– Я вовсе не жажду истекать кровью еще раз, – улыбнулась Айра, хотя тревога ни на мгновение не оставляла ее и теперь зудела у нее в висках. – Вот только не кажется мне твое сравнение точным. Насчет ткани. Да, прореху в ткани можно зашить. Но если не уберечь ее от огня, то и зашивать будет нечего!

– Сокровище мое. – Лек наклонился к самому ее уху. – Если случится такой огонь – не останется ничего!

– Что с тобой? – спросила у нее Зия, когда следующим вечером во дворе крепости Айра пропустила выпад и, потирая ушибленное запястье, прекратила схватку.

Хеннка отбросила палку, заменяющую в ежевечерних забавах меч, и поймала Айру за плечи.

– Рассказывай!

Айра окинула взглядом заснеженные камни, прикусила застывшую на морозе губу и молча опустилась на застеленные соломой вязанки хвороста. За прошедший месяц крепость стала почти родным домом для лучшей сотни Лека. И день и ночь три-четыре десятка воинов несли дозор на стенах, остальные занимались с лошадьми, с оружием, ожидали очереди заступать на посты либо разъездами отправлялись в соседние деревни, чтобы пополнить запасы на зиму. Дучь в окрестностях вырезать не успели, а теперь, с учетом того что хенны все больше прирастали к захваченным башням, крепостям и имениям, не собирались вырезать вовсе. Или отложили эту неприятную неизбежность на будущее. Лек распорядился обложить крестьян половинной данью, и, судя по недовольным лицам хеннов, их не вполне устраивала роль сборщиков дани, а не захватчиков богатства. К счастью, Зеес держал сотню в руках крепко, и после нескольких наказаний воинов плетьми жалобщики-дучь, оскорбленные не в меру ретивыми сборщиками дани, у ворот появляться перестали. Впрочем, та же Зия презрительно заметила, что, когда война продолжится, тот же Зеес будет смотреть на увеселения степняков не сквозь пальцы, а даже с интересом. А пока хеннам оставалось с интересом посматривать на упражняющихся во дворе воительниц из свиты молодого тана. Правда, палками стучали на морозном воздухе в основном только Зия и Айра. Чая, Ноя, Айдара и Зерта предпочитали отсыпаться впрок, но и эти схватки никого равнодушным не оставляли, тем более что достаточно быстро Зия поняла: стоит не только поднатаскать Айру, но и самой кое-чему поучиться. О чем говорить, если сам Зеес не один раз с раздраженным кряхтеньем отодвигал плечом хеннку и пытался перестучаться, как он говорил, с Айрой. Нет, она вовсе не могла похвастаться виртуозным владением клинком, но кое-чему Яриг обучить ее все-таки успел. Хотя до того умения, которое демонстрировала ей же Кессаа в первую зимовку под желтым утесом, Айре было еще ой как далеко.

– Рассказывай, – настойчиво повторила Зия. – Он тебя обидел?

– Кто? – не поняла Айра.

– Как это «кто»? – усмехнулась Зия. – Лек, конечно. Или ты стонешь на всю крепость, когда он возвращается из Дуисса, по какой-то другой причине?

– Разве он может обидеть? – смутилась Айра.

– Да, это вряд ли, – присела рядом Зия. – Убить может, забыть может. А обидеть… Он как снег – чего на него обижаться? Правда, Лек не тает. И это, кстати, вовсе не плохо.

– Он не холодный, – надула губы Айра.

– Конечно-конечно, – закивала Зия. – Только не нужно мне ничего доказывать, тем более с пылом и страстью юного одурения. Считай, что у меня есть некоторые основания с тобой согласиться. О себе скажи. Что стряслось? Сама не своя с неделю уже ходишь!

«Сама не своя?» – повторила про себя слова Зии Айра. А ведь и правда! Не своя. Сначала сама себе кивала на слишком долгое отсутствие Лека, потом на его кажущуюся невнимательность, и только теперь, кажется, пришла пора признаться: что-то происходит с нею самой. Тянет что-то изнутри, или даже нет – снаружи тянет, откуда-то с севера или северо-востока, со стороны Скира, но не ощутимо, а так – словно петелька появилась внутри у нее самой, и зацепился за эту петельку острый крюк, и тащит ее на себя невидимый и далекий ловец.

– Ну-ка?

Зия вгляделась ей в глаза, бесцеремонно запустила руки в вырез теплого кожуха, нащупала грудь, заставив вздрогнуть:

– Давно росы не мучили?

– Росы? – не поняла Айра.

– Когда он взял тебя? – усмехнулась хеннка.

– Взял? – сморщила нос Айра. – Так уж и взял. Ну месяц уж почти прошел.

– Месяц, – сама себе кивнула Зия. – Грудь набухла уж недели две или полторы как. Ну что тебе сказать, девка… Наши шаманы месяц важным сроком числят. Считается, что Степной Дух ударяет женщину в этот срок между грудей, чтобы сердце запустить.

– Зачем столько внимания? – нахмурилась Айра. – Или хеннкам каждый месяц сердце перезапускать приходится?

– Дура и есть, – с сожалением вздохнула Зия. – Разве о твоем сердце речь? Человечек внутри тебя ожил. Его сердце застучало. А уж откуда он взялся там, сама додумывай. А не веришь – так сама к себе прислушайся. Только я сразу тебе скажу, что дальше будет: на этой неделе тебя тошнить начнет. Половина блюд покажется невкусной, а некоторые, наоборот, сами в рот проситься станут. Еще через неделю и на ощупь живот свой почувствуешь, а через две хорошая бабка-повитуха скажет, кого ждать: парня или девку.

– Не поняла, – напряженно сдвинула брови Айра.

– А чего тут понимать-то, – усмехнулась Зия. – Закончились наши забавы. Теперь ты словно сосуд с золотой влагой – нести тебе ее не расплескать. По всему выходит, что быть тебе в конце лета матерью маленького тана.

– Ты что хоть говоришь-то? – закашлялась Айра.

– А ты как думала? – удивилась Зия. – Хеннские таны так просто семенем не разбрасываются. Через семя к каждому тану подобрать ключ можно. Так что можешь считать себя танкой, со всеми соответствующими радостями.

– Это с какими же радостями? – напряженно прошептала Айра.

– Увидишь, – шепнула ей Зия. – И скоро.

Прошло еще два месяца. Зима, все-таки более мягкая, чем в Скире, и в Радуче проявила характер. И пусть месяц снежень не побаловал снегом, привалив окрестные поля всего лишь на локоть, то морозень отличился и морозцем, и метелями. Камины в обеих башнях день и ночь гудели низким пламенем, пожирая и хворост, и вырубленные окрест деревья, и даже слежавшуюся солому, а Зеес по приказу Лека раздобыл где-то причудливую кованую жаровню, и в зале, где обитала Айра, тепло не было случайным гостем. Зия со всей женской частью свиты Лека тоже перебралась в тепло и теперь оставляла Айру в уединении не чаще раза в неделю: когда в крепости появлялся Лек.

Молодой тан воспринял весть о будущем отцовстве спокойно, никак не изменив отношения к Айре. Разве только перестал позволять себе наиболее бурные проявления страсти, когда оставался с Айрой наедине, да все чаще припадал ухом к ее животу, словно мог услышать там что-то, недоступное даже ей. Айра же тосковала, дожидаясь редких и коротких встреч, подолгу рассматривала себя в зеркале, пытаясь найти признаки подурнения, и страдала от тошноты и головной боли. Она так и не решилась заговорить с Леком о собственном будущем и будущем ее ребенка, хотя ей все чаще приходила в голову мысль о том, что неплохо было бы остаться в этой крепости навсегда. Чуть поднять стены, подновить башни да ослабить давление на озлобленных, а еще больше перепуганных дучь, чтобы без боязни выпускать ребенка побегать по окрестным лугам, и жить вместе с Леком долго и счастливо – пусть даже он будет появляться все так же не чаще раза в неделю.

В первый день весны, которая ничем не спешила проявить себя – разве только проглянувшим сквозь рыхлые тучи Аилле, – Лек появился в крепости не один. Следом за ним, прихрамывая, тащился грузный и седой хенн в ярких одеждах. Старик фыркнул недовольно в сторону Зерты, с которой Айра постепенно сдружилась больше, чем с остальными, дождался, когда та упорхнет за тяжелую дверь, и пробурчал по-хеннски:

– Сколько хеннской крови останется в ребенке, если эта красотка родит тебе сына?

– Не спеши, Томарг, – ухмыльнулся Лек. – Разве я наследник Каеса? Разве на моих плечах знаки старшего сына? Делай свое дело.