судьба мне совершенно безразлична, — неубедительным тоном ответила Чарри.

— А может быть, ты боишься? — продолжала Ивоннель. — Потому что, если ты позовешь и Ллос не ответит на твой призыв, ты поймешь, что тебе пришел конец.

У Чарри Ханцрин сделался такой вид, словно она готова замертво упасть на пол.

— Тебе повезло, потому что я придумала, как исправить твои ошибки, — заявила Ивоннель. — И если ты выполнишь мои указания — все, в точности, — тогда ты обретешь силу для воскрешения своей… подруги и вернешь милость Ллос. Можешь быть спокойна: то, что вы сделали, останется секретом для Верховной Матери и Правящего Совета. А также для всех тех, кто мог бы не одобрить идею транспортировки королевы суккубов на поверхность без разрешения руководства.

Она зловеще понизила голос и снова спросила:

— Так мы договорились?

Чарри Ханцрин кивнула.

— Все в точности, до последнего слога, все интонации, — снова предупредила Ивоннель.

Шум и брань привели Дзирта и Энтрери к скалистому утесу, который нависал над плоским камнем; камень образовывал «крыльцо», площадку перед зиявшим внизу входом в большую пещеру. Рядом с камнем сидели и стояли дворфы и гиганты, которые очень сильно походили друг на друга, несмотря на очевидную разницу в росте; они ворчали, плевались и играли в кости. Разыгрывали вещи, снятые с тел двух гигантов, валявшихся неподалеку в грязи. Эти полуобнаженные трупы лежали так по меньшей мере два дня, и, судя по всему, ночью они послужили пищей для волков: рядом были разбросаны отгрызенные конечности и внутренности.

Энтрери прикоснулся к плечу Дзирта, затем указал на более высокую гряду над входом в пещеру. Там торчало несколько гигантов: они показывали пальцами на игравших и хохотали.

— Думаешь, пещера слишком хорошо охраняется? — прошептал Дзирт. — Может, есть какой–то боковой вход.

Энтрери нахмурился и покачал головой.

— Помнишь тех дергаров? — коварно спросил он.

Дзирт кивнул и улыбнулся; редко ему приходилось испытывать такое возбуждение перед неизбежной битвой. Мысли его были ясны, воля сильна, решимость тверда и непреклонна, а кроме того, рядом с ним был Артемис Энтрери.

— Двигаемся как можно быстрее в пещеру, чтобы они не смогли забросать нас сверху камнями, — предложил ассасин.

— Они спустятся вниз, и, если у них есть сообщники в пещере, мы окажемся в ловушке, не сможем выбраться, — предупредил Дзирт.

— Сможем, — возразил Энтрери, вытаскивая клинки из ножен. — Только это займет немного больше времени.

Очередной кивок, очередная ухмылка, и Дзирт решил, что настало время призвать могучего союзника. Он вытащил из кошеля, висевшего на поясе, фигурку из оникса и шепотом произнес имя Гвенвивар.

Она ничего не видела сквозь серый туман, который не желал рассеиваться.

— Это смерть? — спросила несчастная Консеттина Делказио, наверное, в сотый раз с той минуты, когда душа ее покинула тело и очутилась в этой странной тюрьме, или на том свете, или в каком–то еще незнакомом месте.

— Я стала призраком? — пролепетала женщина, пытаясь пробиться сквозь туман. Но Консеттина наткнулась на какую–то стену, и ей показалось, что сквозь прозрачную перегородку она может видеть мир, который покинула.

— Помогите! — закричала она так громко, что едва не охрипла.

Она прижала лицо к стеклу и сквозь стенку, изогнутую, словно линза, увидела, как ей показалось, стену какого–то лагеря, а может быть, города. За стеной мерцало какое–то рыжее пламя, хотя она и не видела огня — лишь его отблески на потолке пещеры.

Женщина покачала головой. Все это не имело смысла: если перед ней действительно находилась стена замка, какого–то селения или города, то пещера должна была быть просто гигантской.

Напрягая зрение, она смогла лучше разглядеть окружающее — а может, она случайно нашла более светлый участок в стенке из полупрозрачного материала. У Консеттины возникло странное впечатление, будто она находится внутри какой–то бусины, которая лежит в огромном ящике. Неужели эти предметы вокруг нее — золотые и серебряные монеты?

Они были огромными!

— Я схожу с ума, — прошептала она, отворачиваясь.

Консеттина повернулась обратно к стенке как раз в тот миг, когда к ней протянулась чудовищная рука, пухлая рука с четырьмя пальцами. У женщины возникло чувство, будто она падает, но, подобно остальным ощущениям в этом странном потустороннем мире, оно оказалось ложным: она на самом деле не упала, не могла упасть, потому что даже ее тело было иллюзией.

Но рука вовсе не была иллюзией. Пальцы сомкнулись вокруг полупрозрачного шара.

Консеттина бросилась на стенку своей тюрьмы и поняла, что она по–прежнему сидит внутри, хотя не чувствовала прикосновения стекла.

Но она все равно закричала. Кричала так, словно ее убивали.

Даже после того как она поняла, что не слышит собственного голоса, что ее крик — такая же иллюзия, как ее тело, смертельно напуганная, отчаявшаяся Консеттина пронзительно кричала.

— Помнишь тех дергаров? — повторил Артемис Энтрери, подмигнув, и Дзирт в ответ лишь ухмыльнулся.

Воины, подобно урагану, обрушились сверху на спригганов и застигли их врасплох. Очутившись в гуще врагов, они встали спиной к спине; три меча и кинжал засверкали, исполняя смертоносный танец.

Дзирт оттеснил какого–то гиганта двойным колющим ударом своих клинков, затем схватил оба меча в левую руку. Развернулся, встал спиной к чудовищу и, не обращая внимания на врага, принял устойчивое положение. Затем опустил свободную руку и выставил ее вперед.

Энтрери, подбежав к дроу, воспользовался протянутой рукой как ступенькой, и Дзирт подбросил его вверх.

Гигант заморгал и поднял ручищи, но было слишком поздно — ассасин на лету рассек ему глотку Когтем Шарона.

А Дзирт пробежал между ногами сприггана, и тот зашатался, потому что мечи дроу разрезали сухожилия с задней стороны его щиколоток.

Плечом к плечу воины встретили следующих двух врагов, уклоняясь от ударов и парируя выпады с огромной скоростью и точностью, хотя им и не удавалось подобраться достаточно близко к гигантам, чтобы нанести смертельный удар.

В тот момент, когда гиганты снова начали атаку, Дзирт бросился влево, Энтрери — вправо, затем оба развернулись, абсолютно синхронно изменили направление и прыгнули в противоположные стороны.