Кеннет потянул бумажник к себе.

— Отдайте.

— Я только гляну, — сказал Кеннет.

— Он сказал, что хочет поцеловать мой писюн. — объявил мальчик.

— Я звоню в полицию, — всполошилась женщина.

Кеннет нажал кнопку лифта. Женщина огляделась, выскочила из квартиры и начала стучать в соседские двери.

— Он мне деньги давал, — сообщил ей мальчик. — Но я не хочу с ним идти.

Двери лифта разъехались. Один из соседей открыл дверь, закрытую на цепочку изнутри.

— С сегодняшнего дня оставляешь Никке в покое, — тихо сказал Кеннет.

— Он мой, — ответил мальчик.

Женщина уже звонила в полицию. Кеннет вошел в лифт, нажал зеленую кнопку, и двери закрылись. По спине лился пот. Кеннет понял: мальчик наверняка заметил, что он идет за ним от самого фонтана, и просто одурачил его, заведя в подъезд и к совершенно чужой двери. Лифт медленно ехал вниз, мигал свет, вверху громыхали тросы. Кеннет заглянул в бумажник мальчика: почти тысяча крон, бонусная карта видеомагазина, проездной и мятая визитка, на которой значилось: «„Море“, Лоуддсвеген, 18».

На крыше забегаловки монтировали огромную, счастливо улыбающуюся колбасу. Одной рукой колбаса лила на себя кетчуп, другой, оттопырив большой палец, показывала, как это здорово. Эрик заказал гамбургер с жареной картошкой, сел на один из высоких стульев возле узкой стойки и стал смотреть в запотевшее окно. На другой стороне улицы находился магазин, торгующий замками. В праздничной витрине стояли полуметровые гномы с разными сейфами, замками и ключами.

Эрик открыл банку минеральной воды, немного отпил, потом позвонил домой. Услышал свой собственный голос, приглашающий оставить сообщение. Нажал «отбой» и позвонил на мобильный Симоне. Она не отвечала, и когда пискнул сигнал голосовой почты, Эрик сказал:

— Привет, Симоне… Я только хочу сказать, что тебе лучше согласиться на полицейскую охрану, потому что Юсеф Эк… он, кажется, страшно злится на меня… Ну всё.

Пустой желудок заныл, когда Эрик проглотил кусок гамбургера. Волной накатила усталость. Эрик насадил пережаренную картошку на вилку и вспомнил, какое лицо было у Йоны, когда он прочитал письмо Юсефа Эвелин. Как схваченное морозом. Светло-серые глаза заледенели, взгляд стал еще острее.

Комиссар позвонил через четыре часа и сообщил, что они снова упустили Юсефа. Он был в подвале, но убежал. Ничто не указывало на то, что там держали Беньямина. Предварительный анализ ДНК показал, что Юсеф был в помещении один.

Эрик попытался вспомнить лицо Эвелин и ее точные слова, когда она внезапно поняла, что Юсеф вернулся домой. Эрик не верил, что Эвелин сознательно умолчала о потайной комнате. Девушка просто забыла о тайнике и вспомнила о нем, лишь сообразив, что Юсеф вернулся и скрывается в доме.

Юсеф Эк желает мне зла, подумал Эрик. Он ревнует ко мне сестру и ненавидит меня, он вбил себе в голову, что у Эвелин со мной сексуальная связь, и явился отомстить мне. Но он не знает, где я живу. В письме он требует, чтобы Эвелин привела его ко мне. «Ты покажешь мне, где он живет», — написал он.

— Он не знает, где я живу, — прошептал Эрик. — Если Юсеф не знает, где я живу, то не он проник в наш дом и похитил Беньямина.

Эрик откусил от гамбургера еще несколько раз, вытер руки салфеткой и снова попытался дозвониться Симоне. Надо сказать ей, что Беньямина забрал не Юсеф. На мгновение Эрик ощутил облегчение, которое тут же ушло, хотя он получил возможность начать думать заново, осмыслить все-все с самого начала. Эрик достал листок, написал «Аида», но передумал и смял бумагу. Симоне придется вспоминать дальше, сказал он себе, она должна была что-то видеть.

Комиссар уже допрашивал ее, но она больше ничего не помнила. Все тогда были слишком заняты Юсефом из-за того, что его бегство совпало с похищением Беньямина. Теперь это казалось почти странным. Ничего подобного и быть не могло, Эрик твердил об этом с самого начала. Первое вторжение произошло еще до бегства Юсефа. Он — серийный убийца, ему доставляет наслаждение убивать. Похищение не представляет для него интереса. Похитить он хочет только Эвелин, на ней он помешан, желание обладать Эвелин толкает его на преступления.

Зазвонил телефон. Эрик отложил гамбургер, снова вытер руки и, не глядя на дисплей, ответил:

— Эрик Мария Барк, слушаю.

В трубке что-то глухо трещало и гремело.

— Алло? — повторил Эрик громче.

Вдруг он услышал слабый голос:

— Папа?

Зашипело. Это фритюрную сетку опустили в горячее масло.

— Беньямин?

На плите перевернули жарившиеся гамбургеры. В телефоне снова загремело.

— Подожди, я не слышу.

Эрик протолкался мимо новоприбывших посетителей и вышел на парковку. Снег кружился вокруг желтых дорожных фонарей.

— Беньямин!

— Ты меня слышишь? — произнес Беньямин где-то совсем близко.

— Где ты? Скажи, где ты?

— Не знаю, папа, я ничего не понимаю. Я лежу в машине, а она все едет и едет…

— Кто тебя забрал?

— Я проснулся в машине, ничего не видел, я хочу пить…

— Ты не ранен?

— Папа, — заплакал он.

— Я здесь, Беньямин.

— Что случилось?

У Беньямина был голос маленького перепуганного мальчика.

— Я найду тебя, — сказал Эрик. — Ты знаешь, куда тебя везут?

— Я слышал голос, как через толстую ткань, когда проснулся. Что же там было? Что-то вроде… как будто дом…

— Скажи еще что-нибудь! Что за дом?

— Нет, не дом… какая-то развалюха, вороний замок.

— Где?

— Мы остановились, папа, машина остановилась, я слышу шаги, — в голосе Беньямина был ужас. — Больше не могу говорить.

Странный, глухой, как из-под земли, голос, что-то треснуло, внезапный крик Беньямина, резкий срывающийся голос, будто он смертельно напуган:

— Не трогайте меня, я не хочу, ну пожалуйста, честное слово, я…

Стало тихо, разговор прервался.

Сухие снежинки кружились над парковкой возле забегаловки. Эрик смотрел на телефон, но не решался никуда звонить, боясь пропустить новый звонок от Беньямина. Он ждал возле машины, надеясь, что Беньямин позвонит еще раз. Попытался припомнить разговор в подробностях, но все время терял нить. Испуганный голос сына все еще звучал в ушах. Надо рассказать о звонке Симоне.

Полоса красных габаритных огней разделялась, как змеиный язык, направо, к университету и автомагистрали Е-18, и налево, к Каролинской больнице и магистрали Е-4. Тысячи автомобилей в медленно ползущей пробке. Эрик вспомнил, что оставил перчатки и шапку рядом с гамбургером в забегаловке, но ему было все равно.

Сел в машину. Руки тряслись так, что невозможно было вставить ключ в зажигание, пришлось держать его обеими руками. Проезжая часть блестела, серая и грязная от мокрого снега, когда он сдал задом в темноту и свернул с Вальхаллавеген налево.

Эрик оставил машину на Дёбельнсгатан, почти бегом спустился к Лунтмакаргатан и ощутил странное отчуждение, входя в подъезд и поднимаясь по лестнице. Позвонил в дверь, подождал, услышал шаги, тихое звяканье — это отвели в сторону металлическую крышечку глазка. Услышал, как щелкнул замок. Через мгновение Эрик открыл дверь и вошел в темную прихожую. Симоне стояла в коридоре, скрестив руки на груди. На ней были джинсы и голубой вязаный свитер, лицо недовольное и решительное.

— Не отвечаешь на звонки, — сказал Эрик.

— Я увидела, что это ты звонишь, — вполголоса ответила она. — Что-нибудь важное?

— Да.

Лицо Симоне исказилось от страха и тревоги, которые она пыталась скрыть. Она смотрела на мужа, прижав руку к губам.

— Беньямин позвонил мне полчаса назад.

— О боже…

Симоне подошла.

— Где он? — громко спросила она.

— Не знаю. Он сам не знал, он ничего не знает…

— А что он сказал?

— Что лежит в машине.

— Он ранен?

— Вряд ли.

— Но что…