Эрик прошел между ярко освещенных витрин и оказался в ювелирном отделе универмага «Нордиска Компаниет». Женщина в черном тихо разговаривала с покупателем. Она открыла коробочку и выложила на покрытое бархатом блюдо несколько украшений. Эрик остановился у витрины и стал рассматривать ожерелье от Георга Йенсена. Тяжелые, гладко отполированные треугольники образовывали длинный венок. Чистое серебро сверкало, словно платина. Эрик представил, как красиво ожерелье будет лежать на тонкой шее Симоне, и решил купить его жене в подарок на Рождество.

Когда продавщица завернула украшение в темно-красную гладкую бумагу, в кармане у Эрика зажужжал телефон. Резонатором послужила коробочка с дикарем и попугаем. Эрик достал телефон и нажал кнопку ответа, не глядя на номер на дисплее:

— Эрик Мария Барк.

Что-то странно хрустнуло, и как бы издалека послышалась рождественская песенка.

— Алло? — повторил он.

На этот раз в трубке послышался слабый голос:

— Это Эрик?

— Да, я.

— Я хотел узнать…

Эрику показалось, что рядом с говорящим кто-то хихикает. Он резко спросил:

— С кем я говорю?

— Подождите, доктор. Я только хотел кое-что спросить, — сказал звонивший. Теперь он явно кривлялся.

Эрик уже собирался попрощаться, когда голос в телефоне неожиданно взвыл:

— Загипнотизируйте меня! Я хочу стать…

Эрик отдернул руку с телефоном от уха. Прервал разговор и посмотрел, кто звонил, но номер оказался скрытым. Тихое треньканье известило, что пришло сообщение. Тоже со скрытого номера. Эрик прочитал: «Вы можете загипнотизировать труп?»

В смятенных чувствах Эрик забрал подарок в золотисто-красном пакетике и вышел из отдела. В фойе, ведущем на Хамнгатан, он поймал взгляд женщины, одетой в широкое черное пальто. Она стояла под рождественской елкой в три этажа высотой и смотрела на Эрика. Он никогда раньше ее не видел, но взгляд женщины был явно враждебным.

Одной рукой Эрик открыл коробочку, лежавшую в кармане пальто, вытащил таблетку кодеина, отправил в рот и проглотил.

Он вышел на холодный воздух. Люди толпились перед витриной. На фоне конфетного пейзажа плясали гномики. Карамелька, разевая огромную пасть, пела рождественскую песенку. Детсадовцы в желтых жилетах поверх толстых комбинезонов молча глазели на нее.

Телефон снова зазвонил. На этот раз Эрик, прежде чем начать разговор, проверил номер. Номер оказался стокгольмским, и Эрик осторожно ответил:

— Эрик Мария Барк.

— Здравствуйте, меня зовут Бритт Сундстрём. Я работаю на «Международную амнистию».

— Здравствуйте, — не без колебаний ответил он.

— Я хочу знать, была ли у вашего пациента возможность отказаться от гипноза.

— Простите? — переспросил Эрик.

В витрине огромная улитка тащила сани с рождественскими подарками.

Сердце у него тяжело застучало, началась изжога.

— «Кубарк», справочник ЦРУ по бесследным пыткам, трактует гипноз как один из…

— Решение принимал лечащий врач…

— Вы хотите сказать, что сами ни за что не отвечаете?

— Не думаю, что я должен давать какие-то комментарии, — отбивался Эрик.

— На вас уже заявили в полицию, — коротко сказала Сундстрём.

— Вот как, — еле выговорил он и нажал «отбой».

Эрик медленно пошел к площади Сергельсторг, сверкающей стеклянной стеле и Культурному центру, рассматривая рождественский базар и слушая, как трубач играет «Тихую ночь». Свернул на Свеавеген, пошел мимо туристических бюро. Возле продуктового магазина «Севен-Элевен» остановился и прочитал полосу вечерней газеты:

Эрик почувствовал, как застучало в висках. Торопливо пошел дальше, стараясь не смотреть вокруг. Миновал площадь, где убили Улофа Пальме. Три красных розы лежали на грязной мемориальной плите. Эрик услышал, как кто-то зовет его, и шмыгнул в магазин дорогой аудиотехники. Усталость ощущалась в каждой клеточке тела, будто похмелье, смесь злости и отчаяния. Трясущимися руками он достал еще одну капсулу сильного болеутоляющего, кодеисана. В животе похолодело, когда капсула растворилась и порошок попал на слизистую оболочку.

По радио обсуждали, не стоит ли запретить гипноз как форму лечения. Какой-то человек тягучим голосом рассказывал, как однажды его загипнотизировали, заставив поверить, что он — Боб Дилан:

— Конечно, я знал, что я не Боб Дилан. Но меня как бы вынудили говорить то, что я говорил. Я знал, что меня загипнотизировали, видел рядом своих приятелей и все-таки верил, что я — Дилан, по-английски говорил. Нельзя такое допускать. Я же мог признаться в чем угодно.

Министр юстиции со смоландским акцентом говорил:

— Использовать гипноз как метод допроса, безусловно, незаконно.

— Значит, Эрик Барк нарушил закон? — резко спросил журналист.

— С этим должна разбираться прокуратура…

Эрик вышел из магазина, свернул на перпендикулярную улицу и пошел дальше по Лунтмакаргатан.

С мокрой от пота спиной он остановился у подъезда дома номер семьдесят три по Лунтмакаргатан, набрал код и открыл дверь. В лифте непослушными руками достал ключи. Отперев дверь, Эрик пошатываясь вошел в гостиную и попытался раздеться, но его все время вело вправо.

Он включил телевизор. В студии сидел председатель Шведского общества клинического гипноза. Эрик отлично знал этого человека — многие коллеги пострадали от его высокомерия и карьеризма.

— Мы уже десять лет как исключили Барка и назад не приглашаем, — усмехаясь объявил председатель.

— Это имеет значение в случае серьезного гипноза?

— Все члены нашего общества придерживаются строгих этических правил, — надменно ответил председатель. — И вообще, в Швеции существует закон, наказывающий шарлатанов.

Эрик неуклюже стащил с себя одежду, сел на диван и немного отдохнул. Снова открыл глаза, услышав из телевизора детские голоса и свистки. На освещенном солнцем школьном дворе стоял Беньямин. Брови у него были насуплены, уши и кончик носа покраснели, плечи подняты; было похоже, что он мерзнет.

— Папа тебя когда-нибудь гипнотизировал? — спросил репортер.

— Что? Ну… нет, конечно, нет.

— Откуда ты знаешь? — перебил репортер. — Если он тебя загипнотизировал, откуда тебе знать, так это или нет?

— Нет, точно, — усмехнулся Беньямин. Наглость репортера застала его врасплох.

— А что бы ты почувствовал, если бы оказалось, что он это делал?

— Не знаю.

Лицо Беньямина залилось краской.

Эрик встал и выключил телевизор, прошел в спальню, сел на кровать, стянул брюки и переложил коробочку с попугаем в ящик ночного столика.

Он не хотел думать о том нетерпении, которое пробудилось в нем, когда он гипнотизировал Юсефа Эка и следом за ним погружался в глубокое синее море.

Эрик лег, потянулся за стаканом воды, стоявшим на столике, но заснул, не успев сделать ни глотка.

Эрик проснулся, в полудреме вспомнил, как отец устраивал детские праздники — наряженный в заранее подготовленный фрак, по щекам стекают капли пота. Он скручивал фигуры из шариков и вытаскивал радужные цветы-перья из полой трости. Состарившись, отец переехал из дома в Соллентуне в дом престарелых. Прослышав, что Эрик занимается гипнотерапией, он захотел, чтобы они вместе поставили какой-нибудь номер. Он сам в качестве вора-джентльмена и Эрик в качестве эстрадного гипнотизера, который заставляет добровольцев из публики петь как Элвис или Зара Леандер.

Внезапно сон слетел с него окончательно. Эрик увидел перед собой Беньямина, мерзнущего на школьном дворе перед одноклассниками и учителями, телекамерами и улыбающимся репортером.

Эрик сел, почувствовал жгучую боль в желудке, взял со столика телефон и позвонил Симоне.