— Лисбет Карлен. Я сотрудник отдела соцобеспечения, буду оказывать Юсефу поддержку во время допроса.

— Прекрасно, — сказал Йона и пожал ей руку.

Лисбет посмотрела на комиссара взглядом, который он почему-то истолковал как проявление симпатии.

— Вы будете проводить допрос? — с интересом спросила она.

— Да. Простите, меня зовут Йона Линна, я из Государственной уголовной полиции, мы говорили по телефону.

В комнате через равные промежутки времени булькал дренаж Бюлау, насос, от которого трубка тянулась к пробитому легкому Юсефа. Дренаж обеспечивал давление, которое не могло поддерживаться естественным путем, — только так легкие мальчика могли функционировать во время лечения.

Лисбет Карлен тихим голосом передала слова врача: Юсеф должен лежать совершенно спокойно из-за риска нового кровоизлияния в печень.

— Я не собираюсь рисковать его здоровьем, — успокоил ее Йона и поставил магнитофон на столик рядом с койкой.

Комиссар вопросительно взглянул на Лисбет; та кивнула. Он включил запись, описал условия, в которых проходит допрос, сообщил, что допрос Юсефа Эка проводится для выяснения некоторых моментов, что сегодня пятница, 11 декабря, восемь пятнадцать утра. Потом перечислил, кто находится в палате.

— Здравствуй, — сказал Йона.

Юсеф тяжело посмотрел на него.

— Меня зовут Йона… я комиссар уголовной полиции.

Юсеф закрыл глаза.

— Как самочувствие?

Лисбет выглянула в окошко.

— Аппарат все время булькает. Нормально спишь? — спросил Йона.

Юсеф молча кивнул.

— Ты знаешь, почему я здесь?

Юсеф открыл глаза и медленно покачал головой. Йона ждал, изучая его лицо.

— Произошла авария, — сказал Юсеф. — Вся моя семья попала в аварию.

— Никто не рассказывал тебе, что случилось? — спросил комиссар.

— Ну, кое-что, — слабым голосом ответил мальчик.

— Он не захотел встречаться с психологами и кураторами, — вмешалась Карлен.

Йона подумал, насколько другим был голос Юсефа во время гипноза. Сейчас он казался неожиданно нежным, еле слышным, удивленным.

— Полагаю, ты знаешь, что произошло.

— Не нужно его спрашивать, — быстро сказала Карлен.

— Тебе пятнадцать лет, — продолжал Йона.

— Да.

— Что ты делал в день рождения?

— Не помню.

— Тебе подарили подарки?

— Я смотрел телевизор.

— Ездил к Эвелин? — равнодушно спросил комиссар.

— Да.

— К ней в квартиру?

— Да.

— Она была там?

— Да.

Молчание.

— Нет, ее там не было, — неуверенно сказал Юсеф.

— А где она была?

— В доме в лесу.

— Хороший дом?

— Не… Но там неплохо.

— Она обрадовалась?

— Кто?

— Эвелин.

Молчание.

— У тебя с собой что-нибудь было?

— Торт.

— Торт? Вкусный?

Кивок.

— Эвелин понравился? — продолжал Йона.

— Ей надо привозить самое лучшее.

— Она тебе что-нибудь подарила?

— Нет.

— Но, может, она тебя поздравила…

— Она не хотела дарить мне подарки, — обиженно сказал мальчик.

— Так и сказала?

— Да, так и сказала, — быстро ответил он.

— Почему?

Молчание.

— Она на тебя сердилась? — спросил Йона.

Мальчик кивнул.

— Она хотела, чтобы ты сделал что-нибудь, чего тебе не хотелось? — спокойно продолжал комиссар.

— Нет, она…

Юсеф что-то прошептал.

— Не слышу, Юсеф.

Мальчик продолжал шептать. Йона пододвинулся и нагнулся, пытаясь что-нибудь расслышать.

— Пошел в жопу! — заорал Юсеф прямо ему в ухо.

Комиссар отшатнулся, обошел койку, потирая ухо и пытаясь улыбнуться. Юсеф, с серым лицом, прошипел:

— Я дознаюсь, что это за чертов гипнотизер такой, я ему глотку порву, найду его и его…

Лисбет Карлен подбежала к кровати и попыталась остановить запись.

— Юсеф! Ты имеешь право ничего не говорить…

— Не лезьте, — оборвал ее комиссар.

Она взволнованно посмотрела на него и дрожащим голосом сказала:

— Перед допросом вам следовало сказать ему…

— Вы ошибаетесь. Нет закона, который регулирует проведение допроса. — Йона повысил голос. — У него есть право хранить молчание, это так. Но закон не требует, чтобы я информировал его об этом праве.

— Простите.

— Все нормально, — буркнул Йона и повернулся к Юсефу. — Почему ты так злишься на гипнотизера?

— Я не обязан отвечать на ваши вопросы, — огрызнулся тот и шевельнул рукой, пытаясь указать на Лисбет.

Эрик сбежал вниз по лестнице и выскочил из подъезда. Он снова оказался на Свеавеген. Почувствовал, как по спине стекает холодный пот. От злости болела голова. Он не понимал, как мог так по-идиотски вести себя и оттолкнуть Симоне из-за того, что обиделся. Эрик побрел по направлению к Оденплан, сел на скамейку возле библиотеки. Холодно. Рядом под ворохом тонких одеял спал какой-то человек.

Эрик поднялся и пошел назад, к дому. Купил в пекарне хлеба и латте маккьято для Симоне. Поспешно, широкими шагами взбежал по лестнице. Дверь была заперта. Эрик достал ключи, отпер дверь и сразу понял, что в квартире никого нет. Эрик подумал, что должен доказать Симоне: она может положиться на него. Сколько же времени понадобится, чтобы снова убедить ее в этом. Он стоял у кухонного стола и пил кофе, чувствуя себя больным. Надо найти таблетку лосека.

На часах около девяти. До начала дежурства в больнице еще несколько часов. Эрик взял книжку и лег в кровать. Но вместо того, чтобы читать, Эрик задумался о Юсефе Эке. Смог ли комиссар разговорить его?

Квартира стояла тихая, покинутая.

От лекарства по желудку распространялся мягкий покой.

Ничто из сказанного под гипнозом нельзя использовать в качестве доказательства, но Эрик знал, что Юсеф говорил правду. Это он перерезал семью, хотя мотивы все еще были неясны, как и то, каким образом сестра командовала им.

Эрик закрыл глаза и попробовал представить себе дом и семью Эков. Эвелин, должно быть, еще раньше почувствовала, что брат опасен, подумал он. Она годами училась жить рядом с человеком, не способным контролировать себя. Всегда настаивая на своем, с риском спровоцировать приступ ярости. Юсеф, должно быть, был драчливым мальчиком; его ругали, но он все равно дрался. Ее, старшую сестру, никто особенно не защищал. Семья день за днем старалась что-то сделать с яростью Юсефа, пыталась жить, не понимая всей опасности. Наверное, родители объясняли агрессию Юсефа тем, что он мальчик. Возможно, они чувствовали себя виноватыми в том, что позволяли ему играть в жестокие видеоигры, разрешали смотреть ужастики.

Эвелин при первой возможности покинула дом, нашла себе работу и жилище. Но что-то заставило ее почувствовать: все становится еще серьезнее. Неожиданно она так испугалась, что скрылась в теткином доме и держала наготове ружье, чтобы защищаться.

Юсеф угрожал ей?

Эрик попытался представить себе, как Эвелин дрожит по ночам, сидя в деревянном домике, в темноте, а рядом с кроватью лежит дробовик.

Он вспомнил свой телефонный разговор с комиссаром после допроса Эвелин. Что случилось, когда Юсеф явился к ней с тортом? Что он сказал ей? Что она почувствовала? Испугалась и схватилась за ружье? Или после этого посещения стала жить в страхе, что брат убьет ее?

Эрик думал об Эвелин. Вспоминал, как она стояла перед домиком. Молодая женщина в серебристом стеганом жилете, сером вязаном свитере, вытертых джинсах и кроссовках. Она медленно шла между деревьями, покачивался хвост на макушке. Детское беззащитное лицо. В безвольной руке дробовик. Дуло волочится по земле, слегка шевелит кустики черники и мох. Солнце светит между стволами сосен.

Внезапно Эрик понял, в чем дело: если Эвелин была напугана, если она взяла с собой ружье, чтобы защищаться от Юсефа, то носить его она должна была по-другому, а не опускать, приближаясь к домику.

Эрик вспомнил, что у нее были испачканы коленки — темные сырые пятна от земли на джинсах.