После этого представления, на которое собрались чуть ли не все сотники и десятники тысячи, Дамп ничего особенного не ждал от юнца. Ну и что, что плечи широки: кому, как не старому воину, знать, что побеждает не крупный, а быстрый, не твердый, а гибкий, не тяжелый, а легкий. Тем более и оружие у юнца было странным – дешевый меч с паленой рукоятью за спиной, то ли нож-тесак, то ли меч-лепесток на поясе и странная крашеная палка в руке. Но после того как сначала трое, потом пятеро, а за ними уж и семеро десятников не смогли ни разу достать жердями юнца, Дамп даже поднялся со скамьи и подошел ближе. Парень со странным именем Марик защищался только с помощью палки. Отбивал жерди, цеплял нападавших за ноги, постукивал их по пальцам, заставляя ронять деревянное оружие, но никого не калечил, словно владел не только своим телом и оружием, но и телами и оружием противников! К тому же вскоре лица его соперников начал заливать пот, а Марик продолжал посмеиваться и щурить голубые глаза. Когда же десятники Дампа в недоумении, потирая отбитые пальцы, отошли в сторону, Дамп махнул рукой в сторону нескольких подошедших ветеранов, с которыми когда-то ходил и на баль, и приказал обнажить мечи. Их оказалось восемь против одного юнца. И каждый из воинов явно стоил восьмерых подобных юнцов.

Восемь клинков взмыли в воздух и медленно закружились вокруг прикусившего губу парня. «Марик», – с интересом повторил его имя Дамп, когда юнец вдруг вытащил странный короткий меч и насадил его на свою палку. И вот с этой получившейся то ли секирой, то ли глевией, подобной которой Дамп никогда не видел, он сделал всего лишь несколько движений, переступил с ноги на ногу, плавно обозначил горизонт, как ветераны дружно остановились. Схватка потеряла смысл.

– Эй! – прохрипел в наступившей тишине Дамп. – Поставить на довольствие!

Две недели Хайта присматривалась к Айре. Пристальных взглядов не бросала, ни о чем не заговаривала, а только словно к дыханию прислушивалась да прикоснуться норовила тонкими сухими пальцами. То руки касалась, то ловила, пока повозка тряслась по лесным дорогам, край рукава и теребила его в пальцах. Разговоры начались после храма Сето, к которому Хайта повозку не правила, но остановилась напротив. Деревенька у храма была выжжена дотла, а уже знакомые Айре холодные стены здания теперь и вовсе казались безжизненными. Вдобавок со всех сторон храм окружала двойная полоса плетня. На взгорке за храмом стояли латаные-перелатаные шатры и мелькали крохотные фигурки воинов.

– Рисское воинство, – проскрипела Хайта. – Не свое: свое-то, если оно у них и есть, маги Суррары в собственном королевстве, или как оно там у них называется, держат. Боятся хеннов. И правильно боятся. Рано или поздно сдерут степные воины золото с их храмов. А это так – недобитки радучские, кринские, етисские и прочие. А вокруг храма – течень. Слышала о такой мерзости? Словно трясина! Хоть на твердом месте, хоть на болоте, но засасывает так, что и пикнуть не успеешь, только тряпье остается, и то не всегда!

– Почему же хенны терпят… недобитков? – спросила Айра, вспомнив о том лагере риссов, что обнаружила в лесу.

– Так замирились мы с риссами! – усмехнулась Хайта. – На время замирились. А недобитки эти все-таки не такие уж плохие воины. Изрядно полегло хеннов на их землях. На борские стены они, конечно, не пойдут, но вот на проклятый город, на Суйку, о которой много говорят у нас, почему нет?

– Числом будут город умерших брать? – Айра хлебнула душистой похлебки, которую Хайта ловко приготовила из каких-то невзрачных корешков. – Но почему тогда эти воины, чьи семьи вырезаны хеннами, чьи дома сожжены хеннами, почему они живут в этих шатрах, словно им нет до хеннов никакого дела? Разве могло быть подобное в степи?

– В степи? – Хайта облизала ложку и сунула ее в потертую сумку. – Неплохие рабы получаются и из хеннов. Знаешь, почему степные собаки хеннов самые злые? Знаешь, почему они не боятся боли? Едва у щенка открываются глаза, ему отрубают уши и хвост. Если зарычит – бросают в стаю, а запищит – голову рубят. И бьют до того возраста, когда он станет настоящим псом. Много поколений. Выживают только те, которые рычат. Постепенно так и вывелся хеннский степной пес, который не боится ни одного зверя, а вдвоем-втроем может взять даже серого медведя. Но если бы хенны оставляли всех щенков – вместо гордого и злого зверя у каждого шатра бегала бы кудлатая мусорная собачка. Так и с людьми. Куда правишь – туда и пойдут. Главное, чтобы цепь была крепкой. А у риссов, говорят, цепи прочнее стали!

– Куда мы едем? – спросила Айра.

– Но ты ведь знаешь, чем крючница занимается? – прищурилась Хайта и оглянулась: в ста шагах расставляли бивак догнавшие их торговки, с ними о чем-то перекрикивался десяток хеннов, спрыгивающих с лошадей.

– Знаю, – твердо сказала Айра. – Отправляет в дом мертвых тех, кто задержался на его пороге.

– Да, – кивнула Хайта и потащила за ременную петлю, торчащую у нее из-за пазухи. – Вот этим.

В руке у нее оказался молоток-чекан с длинной, в локоть, рукоятью. Заостренная часть его поблескивала в лучах Аилле.

– И это все? – спросила Айра.

– Нет, – пожала плечами Хайта. – Грязь мы разгребаем. Раньше собирали мертвечину в полях, теперь точно так же собираем, правда, ее порубить сначала приходится. По нынешним мертвецам молотка недостаточно, их и остановить надо, чтобы не бродили среди живых. Так что работа крючницы еще и тяжела. Топор-то в повозке лежит – примеряй его к руке, примеряй. Или мечом помашешь? Тот, что короче, пойдет. Коли не топор, может, и не взяла бы я тебя – признаюсь, многие крючницы помощницами обзавелись, да только мне все ни одна дура не попадалась…

– Всегда раненых следует добивать? – спросила Айра.

– Нет, – зевнула Хайта. – Если крючница видит, что воин еще крепко держится за жизнь, она должна призвать лекаря. Конечно, если этот воин – хенн. Прочих надо добивать и, в отличие от хеннов, их можно обыскивать. Только не считай это грабежом: это работа. Ежедневно сотник забирает все, оставляет не больше сотой части.

– И многих ты отправила туда? – нервно дернула головой Айра.

– Многих, – кивнула Хайта. – Правда, уж с месяц молотком не махала. Вот ходили с тысячью великого тана в бальские леса. Но там работы у меня не было. Ушли баль. Никого не осталось. Так, несколько деревень, но их кто-то выжег до нас. Выжег и порубил жителей. Почти по-хеннски, но не хеннов работа. Может быть, риссы? Я слышала, что великий тан обещал главному магу Суррары отдать всю Репту и еще кое-что.

– За что же такая щедрость? – усмехнулась Айра, и тут Хайта наконец спросила ее прямо:

– Кто ты?

– Я же назвала тебе имя, – нахмурилась Айра.

– Что мне имя? – поджала губы Хайта. – Я имею право взять помощницу, тем более что там, куда мы идем, работы будет много. Да и тяжело мне одной. Но должна же я что-то сказать сотнику? Ты спрятала свои мечи в моей повозке, но и без мечей похожа на воина. Да и не бродят беглые жены по Оветте с мечами. Чего ты ищешь на окровавленной земле? Не лучше ли было бы тебе спрятаться в глубокую нору и переждать? Или думаешь, что под черным колпаком муж твой тебя не скоро найдет? Или посчитаться с ним хочешь за намерение убить тебя? Так вот, хенн вправе сделать с женой все, чего он хочет!

– А ты бы согласилась на такую участь? – спросила Айра.

– Я? – Хайта отвернулась, но желваки у нее на скулах напряглись и зубы скрипнули. – Не знаю. Теперь мне кажется, что сама убила бы его, а когда он вышвыривал меня из шатра за бесплодность, в ногах валялась, пощады просила. Так ведь и другая жена не родила ему ни сына, ни дочери.

– Отчего же не нашла себе другого шатра? – сдвинула брови Айра.

– Вот мой шатер! – махнула рукой в сторону повозки Хайта. – Забудь, девка, о мести! Месть слаще меда, но травит нутро, как яд. Так что? Готова рубить мертвецов на части? Плечи вроде у тебя широки. Умеешь сухожилия подрезать?